Фургончик медленно тронулся. Дорога была неровной, и Поперечный с Полосатым, подпрыгивая на ухабах, кричали:

— Эй, за рулём! Прибавь-ка ходу!

Лошади бежали за машиной. Соня еле поспевала за ними. Но вот уже шлагбаум. Вот уже и Поперечный с Полосатым спрыгнули. Фургончик выехал на ровную дорогу и покатил быстрее.

— Ривьера! — крикнул Кабачок.

— Пока! — донеслось издалека.

— Вот если бы мне предложили поехать, — сварливо сказала Халва, — я бы отказалась!

— А я думаю, это хорошо, когда есть хозяин, — сказал Кабачок.

— Это ещё зачем? — возмутился Руслан.

— Ну, просто хорошо, когда у тебя кто-нибудь есть…

— Кабачок, но у тебя есть я… — сказала Соня. — Во всяком случае, у меня есть ты…

— Я есть, ты ешь… — кивнул Кабачок.

Помолчали. Кабачок посмотрел на Поперечного и Полосатого — те были все в сене.

— Ох и попало бы мне от вашей мамы!

— А мне понравилось! — заявил Полосатый.

— Мы через голову кувыркались! — гордо сообщил Поперечный.

— Кувыркались? Кабачок, почему ты их отпустил одних? — из кустов появилась кошка Машка.

— Что я мог сделать? — стал оправдываться Кабачок.

— Уехала? — спросила Машка.

— Уехала… — вздохнули Поперечный и Полосатый, и Кабачок, и Соня.

— Ничего, — ласково сказала кошка Машка. — Это недалеко. Она будет приезжать в гости… и писать письма.

— Письма? — встрепенулись Поперечный и Полосатый. — Хорошая мысль!

Прошла неделя. И вот однажды, когда лошади как обычно паслись, прибежала Соня:

— Где Кабачок?

— Понятия не имею… — Руслан нехотя повернул лохматую голову.

— От Ривьеры письмо!

— Читай!

— А Кабачок?

— Потом ещё почитаем.

— «Дорогие мои Кабачок, Руслан и Халва! У меня всё хорошо. С новым хозяином мы сразу подружились. Моё стойло большое и светлое. Вот только вас очень не хватает. Приеду на соревнования. Ривьера».

Халва аж прослезилась. Да и Руслан довольно хмыкнул:

— Видишь, и меня помнит.

Тут из-за угла конюшни выскочил взволнованный Кабачок.

— Вы слышали, от Ривьеры письмо? — крикнул он.

— Только что читали.

— Как читали? — растерялся Кабачок. — Оно у меня! Слушайте. — Кабачок расстелил на земле лист бумаги: — «Здравствуй, Кабачок! Здесь сплошные зебры. Ни одной родной души! Хочу назад! Рою подкоп!»

Все в растерянности молчали.

— Я что-то не поняла, — сказала Халва. — Ей там хорошо или плохо?

— Плохо! — сказал Кабачок. — Что тут не понять?

— А у меня написано — хорошо! — сказала Соня.

— Где у тебя? — растерялся Кабачок.

— В письме.

— И у тебя письмо? — недоверчиво спросил Кабачок.

— У нас письмо! — закричали, появляясь, Поперечный и Полосатый. — Нам Ривьера написала!

— Почта перегружена, — сообщила Халва.

— Слушайте: «Привет мохнатым, Поперечным и Полосатым! Местные кошки мышей не ловят. Стойла у меня нет совсем, и не надо…» — радостно начал читать Поперечный.

— Ничего не понимаю! — сказала Халва.

— Чего тут не понять? — крикнул Полосатый. — Слушайте дальше!

— Покажи письмо! — потребовал Руслан. Поперечный и Полосатый развернули лист бумаги. На листе красовались следы кошачьих лап.

— Да это вы сами написали!

— Откуда ты знаешь? — растерялся Полосатый.

— Разве Ривьера может оставлять такие следы?

— Может, она кого-нибудь попросила? — не сдавался Поперечный.

— Наверное, вас, — съехидничал Руслан.

— Да что уж там… — признался Полосатый. — Нам хотелось, чтобы все обрадовались…

— Врать нехорошо! — сказала Халва.

— Подожди! А эти письма? — и Руслан повернулся к Соне и Кабачку: — Вы тоже сами написали?

— Угу! — Соня кивнула.

— А ты? Кабачок?!

— Я?.. — растерялся Кабачок. — Ну и что?!

— Ну и вот! — ответил Руслан.

Всем стало грустно.

— Облака плывут туда, куда Ривьера уехала, — вдруг сказала Соня. — Ривьера гуляет и смотрит на наши облака.

— Давай ей что-нибудь пошлём с этим облаком? — отозвался Кабачок.

— Как?

— Ну… как-нибудь. Например, крикнем: «Ривьера, ты — настоящий поэт!» — И Соня с Кабачком запели:

— Глупость! — отрезала Халва.

Все притихли.

— Знаешь, Кабачок, — сказала Соня, — я думаю, ей там хорошо… ей не может быть плохо… ведь мы её любим…

А ещё через неделю по каким-то делам заезжал высокий человек. Перед отъездом он подошёл к Кабачку и сказал:

— Послушай, Рыжий, тебе просили передать, — и он запел: — Иге-ге-го! Ге-ге, го-го и фыр-фыр-фыр! — если я ничего не напутал. А что это значит, — высокий пожал плечами, — разбирайся сам!

Цыганская песня

распевал Кабачок старую цыганскую песню. Слушая его, некоторые лошади фыркали со смеху, а некоторые грустили и вспоминали сказки о цыганских лошадях. Поговаривали, что Кабачок так проникновенно поёт потому, что сам когда-то бродил с цыганами. Кабачок даже знал один цыганский трюк — как открыть денник. Он стучал копытом по двери до тех пор, пока доска не вываливалась вместе с замком. Он повторял этот трюк часто: ведь так смешно смотреть на вытянувшиеся лица конюхов, когда в очередной раз он оказывался на свободе.

Была весна — пора, когда травка ещё молодая и нежная и так хочется куда-нибудь бежать. В тот вечер Кабачку стало совсем невмоготу. Он решительно открыл денник, переступил через выломанную доску и ушёл в лес с твёрдым намерением не возвращаться никогда или, во всяком случае, нагуляться вволю, а впрочем, как получится.

— Прощай! — крикнул он Халве.

— Ты куда на ночь глядя? — Халва оторвалась от сена.

— Куда-нибудь!

Какой удивительный лес в сумерках! Бредёшь себе. Талая вода ещё не ушла, и всё пахнет так тревожно. Сквозь деревья иногда видны огоньки деревенских домов. Где-то поезд стучит, собаки лают, а здесь так тихо, и только сухая листва шуршит под ногами. Невдалеке проехала машина, и от света фар по лесу побежали тени.

Хлоп-хлоп-хлоп.

— Кто здесь? — Кабачок испугался.

— Карр!

— Что каркаешь над душой?! Эх, ворона, знаешь ли ты, что я из конюшни удрал? Не хочешь разговаривать? Ну и лети!

Темнело. Холодный туман стелился по земле. Вдруг Кабачку почудилось, что вдалеке что-то светит. Он стал тревожно втягивать ноздрями.

— А правда ли, что меня нашли на стоянке цыган? — Кабачок устремился на свет. Свет оказался фонарём, и Кабачок загрустил. — Нет никаких цыган…

Вдруг из-за дерева выскочил взъерошенный пёс и, то припадая к земле, то подпрыгивая, стал истошно лаять. Ломая кусты, Кабачок бросился бежать. Пёс погнался было за ним, но остановился:

— А, ты лошадь! Я-то перепугался в темноте, вижу: на меня что-то огромное надвигается.

— Что за манеры?! Чуть испугался — сразу кидаться.

— Извини! Привычка.

Помолчали.

— А ты цыган не видел? — вдруг спросил Кабачок.

— Видел.

— Ну и какие они?

— Какие? — задумался пёс. — Такие высокие, голубоглазые, летают. Я одно время к ним прибился, но потом отстал…

— И что, хорошо с ними?

— Хорошо! Собак много…

— А ты знаешь такую песню, не знаю, как называется, цыганскую, сейчас я тебе спою. — И Кабачок спел.

— Конечно, знаю. Кто хоть раз побывал в цыганском таборе, тот знает эту песню. Только мотив немножко другой. И слова не совсем такие. Я тебе сейчас спою. — Пёс взглянул на молодой месяц и вдохновенно запел: