Во всех остальных случаях одиночество — это самый великий миф.
…
В этот момент нам принесли мисо-суп. Очень кстати: мне нужно подумать над словами Андрея и понять, как дальше строить диалог. Я пришла обсудить с ним проблему одиночества, и доктор не сказал мне по телефону; договариваясь о встрече, что тему я придумала мифическую. Да и как это может быть выдумкой, если я сама периодически испытываю такое чувство? Я же не только про Таню ему собралась рассказывать!
— Подожди, ты что же, хочешь сказать, что люди не должны чувствовать себя одинокими, если они здоровы и никто не умер?
— Да нет, я хочу, чтобы мы говорили именно о чувствах, а не об одиночестве. Вот когда у тебя возникает это чувство, тебе достаточно, чтобы рядом просто появился другой человек? И ты перестанешь ощущать себя одинокой?
— Нет, конечно. Я в таком состоянии вообще мало кого хочу видеть.
— В том-то и дело! В этом состоянии мы нуждаемся не просто в общении, а в определенном общении, не просто в людях, а в определенных людях или определенном человеке (пусть даже мы его еще не знаем).
Иными словами, мы ищем не людей, а некие ощущения, которых нам недостает. А просто появление вокруг тебя неких людей только усугубит твое одиночество: «Никто меня не понимает. Я никому не нужна. Меня никто не любит». Недаром этот синдром — синдром больших густонаселенных городов.
Таким образом, чувство одиночества — это потребность не в людях как таковых, а в определенного рода отношениях, в определенных внутренних ощущениях. Ты хочешь чувствовать, что ты кому-то понастоящему нужна, что тебя любят — искренне, заинтересованно, что кому-то небезразлично, что с тобой происходит, как ты живешь, о чем думаешь, что тебя тревожит. Нужен человек, который не формально, а по-честному старается тебя ободрить, поддержать, понимает тебя. И знаешь, и это еще не все. Допустим, есть такой человек. Мужчина даже. Но ты его не любишь. Он тебя — да, а ты его — нет. Причем и ты это знаешь, и он это знает. Но он не оставляет попыток — и навязывается, навязывается, навязывается. А ты и не знаешь уже, куда тебе от него деться, как от него отделаться. Ну спасет он тебя от одиночества?.. Ух, что-то сильно я в этом сомневаюсь. Напротив. А ведь он — и любит, и понимает, и дорожит, и пушинки с тебя готов сдувать…
— Ну да. Все так и есть.
— А если так, то от чего мучается наша страдалица? От одиночества? Если появление в поле ее зрения людей не спасает ее от этого чувства, то это не проблема одиночества. Совершенно! Вот была бы ты Робинзоном Крузо — «двадцать лет без права переписки»… Да там любой человекоподобный субъект — счастье! А тут — нет же! Ты выбираешь, и коли не то — нос воротишь. Хорошенькое одиночество, скажу я тебе!
Вот и получается, что за словом «одиночество» скрывается совершенно другая штука, которую нам бы следовало выловить, выпороть и выставить на всеобщее обозрение…
— Господи, да что ж это за «штука» такая?..
— Поставил доктор в тупик Шекию Абдуллаеву. Ну, о'кей, — смеется Курпатов. — Слушай тогда… Чего мы добиваемся, рассказывая самим себе и всем вокруг о своем одиночестве? Мы пытаемся убедить всю эту благородную общественность в том, что мы такие бедные, такие несчастные, такие сирые и убогие — «люди мы не местные, к вам обращаемся, помогите чем можете», что нам просто до зарезу нужно, чтобы к нам наконец пришел сильный и могучий добрый дядя и взял, понимаешь, нас, как эту Каштанку, в цирк. «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино…»
На самом деле все это трагическое пресловутое «одиночество» молодой, умной и успешной барышни — это лишь желание «чагой-то сверхъестественного». Наша страдалица в эти трагические минуты мечтает не о «ком-нибудь», не о «Пятнице», а о вселенском счастье, которое вдруг внезапно возьмет да и ворвется в ее жизнь! «Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил…» И потому чувство это — одиночества — приятное, даже сладостное. Что греха таить-то, есть наслаждение в таком страдании…
Страдание от одиночества — это романтический способ пострадать от отсутствия принца. Просто мечтать о прекрасном принце — это же как-то нелепо, да и неловко для здравомыслящей женщины! Стыдно ожидать от жизни чуда, выйдя из детсадовского возраста, а страдать от одиночества — это даже очень благородно, возвышенно даже.
Поэтому в большинстве случаев чувство одиночества — это всего лишь обратная сторона наших личных претензий к жизни, которая должна, как нам бы того хотелось, что-то предоставить нам эдакое — немыслимое и невероятное, а не предоставила, и вот мы грустим, тоскуем, вызываем у самих себя к самим себе жалость. Никому чудо не выдается, а вот нам — должно! Потому что мы замечательные, мы особенные и так настрадались от одиночества, что заслужили вознаграждение. Давайте же его уже, давайте!
Строго выступил, да? Знаю. Но говорю так, потому что уже как-то, наверное, надо более критично отнестись умным, красивым, молодым, успешным женщинам к своей трагической песне. Ведь самое это чувство одиночества — оно ведь ни к чему хорошему не приводит. А если заиграться, задраматизироваться по этому поводу, то можно невзначай и в депрессию нырнуть. А депрессия — дело такое… Лучше не нырять.
…
На столе уже стоят подносы с суши. У Курпатова — с лососем и тунцом, у меня — с копченым угрем. Пока Андрей наливает в чашки рисовый чай, я объясняю, почему мы, женщины, поем свою трагическую песню об одиночестве.
— Андрей, вот смотри, сегодня у нас суббота, середина дня. Мы с тобой разъедемся через час, и что я буду делать? Нет, можно, конечно, себя занять — уборкой, шопингом или работой над интервью.
А вот мне бы знаешь как хотелось?.. Чтобы мы с Ним пошли в театр или в Джазовую филармонию, затем поужинали вместе, поболтали, ну, потом сам понимаешь… После всего этого можно беззаботно валяться в постели и смотреть какой-нибудь хороший фильм. А утром поехать за город — посмотри, какая чудная погода…
Что ты улыбаешься? Ну не поеду же я одна за город!
— А если он не собирается ни за город, ни в театр? Если у него сегодня футбол, а завтра пиво и друзья? Ты же ждешь праздника, и в твоих фантазиях он счастлив ехать с тобой за город и на край света. И еще всю жизнь мечтал сидеть с тобой перед телевизором и смотреть… мелодраму. Шекия, ау… Просыпаемся…
Вот представь: техника ушла столь далеко, что в ближайшем супермаркете можно купить биоробота. Ты ему говоришь: «Давай посмотрим кино». А он в ответ: «Прекрасно, моя госпожа, какой фильм ты предпочитаешь?» Потом ты заявляешь, что хочешь подышать свежим воздухом. «Прекрасно, моя госпожа, где вы изволите дышать свежим воздухом?» Подумав, ты говоришь: «В Зеленогорске». «Прекрасно, моя госпожа». Вы мчитесь в Зеленогорск. Он выполняет все твои пожелания. Все!
Представила? И вот теперь у меня парочка вопросов… Во-первых, будешь ли ты счастлива и перестанешь ли чувствовать себя одинокой? Во-вторых, через сколько часов этого «неодиночества» тебе захочется убить этого робота и через сколько дней этих «идеальных отношений» ты сойдешь с ума?
— А что, нормальный человек меня полюбить не может, да? Мне, значит, остается только робота прикупить?
— Просто если бы в твоей жизни был этот «нормальный» человек, то он бы заявил, что сегодня он едет к маме, потому что она простыла и ей нужно привезти аспирину. А завтра он собирается с друзьями на охоту, потому что уже полгода обещал, но был занят, а на следующей неделе сезон заканчивается и будет очень некрасиво, если он это дело проманкирует. И что твое чувство одиночества? Он живой… И боюсь, в какой-то момент, в эту «трудную» для тебя минуту оно станет просто нестерпимым! «Я никогда не буду так счастлива, как мечтала, потому что муж — эгоист, подонок и негодяй», — вот и весь сказ депрессивной барышни, носящейся с идеей своего вечного одиночества.