piiy ПОЛЛ

Но вместе с тем курс отступает от направления предшествующих исследований, как свидетельствуют об этом рекомендации Мишеля Фуко обратить внимание на эти сдвиги и «отметить то, что рассмотрено теперь под иным углом и в более ясном свете».2 Речь идет о «душевной болезни» в отличие от «ментальной медицины», которая изучалась в первых книгах Фу-

1 Foucault M.Histoire de la folie в l'вge classique. 2 йd. Paris: Galli-mard, 1972. P. 541.

2 Foucault M.Dits et Йcrits. 1954—1988/ Йd. par D. Defert & F. Ewald, collab. J. Lagrange. Paris: Gallimard, 1994. 4 vol. [далее: DE]. IV. N 338. P. 545 («Использование удовольствий и техники себя» [ноябрь 1983]).

413

ко:3 так, в предисловии к первому изданию «Истории безумия» автор представляет свой труд как «историю не психиатрии, но самого безумия, в его собственной жизнеспособности, прежде его поимки знанием».4 И хотя лекционный курс продолжает анализ, прерванный было в «Истории безумия», он продолжает его в иной перспективе, на новой территории и с помощью нового понятийного инструментария. В связи с этим возникает вопрос: что обусловило возможность и необходимость этих сдвигов? Чтобы ответить на него, нужно выяснить, как возник этот курс — не только в том, что касается концептуальной динамики, заставившей Фуко уделить важнейшее и стратегическое место власти и ее диспозитивам, но и в контексте поля проблем, с которыми психиатрия столкнулась в 1960-е годы и которые вывели на передний план вопрос о ее власти.

1. Задача курса

В первой лекции предполагалось избрать в качестве исходной точки современную ситуацию в психиатрии с точки зрения вклада, внесенного антипсихиатрией в пересмотр вопросов, связанных с «властными отношениями, [которые] определяли функционирование больничной институции и [[..] диктовали формы медицинского вмешательства»,5 и провести в свете настоящего ретроспективный анализ исторического формирования этого диспозитива власти. Такой подход к созданию истории психиатрии не является традиционным.6 В отличие от попыток восстановить эволюцию понятий или доктрин анализировать работу институтов в которых осуществляет свое

3 Foucault М.[1] Maladie mentale et Personnalitй. Paris, Presses uni-versitaires de France, 1954; [2] Maladie mentale et Psychologic Version modifiйe. Pans: Presses universitaires de France, 1962.

4 Foucault M.[1] Folie et Dйraison. Histoire de la folie а Page classique. Paris: Plon, 1961. P. VII (Введение); [2] DE. I. N 4. P. 164.

5 Foucault M.DE. II. N 143. P. 685. См. также выше: с. 408.

6 По отношению к исследованиям по истории психиатрии, как предшествующим курсу «Психиатрическая власть», так и последующим. Ср., в частности: Ackernecht E. H.A Short History of Psychiatry. New York: Hafner, 1968.

действие психиатрия, избранный Фуко метод построения истории психиатрического диспозитива стремится выявить ее силовые или, наоборот, критические линии, возможные точки сопротивления или наступления. Так, в отличие от ранних работ автора, речь более не идет о суде над психиатрией, обвиняемой в сокрытии за своими нозологическими абстракциями и каузалистским образом мысли подлинных условий ментальной патологии.7 Фуко уже не стремится, как в «Истории безумия», понять, почему на определенном этапе истории наших отношений с безумцами их стали помещать в особые учреждения, предназначенные для ухода за ними. Теперь он берется поставить историю на службу выявления тайной преемственности, объединяющей наши нынешние депозитивы с феноменами прошлого, связанными с той или иной системой власти, с целью уточнить цели борьбы: «В области психиатрии, — утверждал Фуко в мае 1973 года, — важно, как мне кажется, выяснить, каким образом психиатрическое знание и психиатрический институт установились в начале XIX века, [...] если сейчас мы хотим бороться со всеми инстанциями нормализации».8 С этим и связана новизна проблематики курса. Ведь прежде, даже если подчас и рождалось подозрение, что свет медицинской истины оставался погружен в тень силовых отношений, выражавшихся в виде авторитета и господства,9 оно не приводило к анали-

7 Тогда как, например, в предисловии к переводу книги Л. Бинсван-гера «Сновидение и существование» (BinswangerL.Le Rкve et l'Exis-tence/ Trad. J. Verdeaux. Paris: Desclйe de Brouwer, 1954. P. 104) Фуко говорил о склонности психиатров «рассматривать болезнь как „объективный процесс", а больного — как инертную вещь, в которой этот процесс разворачивается». См. также: Foucault M.DE. I. P. 109.

8 Foucault M.DE. И. N139. P. 644 («Истина и юридические формы» [июнь 1974]). Ср. также интервью М. Фуко, записанное 8 октября 1976 г. на Радио-Франс под названием «Наказывать или лечить»: «Я считаю этот исторический анализ политически важным, поскольку необходимо четко определить то, с чем борешься».

9 Foucault M.Histoire de la folie. P. 606: «Медицинскому персонажу удается очертить безумие не потому, что он его знает, но потому, что он властен над ним; и то, что для позитивизма выразится в понятии объективности, есть лишь другая сторона, отражение этого господства».

414

415

зу тщательно разработанной и расчетливо иерархизированной власти, основополагающей для лечебницы. По поводу власти Фуко позднее признавался: «Я вполне сознаю, что практически не употреблял этого слова и не имел перед собой связанного с ним аналитического поля».10

Проблема психиатрической власти вышла на авансцену, несомненно, благодаря стечению двух обстоятельств: концептуальной динамики исследований самого Фуко и общей ситуации шестидесятых годов.

Осуществленный Фуко сдвиг выразился уже в том, что он переместил основной акцент на институциональное «насилие» и формы «господства», свойственные тому, что в курсе лекций в Коллеж де Франс за 1971/72 учебный год «Уголовные теории и институты» назвал «фундаментальными формами „знания-власти"»." Конечно, эта перестановка была связана с интересом к судебно-медицинским экспертизам — предмету проводившегося Фуко семинара, — которые привели его к необходимости понять, как и почему столь сомнительный при всех своих научных притязаниях дискурс повлек за собой столь впечатляющие властные эффекты в уголовной практике. Интерес этот особенно обостряли судебные процессы, имевшие широкий резонанс: дела Денизы Лаббе и Жака Альгаррона (1955), Жоржа Рапена (1960) упомянутые 8 января 1975 года в курсе «Ненормаль-ные» ^п И внимание к проблемам тюрем также убеждало Фуко в том что именно «в терминах технологии тактики и страте гии» следует рассматривать проблему власти.13 Но вместе с тем нужно было чтобы в силу конъюнктуры вопрос о психиатрии уже не ставился в терминах теоретического обоснования, как

10 Foucautt M.DE. III. N 192. Р. 146 (интервью А. Фонтана и П. Пас-кино [июнь 1976]).

11 Foucautt M.DE. П. N 115. P. 390 («Уголовные теории и институты» [1972]).

12 Foucautt M.Les Anormaux. Cours au Collиge de France, 1974— 1975 / Йd. s. dir. F. Ewald & A. Fontana, par V. Marchetti & A. Salom-oni. Paris: Gallimard/ Seuil, 1999. P. 16—20, 35, 143—144 (рус. пер.: Фуко M.Ненормальные. СПб.: Наука, 2004. С. 21—24 38—39 41—42 190—191).

13 Foucautt M.DE. III. N 197. P. 229 («Властные отношения проникают в тело» [январь 1977]).

это было еще в 1950-е годы, когда, напоминает Фуко, «одной из центральных была проблема политического статуса науки и идеологических функций, проводником которых она может быть»,14 но «просто-напросто выявлял этот фундаментальный устой — власть. Кто обладает властью? На кого она действует? Чего она добивается? Как она функционирует? Чему она служит? Каково ее место среди других властей?».15

Разумеется, первый ответ на послевоенный кризис психиатрии был, как минимум, столь же политическим, сколь и медицинским. Об этом свидетельствует «антиалиенистское» движение, начатое психиатром-коммунистом Люсьеном Боннафе, которое поставило себе целью «отвлечься наконец от комплекса „отчужденный/отчуждающий", сформированного благодаря помощи науки об „умопомешательстве" [...] по схеме, соответствующей принципам и обычаям социального строя, исключающего то, что ему мешает».16