Из приведенной таблицы заметна дифференциация в оплате выступлений именитых и рядовых писателей. Добавим, что выезды с докладами и лекциями на периферию оплачивались на 50–100 процентов выше указанной ставки.

Во время своих выступлений писатели часто позволяли себе высказывания, которые считались в то время недопустимыми. Б. Полевой переправил в ЦК КПСС письма, пришедшие в Союз писателей по следам литературных выступлений Н. Вирты, состоявшихся в декабре 1953 года в библиотеке № 72 г. Москвы и в Центральном управлении Министерства обороны СССР. По сведениям авторов этих писем, писатель рассказывал о своей связи в юношеские годы с антоновскими бандами, о контрреволюционной деятельности своего отца-священника, расстрелянного органами советской власти в годы Гражданской войны. «Я, будучи мальчишкой, — поведал Вирта, — находясь в комнате, видел и тех и других, восхищался храбростью и отдельных антоновцев, и красных, выполнял поручения и тех и других, присутствовал при допросах» ^[742] . Кроме того, литератор хвастал, что являлся владельцем крупного хозяйства в одном из районов Тамбовской области: «Раньше этот дом назвали бы имением помещика, теперь называют дворцом труда, потому что он нажит вот этими руками и вот этой головой. И если в других домах свет гаснет в 12, то у меня он горит еще и в 3 ночи» ^[743] . По мнению авторов писем, Н. Вирта «держал себя перед присутствующими развязно и высокомерно» ^[744] . Слушателей возмутило и то, что библиотека посылала за писателем машину и заплатила за выступление 480 рублей ^[745] . Факты, изложенные в письмах, подтвердились.

Как и в довоенные годы, многие писатели стремились с выгодой для себя использовать командировки или совместить их с отдыхом. Выступая на собрании писателей, руководитель Ленинградского отделения ССП А. Прокофьев обратился к присутствующим:

«Вот, товарищи, есть тут одно заявление… Некий деятель нашего Союза… просит дать ему творческую командировку с соответствующей выплатой суточных… В Сочи и Гагры… На июль и август… А с какой целью? Цитирую — точно: „На место происходивших там воздушных боев“» ^[746] .

В 1948 году была разработана «Инструкция о порядке выдачи писателям творческих командировок». Они выдавались по индивидуальным творческим заявкам, которые рассматривались специально созданной при Правлении ССП комиссией и утверждались Секретариатом писательской организации. Продолжительность командировок зависела от творческого плана писателя. Оплату поездок производил Литфонд, а также издательство «Советский писатель». Она устанавливалась в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР № 2537–50, 100 или 150 рублей в сутки, причем размер суточных определялся комиссиями ССП. Оплата проезда и квартирных расходов производилась в общепринятом тогда порядке. При получении командировки писатель выдавал правлению ССП обязательство по установленной форме, а по возвращении он был обязан предоставить финансовый и творческий отчеты о поездке ^[747] .

Отчаявшись заставить литераторов использовать командировки по назначению, руководство Союза писателей стало брать с них письменное обязательство «творчески отчитаться» о том, как они реализовали в соответствии с творческой заявкой предоставленную командировку. Также они обязывались в случае невыезда в командировку по каким-либо причинам или невыполнения творческих планов предоставить в Правление писательской организации мотивированное объяснение и вернуть полученную на командировку сумму денег ^[748] .

«Не подлежит оглашению» — такой гриф значится на хранящемся в РГАЛИ протоколе закрытого заседания Секретариата ССП СССР, к которому приложено письмо В. Соловьева ^[749] . В марте 1948 года из беседы с А. Фадеевым этот писатель узнал, что в адрес Союза писателей поступил ряд писем, касающихся его пребывания в Чехословакии. В них Соловьев обвинялся в том, что занимался «барахольством» и делал всевозможные покупки и приобретения, заводил знакомства с местным населением и имел компрометирующие встречи, допускал различные недостойные высказывания и заключал договоры с иностранными издательствами. Литератор был вынужден объяснить свои поступки в письме, направленном в Секретариат ССП.

Начал он с вопроса о терминах: «Под словом „барахольство“ подразумеваются различные поездки с целью дешевого приобретения вещей личного пользования в большем, чем это необходимо, количестве». Далее выясняется, что его взгляды на данную проблему полностью совпадают с тем, что настойчиво внедрялось в общественное сознание: люди, совершающие такие покупки, вольно или невольно компрометируют СССР, «жадно накидываясь на носильные и другие вещи, создавая этим у иностранцев впечатление, что в Советском Союзе ничего нет». Он же, как советский гражданин, вел себя так, чтобы не дать повода для подобных умозаключений.

Автор письма также разъяснил, почему так рвались литераторы на присоединенные в 1939 и 1941 годах территории и поездки туда «приобрели чуть ли не массовый характер» — ехали за покупками. Соловьев гордился тем, что в тот период не совершал подобных поездок, несмотря даже на приглашения Комитета по делам искусств. Он считал их «не достойными ни советского писателя, ни советского гражданина». Обвинения в стяжательстве в свой адрес В. Соловьев назвал абсурдными, ибо до сорока лет у него не было собственной жилой площади и мебели, несмотря на постоянный высокий заработок. И только совсем недавно он получил квартиру.

При отъезде на лечение в Чехословакию писатель получил 50 тысяч крон, так же как и другие литераторы, ездившие лечиться в эту страну. Далее он демонстрирует в письме свои непоколебимые нравственные принципы: «…Могу со всей ответственностью за свои слова сказать, что я намеренно не покупал предметов первой необходимости: ни одного костюма, рубашки, платьев для своей жены, дамского белья, всего, что является первым „соблазном“, я не покупал и категорически запретил покупать жене.

Я решил потратить полученные мною деньги так, как может тратить человек, ни в чем не нуждающийся на своей Родине».

В Чехословакии была очень дешевая и очень хорошего качества обувь, но она продавалась по ордерам, которые выдавались городским самоуправлением. Поэтому литератор решил ее не приобретать, чтобы не ходить с просьбами в органы местной власти другой страны. Он совершил покупки лишь тогда, когда узнал, что у начальника санатория были специальные ордера для отдыхающих. В итоге за два дня до окончания поездки у Соловьева оставалось 30 тысяч крон. Он был заранее предупрежден работниками Госбанка, что неистраченные кроны на рубли не обмениваются. Таким образом, писатели стали перед выбором: просто потерять свои деньги или все-таки что-либо на них купить. Он зашел в лицензионное бюро и попросил показать ему список таможенных норм на вывоз товаров в СССР. Первым номером в списке были мебельные гарнитуры, не больше трех. Недавно литератор получил квартиру, которая из-за отсутствия мебели стояла полупустой, поэтому он решился на покупку гарнитура. По поводу этой покупки он советовался с начальником санатория по политической части (!), который дал на нее добро.

Всего за поездку писатель приобрел: мебельный гарнитур, портьеры, несколько пар обуви, дамские шляпы и дешевые женские украшения из цветного стекла. Правда, с портьерами произошло некоторое недоразумение: они были задержаны таможней под пошлину, так как писатель не оформил соответствующих бумаг, полагая, что 33 килограмма веса являются нормой на один билет, а не на всю семью. «Этот эпизод, — писал Соловьев, — только подчеркивает мою неопытность в делах подобного рода, так как я мог купить на количество портьер, превышающих норму, лицензию, находясь за границей, что стоит весьма недорого, по сравнению с взимаемой пошлиной». Превышение нормы возникло из-за того, что каждая портьера весила около шести килограммов, а в квартире литератора было восемь окон.