Тимофей растерялся. Он машинально взял папироску.

— Не сердитесь. Я зла вам не желаю. Чего нам делить? К тому же мне Чекмарев сказал, вы мореходку кончили, следовательно, наш брат, штурман. Раньше бы надо сказать мне об этом… Я вам все условия создам для практики. Определения, пеленгование, работа с секстантом, с приборами — пожалуйста, все в вашем распоряжении будет. Ну, помирились?

Помощник протянул руку, и Тимофей, кляня себя за безволие, пожал ее.

— Ну вот и прекрасно! — воскликнул помощник. — Зовут меня Егор Матвеевич Кирпичников. А теперь сходите посмотрите на карту, где мы там топаем, да и место наше поточнее определите.

Тимофей сразу забыл все свои обиды. «Спасибо, Егор Матвеевич! Это как раз то, что мне нужно!» — и Тимофей побежал в штурманскую рубку.

В порт назначения — Лиесму — «Кильдин» прибыл по графику. Пока судно шло заливом, матросы успели поднять стрелы, раскрыть трюмы, и, как только были поданы швартовы, загрохотали лебедки и из трюмов корабля поплыли на причал первые стропы привезенного груза. Выгружали силами своей команды. За выгрузку здесь хорошо платили, и каждый не прочь был заработать. Выгружал и Тимофей. Он работал в трюме, накладывал и стропил тяжелые мешки с мукой, таскал на грузовую площадку тяжелые ящики, катал огромные рулоны, кричал снизу истошным голосом «Вира!» или «Майна!» и к концу дня охрип. Ломило поясницу, ныли руки, не гнулись пальцы, и очень хотелось спать. А спать не пришлось — поздно вечером судно отошло в обратный рейс.

С мостика послышалась команда: «Матроса Таволжанова прислать на руль!», — и Тимофей, чертыхаясь и радуясь, побежал на мостик. В рубке у окна стоял капитан. Он взглянул на Тимофея и приказал:

— Примите руль. Держите на желтые створы. И поточнее.

— Есть держать на желтые створы, и поточнее, — повторил команду Тимофей, принимая руль.

Штурвал в его руках ни минуты не оставался спокойным: чуть влево, чуть вправо, прямо руль, опять влево, больше влево… Лево-право, право-лево — руки Тимофея летали по спицам штурвала, а глаза не отрывались от мигающих впереди огоньков на берегу. Судно шло точно по створным знакам; но точность эта доставалась Тимофею нелегко — руки его ныли от непрерывной работы, глаза слезились от напряжения, рубашка взмокла и прилипла к спине… Но какое это имело значение, если капитан после выхода судна в море объявил в присутствии своих помощников и вахтенных матросов о том, что Тимофей отныне назначается старшим рулевым. Это было признание, это была победа, личная победа Тимофея! Он покосился на второго штурмана. Тот весело подмигнул, показал большой палец — молодец, мол, и громким голосом произнес:

— Воспитанники моей вахты никогда не подводили командование.

Капитан молча отвернулся к окну.

…Когда в четыре часа утра Тимофей сменился с вахты, он едва добрел до своей каюты и рухнул во всей одежде на койку. Он спал крепко, глубоко, без сновидений, словно провалился в бездонную ночь. И вдруг почти тут же его начали расталкивать. Он с трудом открыл глаза и, ничего не понимая, смотрел на своего напарника по вахте Чекмарева, который тащил Тимофея с койки.

— Вставай, вставай, братишка, времени мало — только успеем пообедать и — на вахту.

— Как на вахту? Мы же с тобой только что сменились…

Чекмарев протяжно засвистел.

— Э-э, вот оно что. Да ты, видать, вчера крепко вымотался, если после беспробудного семичасового сна тебе все еще кажется, ты только что заснул. Это с непривычки, братишка. Айда вставай, пошли обедать! На завтрак я тебя не будил, ладно, знай мою доброту. Но от обеда не советую отказываться.

И опять ходовая вахта на руле; опять перед глазами стрелка компаса и юркая, бегающая туда-сюда картушка, за которой надо поспевать. Дотянуть бы только до конца вахты, не заснуть за рулем…

— Тимка, что с тобой?

Тимофей вздрогнул и очнулся. Чекмарев отпихнул его и быстро-быстро завертел штурвалом. Тимофей посмотрел вперед и увидел, как нос судна стремительно катился от берега… Заснул! Заснул на руле! Тимофей похолодел и окончательно проснулся.

— Моли бога, второй сидит в штурманской, и бати поблизости нет. А то бы досталось нам на орехи, братишка! Сон на руле, увы, не поощряется. Давай беги на крыло, ветерком тебя обдует, и возьми пеленги, отнеси второму в штурманскую. Он обрадуется.

И вдруг Чекмарев громко крикнул:

— Курс 98 принял!

В рулевой показался второй помощник, он подозрительно посмотрел на Тимофея, потом на Чекмарева и погрозил им кулаком.

— Вы у меня смотрите, орлы… Такую петлю нарисовали за кормой… Заснули, что ли?

Тимофей густо покраснел. Заметил все-таки штурман… Ах да, в штурманской же есть иллюминатор на корму, оттуда все прекрасно было видно.

Выручил Чекмарев.

— Не заснули, а заговорились, товарищ вахтенный. Выводы сделали, впредь не подведем.

— То-то, — кивнул штурман. — Таволжанов, точку нанесите на карту.

Тимофей быстро взял пеленги двух маяков, нанес на карту точку. Она оказалась в стороне от курса. Тимофей испугался — неужели он так долго спал за рулем? Уйти на милю от проложенного на карте курса — вот так старший рулевой… Он взял еще раз пеленг береговых предметов, на этот раз трех, и опять точка оказалась на милю правее курса.

— На курсе? — послышался сзади голос штурмана.

— Не совсем, — угрюмо буркнул в ответ Тимофей.

— Ну, бывает. Течения тут довольно ощутимые в это время года. Далеко ушли?

— На милю.

— Ничего, сейчас поправим. Возьмем три градуса влево, через час опять на курс выберемся.

Тимофей вздохнул с облегчением. Значит, течения… А он было подумал, что это целиком его вина.

Ага… Вот атлас приливов и отливов… Так… Дата… Время… По таблицам получается одно, а на карте совсем не то. А ветер? Таблицы составлены для штилевой погоды… Понятно… Надо знать парусность судна, его осадку, скорость, шаг винта, плюс дрейф от ветра, плюс снос течением по таблицам… Но если линия постоянная, то ведь можно сделать таблицы… Спокойно, торопиться не следует. Надо наблюдать, записывать, копить факты, сопоставлять, а там посмотрим, что получится…

В Мурманск «Кильдин» пришел вечером и сразу же встал под разгрузку. В порту работы вели грузчики, и почти вся команда ушла на берег в увольнение до утра. Тимофею никуда не хотелось идти, и он долго стоял на мостике, наблюдая, как краны таскали из трюмов полные ковши руды и аккуратно ссыпали ее в одну огромную кучу у железнодорожной ветки. Он был один на мостике. Внизу, в трюмах и на палубе, позвякивало железо, взвывали моторы, и с глухим шорохом сыпалась из ковшей на причал руда. У трюмного люка стоял грузчик, подавая руками сигналы крановщику.

Спустившись с мостика, Тимофей зашел в штурманскую и долго сидел там, разбираясь в лоции Баренцева моря и приливных таблицах.

Назавтра «Кильдин» отошел в очередной рейс, чтобы через неделю вернуться обратно. И так четыре раза в месяц. Каждый рейс похож как две капли воды на другой, все рассчитано по часам и минутам, все предусмотрено. Таково уж оно, каботажное плавание. Особенно малый каботаж. Да еще на регулярной линии.

Из рейса в рейс, из месяца в месяц монотонно течет жизнь каботажного судна. Все известно до мелочей: где поворот нужно делать, где начнет трясти судно и когда, на траверзе какого мыса с мостика спустится капитан, чтобы появиться опять ровно через девять часов на траверзе маяка Капризного, перед входом в порт назначения.

Никаких случайностей, ничего непредвиденного. «Психодром для пенсионеров» — так пренебрежительно отзывался о регулярной линии «Кильдина» второй помощник. Рейс за рейсом он все откровеннее скучал на своих вахтах, переложив штурманские обязанности целиком на плечи Тимофея. А Тимофей только этого и ждал — каждые полчаса он старался теперь поточнее определить место судна, замерить ветер, атмосферное давление, волнение моря, определить осадку, число оборотов ходового винта судна. И тщательно заносил в тетрадку снос корабля с курса.