— При чем здесь Яшка?

— Как при чем? — удивилась Марфуша. — Он же у тебя теперь живет. Раскладушка есть. А вдвоем веселее…

Коржецкий хлопнул Яшку по плечу.

— Да у вас, я смотрю, все решено. — Потом озабоченно сказал: — Знаю о твоей беде. Савелия Ивановича по дороге встретил…

Глава девятая. Изольда Яковлевна обвиняет комсорга. Вот он какой, начальник стройки

Вот уже несколько дней Яшка чуть свет уезжал вместе с Коржецким на строительную площадку. Возвращались они тоже вместе на мотоцикле поздно вечером. Яшка избегал встречи с матерью и поэтому днем в поселке почти не появлялся. Изольда Яковлевна знала, что ее сына приютил комсорг стройки, но почему-то никаких мер, чтобы встретиться с Яшкой или Коржецким, не предпринимала. Позднее Антошка понял, что это был тактический маневр директора столовой — она затаилась, пережидала, когда тучи, сгустившиеся над ее головой после комсомольского рейда, рассеются. Но тучи, наоборот, сгущались, потому что в штаб пришли две молодые столовские работницы и подтвердили, что узнали сумку с продуктами — она их директора, что денег Изольда Яковлевна за продукты, разумеется, не платила и что вообще она тащит без зазрения совести все, что плохо лежит, а плохой пример, как известно, заразителен. Заведующая производством и кладовщица тоже не уходят домой пустыми.

Жора пристыдил работниц:

— Почему молчали, когда я в столовую сумку приносил? Нехорошо, красавицы.

Работницы не были красавицами. Одна из них скорее смахивала на борца-тяжеловеса и говорила баском, лицо другой облепили веснушки, а глаза прятались за темными стеклами очков. Но для Жоры все девчата были красавицами, потому он держал себя с ними по-рыцарски.

После посещения штаба работницами столовой Жора воспрянул духом.

— Что я тебе говорил, а, комсорг? Жора никогда брехать не станет.

— Да я тебе, как самому себе, верю, — улыбнулся Коржецкий. Только без свидетелей мы не имели права обвинять Изольду Яковлевну, как бы это мягче сказать, в нехороших поступках.

Комсорг стеснялся при Яшке назвать его мать тем словом, какое она заслуживала. Жора этих тонкостей не хотел понимать.

— Вот он главный свидетель, — тыкал он пальцем в Яшкину сторону.

— Дело деликатное, — неопределенно сказал Коржецкий. — Вот теперь можешь выпускать стенд так, как задумал.

На следующий день около столовой толпились строители. На стенде был прибит фотомонтаж с броским заголовком «Комсомольский рейд идет по столовым». В глаза бросилось белое пятно, оставленное посредине монтажа. Под ним красными чернилами сообщалось: «На этом месте должна была находиться фотография директора столовой Изольды Яковлевны Лориной, с трудом несущей объемистую сумку с крадеными продуктами. По ряду причин, о которых лучше нас знает Изольда Яковлевна, фотографию мы поместить не смогли».

— Досталось несунам! Молодцы штабисты! — говорили строители. — Сегодня, надо полагать, шницели будут полновеснее.

Ребята теперь все дни проводили в комсомольском штабе. Антошка писал объявления и плакаты. Марфуша не только следила за порядком, но ей иногда приходилось дежурить. Яшка выполнял разные мелкие поручения Коржецкого и чуток бравировал этим.

«Мы с Глебом решили», «Мы с Глебом договорились», — при случае ввертывал он в свою речь. А вообще-то им жилось и вправду неплохо. К Яшке как-то пришел отец. Был он как шарик кругленький, розовощекий, залысина доходила до самой макушки и, чтобы скрыть ее, он оставшиеся волосы зачесывал в сторону. Лорин говорил тихо, виноватым голосом и показался Антошке совершенно безвольным человеком.

— Вернулся бы, сынок. Мать, она ведь, понимаешь, и есть мать, какая бы ни была, — не совсем убежденно говорил он. И, чувствуя, что сын не согласен с ним, стал искать поддержку у ребят. — Я ведь правду говорю, Антон?

Тот промолчал. Лорин-старший сразу скис, дал Яшке денег и попросил, чтобы тот не проговорился матери о его посещении.

— Она, понимаешь, запретила. Говорит, покочевряжится да как миленький явится с повинной… Только я думаю, все равно навещу.

— Не расстраивайся, — успокоил его Яшка и вздохнул: — Эх, папаня, был бы ты настоящим мужиком, не дали бы мы мамке в болоте утопнуть.

— Ты, Яков, строго судишь. Жизнь, она, понимаешь, крылья умеет опалять.

Он еще приходил, но теперь уже не упрашивал Яшку возвращаться домой, а торопливо совал деньги и виновато смотрел на сына. Антошке почему-то становилось жалко Яшкиного отца.

Яшку прозвали в штабе Адъютантом. Он теперь знал всех комсоргов строительных управлений и по просьбе Коржецкого быстро разыскивал их, передавал записки, приглашал на заседания комсомольского штаба.

Коржецкий разрешил Яшке учиться ездить на своем потрепанном «ковровце», и Адъютант уже носился по лугу. Но Яшка не забыл и о друге. У Антошки мотоцикл то падал, то прыгал, когда тот резко опускал сцепление. Марфуша учиться ездить на мотоцикле отказалась.

В тот день, когда у столовой был вывешен фотомонтаж, в комсомольский штаб ворвалась Изольда Яковлевна. Она была разъярена. Мельком взглянув на Яшку, которого не видела несколько дней, она шагнула к Коржецкому, просматривавшему журнал дежурств.

— Ну что, правдолюбец, добился своего? — стояла она, подбоченясь, перед комсоргом. — С работы меня снял, сына увел. Имей в виду, Изольда Лорина все эти твои выходки так не оставит: ты за все ответишь. Партийным билетом ответишь.

Коржецкий спокойно сказал:

— Садитесь, Изольда Яковлевна. Как говорят, в ногах правды нет. — Он будто не заметил, что посетительница уже довела себя до истерики.

— Он говорит о правде! — удивленно хлопнула себя по бедрам Яшкина мать. — Да под этой крышей правды никогда не было!

— Мама! Опомнись! — крикнул Яшка. Он испуганно смотрел на Коржецкого.

Изольда Яковлевна взяла сына за руку и приторно-нежным голосом с укором сказала:

— А ты, дите непутевое, не разобрался что к чему — и к медведю в берлогу… А от него жена ушла. От хороших мужей жены не уезжают.

— Мама! — резко сказал Яшка, вырвал свою руку. — Как тебе не стыдно, мама?

Голос Яшки дрожал. Он плечом нажал дверь и выскользнул из вагончика. Марфуша шмыгнула за ним следом.

Через минуту из вагончика вышла и Изольда Яковлевна, хлопнув дверью. Она окликнула Яшку, но ответа не услышала. Изольда Яковлевна заглянула в котлован, но сына и там не увидела.

— Вы хотя убедите этого дурачка — пусть людей не смешит и возвращается домой, — сказала она ребятам.

— Не пойдет он, — замотала головой Марфуша. Изольда Яковлевна оценивающе посмотрела на девочку, но ничего не сказала.

Как только Лорина села в кабину проходившего мимо самосвала, Яшка вылез из-под вагончика. К его рубашке прицепились катыши репья, к стриженой голове прилипла паутина.

— На кого ты похож! — изумилась Марфуша. — Нашел где прятаться.

Яшка невесело бросил:

— Небось, к черту в пекло полезешь…

Антошка понимал, что Яшке неловко перед ними за поведение матери.

— В конце концов дети не отвечают за родителей, — сказал он слышанные от взрослых слова, чтобы как-то поддержать товарища.

— Эх, маманя, маманя, — неопределенно выдохнул Яшка. — Стыдобища!

Во время обеда в комсомольский штаб вошла Марфушина мама. Она была в красной косынке и комбинезоне. Антошке показалось, что с ее приходом в штабе стало просторнее, а солнце засветило ярче.

— Где самый главный начальник, товарищи пионеры? — напуская на себя строгость, спросила она. Марфуша прыснула со смеху:

— Какая важная у меня мамочка.

— А вы не подлизывайтесь, товарищ Марфа, и отвечайте как на духу: куда девали Коржецкого?

Она села на скамейку и начала листать журнал дежурств.

Потом взяла авторучку и стала писать. Антошка взглянул в журнал и прочитал: