— Ага, и фигура у него ничего. Невысокий, но очень мускулистый и никакой дряблости. По мне, так это лучше, чем худой и долговязый.

Конни рассмеялась.

— Аннет, ты неисправима. Боже ж ты мой, он на двадцать лет моложе тебя!

— Ну и что? Как я слышала, рассматривание витрин еще не запрещено в этой стране. — Аннет сходила к своему столу и вернулась с двумя папками. — Здесь все сделанное за сегодня, что ты просила отпечатать для Рудольфа, а здесь письма, которые ты должна прочитать, прежде чем подписать.

— Спасибо. Да, мне нужна папка члена правительства. Так как мы лишились Роберты, нужно немедленно найти другую подходящую кандидатуру на это место.

— Сейчас же займусь этим. Может, сердитый повар согласится заодно присматривать и за детьми. Кстати, уже четвертый час. Ты вроде говорила, что в это время к нам должна заглянуть Ким Дорман?

Конни встревоженно взглянула на свои часы.

— Да, она обещала. Надеюсь, с Рудди не случилось ничего.

— Мы звонили в клинику час назад. Все было в порядке.

Тут словно по волшебству в двери кабинета появилась Ким. Выглядела она усталой, но очень привлекательной, с густыми каштановыми локонами, ниспадающими на плечи, и стройной спортивной фигурой, выгодно подчеркнутой непритязательным изумрудно-зеленым свитером и полинялыми джинсами.

— Меня задержал новый парень — какой-то Шон. — Она показала на свой наряд. — Извините за небрежный прикид. Я опаздывала и приехала прямо из клиники…

— Ты выглядишь прекрасно, — ободряюще сказала Конни. — Мы рады, что ты выбрала время зайти к нам.

— Как Рудольф? — спросила Аннет довольно грубовато, и Ким даже передернуло.

— Он очень устал. Постоянно дремлет, что совсем на него не похоже, как вы знаете. Но обследование пока не показало ничего серьезного. Врачи говорят, что он просто нуждается в отдыхе и не должен волноваться.

— Можем мы посетить его сегодня вечером? — спросила Конни.

— Да, в любое время до девяти. Пускают по два посетителя одновременно.

— Хорошая новость, — угрюмо бросила Аннет. — Ладно, пойду, не буду вам мешать. Поищу дело того члена правительства.

— Присядь и расслабься, — предложила Конни Ким, как только Аннет вышла из кабинета. — Советую тебе сесть в синее кресло — оно гораздо удобнее, чем кажется.

Ким покорно села, правда на краешек сиденья, олицетворяя собой напряжение, сжимая и разжимая кулаки на коленях. Конни постаралась успокоить молодую женщину, болтая о хороших результатах обследования Рудольфа и его очевидном выздоровлении, но само упоминание о болезни ее отца, похоже, заставляло Ким нервничать еще больше. Если бы Конни не переговорила предварительно с хирургом Рудольфа, то обязательно заволновалась бы, подумав, что Ким знает о здоровье отца нечто такое, что пытается скрыть. Однако из разговора с хирургом Конни узнала, что состояние пациента было хорошим, насколько можно ожидать, когда человек перенес два легких сердечных приступа.

В конце концов она отказалась от попыток приободрить Ким и перешла к делу. Быть может, Ким как единственный ребенок, продолжающий жить в доме родителей, чувствовала особую ответственность за бизнес отца.

— Мы уже подготовили итоговый список сегодняшних сделок для твоего отца, если он пожелает ознакомиться с ними. В основном мы постараемся уверить его, что в конторе все в порядке и что ни один из его клиентов не забыт. Если он чувствует себя усталым, ему незачем читать все это, но, может, ему станет спокойнее, если он будет держать палец на пульсе наших дел. — Она передала ей папку. — У меня есть копии, так что не беспокойся насчет потери документов. Я захвачу свою папку во время посещения Рудольфа вечером. Можешь проглядеть материалы не торопясь, и если возникнут вопросы, я постараюсь ответить на них.

Ким взяла папку, но даже не взглянула на ее содержимое.

— По правде сказать, Конни, я пришла сюда не для того, чтобы говорить о делах. Я же ничего в этом не смыслю, да даже думать не смею, чтобы поставить под сомнение ваши решения. Папа доверяет вам полностью.

— Тогда зачем ты пришла?

Ким нервно потрепала прядь волос, обрамляющую ее щеку. Она выглядела юной, уязвимой и необычайно хорошенькой, пока собиралась с духом. Видя следы детскости во встревоженном взгляде Ким, Конни не могла не посочувствовать желанию Рудди удержать любимую дочь дома, в Вашингтоне, где он мог защитить ее.

— Не торопись, — сказала Конни. — И помни, у меня большой опыт выслушивания людей, желающих обсудить свои личные дела. Таково одно из требований моей работы. Так что, если у тебя есть проблема, которую я могу помочь решить, тебе достаточно только попросить.

— Вы точно можете помочь мне, — согласилась Ким и опять погрузилась в напряженное молчание. Нетерпеливо дернув себя в последний раз за локоны, она распрямила плечи с мрачной решимостью и глубоко вздохнула. — Ну вот. Я бы хотела, чтобы вы устроили мне свидание с Эдвардом Кампари. Как я поняла, он обратился в "Неограниченные услуги" с просьбой подыскать ему жену, и хотела бы, чтобы рассмотрели мою кандидатуру.

Конни знала о такой возможности, но все равно пришла в замешательство. Однако это длилось недолго.

— Ким, — мягко заговорила она, — ты не обязана это делать.

— Знаю, что не обязана, но я хочу познакомиться с Эдвардом Кампари. Это самое малое, что я могу сделать для папы.

— Только потому, что твой отец в последнее время так волнуется за тебя? И хочет отдать тебя замуж, чтобы ты осталась здесь, в Вашингтоне?

Ким не отрывала глаз от своих рук.

— Да.

— Чувство обязанности — негодный советчик при принятии любого решения, особенно по такому важному вопросу, как замужество.

— Мой отец — щедрый, просто удивительный человек. Я в долгу перед ним.

— Да, в долгу. Ты обязана любить и уважать его, но не позволять ему распоряжаться твоей жизнью.

— Я должна сделать что-то, чтобы как-то загладить наши недавние стычки.

Конни наклонилась вперед.

— Послушай, Ким, сердечный приступ у твоего отца случился не из-за того, что ты хочешь отправиться в Африку. Он заболел потому, что неважно функционировала его сердечно-сосудистая система, и, может быть, потому, что он недостаточно заботился о своем здоровье. Ты же биолог и знаешь, что я говорю истинную правду. — Она улыбнулась. — У мужчин не бывает сердечных приступов из-за споров с детьми, иначе в мире не смогли бы построить достаточное количество больниц для обслуживания всех обеспокоенных отцов среднего возраста.

Ким даже не попыталась улыбнуться.

— Папа показал мне фотографию мистера Кампари, а я наорала на него, потребовала, чтобы он перестал вести себя как обезумевший старик. И тут его лицо жутко скривилось, и он потерял сознание. — Она подняла глаза, ее щеки побледнели от одного воспоминания. — "Скорая" приехала через двенадцать минут. Это были самые ужасные минуты в моей жизни. Я накричала — вернее наорала — на него, и он упал в обморок. Вот вам причина и прямое следствие.

Конни поднялась, подошла к Ким и обняла ее за напряженно выпрямленные плечи.

— Ким, перестань себя казнить. У отца сердечный приступ скорее всего случился бы в тот же самый момент, даже если бы вы спокойно обсуждали приготовления к твоей свадьбе. Она покачала головой.

— Он хочет выдать меня замуж. Он просто одержим мыслью, что мне нужно остепениться.

— Тогда твоему отцу следует научиться справляться со своей одержимостью, — резко припечатала Конни. — Ты вовсе не обязана нарушать свои жизненные планы, лишь бы ублажить его устаревшее представление о твоем будущем.

— Мне двадцать два. Моя мать в этом возрасте уже родила первенца.

— Времена изменились, — возразила Конни. — Но даже если бы и не изменились, есть только одна веская причина выйти замуж — когда ты этого хочешь. Помимо всего прочего, ты пыталась представить себе эту великолепную схему Рудольфа, с точки зрения Эдварда Кампари? Ты можешь себе вообразить, что будет чувствовать мистер Кампари, отправляясь на свидание с женщиной, предлагающей себя в качестве своеобразного жертвенного агнца? Ну же, Ким, будь благоразумна. Ты поступаешь как героиня дурной викторианской мелодрамы, а не как разумная женщина, живущая в двадцатом веке.