Командира полка вместе с шофёром и ординарцем на машине проводили за кольцо охранения. С облегчённым сердцем они поехали к себе в полк… Благодарение Богу! Чудо-спасение… Ехали молча, не проронив ни слова в вечерней сумеречной полутьме. Молча поглядывали друг на друга, понимая мысли без слов, не веря счастливому исходу… А может быть, здесь кроется какой-нибудь подвох? Нет! Они определённо боятся столкновений. Война кончена. Каждому хочется остаться живым. Так же как и мне самому. Нет, подвоха быть не может! Быстрее в полк! Нервы не выдерживают. Чем меньше сознания опасности, тем больше теряется самообладание…

Поднявшись по тревоге, второй полк двинулся к городу Шлюссельбургу, который был занят американскими войсками. Американцы отказали дивизии в переходе на свою территорию и выставили танковые заслоны. Советские войска на утро должны были занять этот район. Наступавшая ночь давала возможность выиграть время только до утра. Советские части ночевали в 3–5 километрах от линии американских войск, возле которой, на окраине Шлюссельбурга, в сомкнутых колоннах беспомощно стояли полки Первой дивизии.

Генерал Буняченко и штаб дивизии находились здесь же. Связь с генералом Власовым была потеряна. Предполагали, что он уже с американцами и это поддерживало дух. Попытки генерала Буняченко связаться с американским командованием, по-прежнему оставались безрезультатными. На настойчивые просьбы пропустить генерала Буняченко, через танковый заслон, для переговоров в американский штаб, ему сообщили, что переговоры назначены в 10 часов утра следующего дня. По-видимому, и для американцев надо было иметь время, чтобы получить указания свыше как поступить с власовской дивизией. Было совершенно ясно, что американское командование не понимало и не хотело понимать того, что с наступлением рассвета советские войска подойдут к границе американской зоны, и Первая дивизия очутится в их руках…

Наступила ночь. Надежда на пропуск дивизии была сомнительной. Переговоры назначенные на утро могут стать уже не нужными, да и, по всей видимости, вообще они не предвещали ничего хорошего. Сомнения перерастали в отчаяние, растерянность, страх. Необходимо было немедленно, что-то предпринять, чтобы спасти людей. Но, что можно было сделать?…

Около 23 часов к генералу Буняченко приехали два советских офицера — майор и лейтенант. По внешнему виду и по манере держать себя, оба они были типичными политработниками, если не чекистами особых отделов НКВД. Представляясь генералу Буняченко, они особенно подчеркнули, что является строевыми офицерами. Это получилось так неестественно, что только подтверждало обратное. Буняченко принимал их в своем автомобиле т. к. не имел другого, более подходящего места. В это время подъехал командир второго полка. Увидев его, генерал Буняченко вышел из автомобиля и командир полка рассказал ему, как он попал к полковнику Мищенко и всё, что произошло с ним. Генерал Буняченко уже знал об этом, от приехавших советских офицеров, которых полковник Мищенко прислал узнать — куда же девался парламентёр? Из разговоров между Буняченко и советскими офицерами было видно, что советскому командованию не было известно о том, что дивизия разоружена и в каком безвыходном положении она находится. Они были в полной уверенности, что дивизия имеет возможность уйти на американскую территорию.

Советские офицеры, от имени своего командования, заявляли о полной гарантии сохранения жизни всему личному составу Первой дивизии.

Они утверждали, что советским правительством объявлена амнистия всем участникам Освободительного движения, которые добровольно перейдут на советскую сторону. Они предлагали генералу Буняченко немедленно перевести дивизию, обещая сохранить её в том организационном виде, в котором она находилась, до окончания разрешения вопроса о том, как может быть использована дивизия после перехода на советскую сторону. Единственное условие, которое ставилось при этом это то, чтобы дивизия немедленно сдала бы свое вооружение.

Слова советских представителей не внушали никакого доверия. Все их обещания были весьма сомнительными, более того, для знающих советские порядки — просто абсурдными. Была совершенно очевидна уловка, целью которой было добиться перехода дивизии. Несмотря на это, генерал Буняченко поддерживал переговоры в деловом тоне, делая вид, что верит даваемым обещаниям. Это была тактика применения хитрости в условиях беспомощности и отчаяния. Обман должен был быть похожим на правду. Надо было выиграть время, задержать репрессивные действия советских войск против дивизии. Генерал Буняченко давал понять, что согласен на переход, но что он настаивает на соблюдший некоторых формальностей. Он просил письменную гарантию советского командования о сохранении жизни всему личному составу, и объявить ее по радио. Буняченко ещё надеялся на успешные переговоры с американцами, которые были назначены на утро.

Для оформления вопроса о переходе дивизии и для выработки условий перехода, было здесь же решено послать с советскими представителями старшего офицера. Первоначально Буняченко хотел послать начальника штаба дивизии подполковника Николаева, но тот в тот момент где то отсутствовал. Когда же неожиданно появился командир второго полка, Буняченко решил послать его. Он дал ему указания наедине о том, как себя вести и чего добиваться при переговорах. В заключение генерал Буняченко добавил: — «Вам там будет виднее, как лучше поступать. Но помните, что нам нужно выиграть время до двенадцати часов завтрашнего дня. От того, как вы сумеете выполнить эту задачу, будет зависеть спасение дивизии…» Дав эти указания и пожелав успеха. Буняченко крепко обнял своего парламентёра.

Около двенадцати часов ночи парламентёр выехал с советскими офицерами в расположение советских войск. За ними следовал автомобиль командира полка. Через несколько минут они приехали в деревню Хводжианы, в бригаду полковника Мищенко… Конечно, было ненормально, что переговоры о переходе дивизии будет вести командир бригады, а не в высшем штабе. Но не следовало ничем выражать своего недоумения.

В доме, где остановился на ночлег полковник Мищенко, несмотря на поздний час, был накрыт к ужину большой стол на двенадцать персон. Множество разнообразной еды, как видно из трофейных складов и напитков, среди которых преобладала водка, свидетельствовало, что «хозяева» намеревались удивить «гостей» изобилием. Видно было и то, что гость заставил себя долго ждать. Здесь же был и полковник Мищенко со своими офицерами. «Переговоры проходили успешно» для обеих сторон. Было решено, что в 12 часов дня, 12 мая дивизия должна быть подготовлена к переходу на советскую сторону, для чего она должна прибыть в установленное место. Советская бригада полковника Мищенко в развёрнутом строю, с оркестром и знаменем торжественно будет встречать Первую Дивизию. Были выработаны условия перехода, подписать которые должны будут генерал Буняченко и полковник Мищенко перед строем стоящих друг перед другом советских и власовских войск. После этого церемониала дивизия должна будет сдать оружие и поступить в распоряжение полковника Мищенко. Естественно, что Мищенко был очень заинтересован заполучить власовскую дивизию и, может быть, даже с самим генералом Власовым. Ещё раз подтверждалось, что советским войскам не было известно о том, что дивизия была уже разоружена американцами. Иначе полковник Мищенко не стал бы церемониться, разыгрывать роль каких то переговоров и прочее.

Когда официальная часть переговоров была закончена, сели за стол. Разговоры приняли более свободный характер. Говорили о военных годах, о жизни в Советском Союзе, о том, что заставило советских людей встать на стороне Германии для борьбы против коммунистического режима и о целях Освободительного движения возглавленного генералом Власовым. Советские офицеры заученными, шаблонными фразами дешёвой пропаганды с беззастенчивой ложью говорили о том как хорошо и счастливо живет советский народ на своей любимой Родине и, вероятно, сами искренне веря в свои радужные надежды, говорили о том, как прекрасна будет жизнь теперь, после победы над гитлеровской Германией. С привычным лицемерием восхваляли они «гениального вождя, отца и учителя, любимого и мудрого, непревзойдённого Товарища Сталина»…