— Откуда у вас такие обширные познания в медицине? — не удержался я, садясь напротив хозяина. — Вы ведь по образованию, кажется, теплотехник?..

— Самообразование — более эффективная система познания, чем учеба в вузе, ибо в этом случае изучаешь именно то, что тебя интересует.

— Пожалуй… Собственно, Андрей Венедиктович, я и собирался с вами проконсультироваться почти на эту же тему.

— Вы хотите знать, кто похитил детей–сирот, — маг поднял свою пиалу, пригубил и удовлетворенно кивнул сам себе.

— Ну, это в идеале. — Я последовал его примеру. Напиток оказался сложным настоем из трав и пряностей, терпким и бодрящим. — Лично мне более интересен ответ на вопрос: зачем?

— В похищении участвовал сильный паранорм, владеющий антардханой — сиддхой невидимости и вашитвой — подчинением чужого сознания…

— Откуда здесь мог взяться такой силач?!

— Это уже третий вопрос…

— Ага. Хорошо. — Я сделал еще глоток необыкновенного напитка. — Значит, он обошел охрану, загипнотизировал детей, вывел их из здания…

— Он не гипнотизировал ребят, — мягко перебил маг. — Он позвал их с собой! Они пошли за ним добровольно.

— Позвал?.. Черт! Но зачем?!

— К сожалению, этого я пока не знаю. Могу лишь предполагать…

— Поделитесь, Андрей Венедиктович, прошу вас! Это может оказаться очень важным, — искренне произнес я, потому что сам верил в то, что все так и есть.

— Что вы знаете о детском сознании, Дмитрий Алексеевич? — вдруг поинтересовался маг.

— Ну, дети более чувствительны, эмпатичны, наблюдательны, чем взрослые. У некоторых проявляется выраженная способность к эйдетическому мышлению. Таких ребятишек ошибочно называют вундеркиндами или детьми индиго…

— Прекрасно! Могу добавить, что дети, не вступившие в пору полового созревания, также способны к восприятию явлений так называемого тонкополевого мира. Более того, есть все основания предполагать, что маленькие ребятишки потенциально все — экстрасенсы в полном смысле слова.

— Паранормы?! — я закашлялся от неожиданности.

— Да, — кивнул Золотарев и отпил из пиалы. — Мои наблюдения однозначно указывают на такую возможность. У «аномальщиков» также собрано достаточное количество фактов спонтанного проявления сверхспособностей у детей, начиная с двух–трехлетнего возраста.

— Почему же до сих пор никто не работает в этом направлении?

— Ну, во–первых, работают. Еще как! Во всех экономически развитых странах Европы и Америки имеются научные учреждения, в программе исследований которых записаны, в том числе, и паранормальные способности человека…

— Но ведь они занимаются взрослыми!

— Не только. Случаи детской экстрасенсорики также тщательно описываются и изучаются. — Маг сделал сложный пасс рукой и буквально из воздуха на краю столика соткался чайник с длинным носиком. Наполнив пиалы новой порцией горячего напитка, он поставил сосуд обратно на то же место и продолжил: — Вот сейчас я продемонстрировал вам возможности вашитвы — сиддхи управления чужими мыслями. Вам показалось, что я сотворил этот чайник, между тем, он стоял здесь с самого начала, а вы лишь думали, что его тут нет. Согласитесь, гораздо легче внушить мысль, чем заниматься реальной материализацией?

— Мда, наверное… — я невольно покрутил головой, будто избавляясь от наваждения. — А причем здесь дети?

— А дети могут видеть явления, недоступные органам чувств взрослых, по той же причине. Они видят тонкополевые сущности лишь потому, что не сомневаются в их существовании. Взрослые же знают, что такие сущности нельзя увидеть, поэтому и не видят их. Тем более не могут никак на них воздействовать.

— А детки могут, потому что верят в это, — кивнул я, прихлебывая напиток. — Все просто!.. Получается, наших сироток похитили потому, что кто–то догадался о такой возможности — управлять тонкополевым миром посредством детей?

— Вполне возможно, — маг взял мундштук кальяна и сделал глубокую затяжку. По комнате поплыл тонкий сладковатый аромат. — И очень многообещающе, кстати!

— Чем же?

— Ну, Дмитрий Алексеевич, это же так просто! Сущности тонкого мира ведь тоже способны влиять на наш мир…

— Ага! Понял: всякие там лярвы, айны и прочие гоблины?

— Именно. — Золотарев снова затянулся. — Весьма заманчивая перспектива, согласитесь.

Я подергал себя за ус, как всегда при интенсивной мозговой деятельности.

— Все равно странно выглядит. Мощный паранорм уводит полтора десятка ребятишек… для кого–то? Да он по определению ни на кого работать не станет! Ему наши делишки по фигу!

— Я — тоже сильный паранорм…

— Извините, Андрей Венедиктович, — я почувствовал, как запылали мои щеки. — Я имел в виду, что весьма сложно, почти невозможно заставить сильного паранорма делать что–то по приказу.

— Конечно. Но его можно убедить, что это хорошо и правильно. — Маг отложил кальян и вернулся к напитку. — Мы ведь, в сущности, те же люди.

— Но способ… приобретения подопытного материала сам по себе выглядит подозрительным! Это же ясно. Получается, наш потенциальный визави имеет явные уголовные наклонности, а следовательно, вдвойне опасен.

— Это не единственное объяснение, Дмитрий Алексеевич, — покачал головой Золотарев. — Постарайтесь поискать и другие.

— Спасибо за беседу, Андрей Венедиктович, — я поднялся, — и если позволите, я еще к вам обращусь?

— Всегда рад буду помочь!

Уже стоя на лестничной площадке в ожидании лифта, я услышал за спиной:

— Даже магом такого высокого уровня может кто–то управлять… если маг об этом не догадывается!

Обернувшись, я увидел наглухо запертую дверь, обитую дорогой кожей. Сплюнув на всякий случай через левое плечо, я вошел в открывшуюся кабину лифта.

***

Как всегда после разговора с Золотаревым у меня осталось двойственное чувство, будто мне сначала показали нечто увлекательное через щелку приоткрытой двери, а потом эту дверь захлопнули прямо перед носом. Но таков уж маг Золотарев! Даже если он сам заинтересовался проблемой, никогда не покажет виду и явно помогать тоже не станет. Помнится, в истории с «нехорошим» домом в поселке Бактин, где разбушевалась самая настоящая нечистая сила, Андрей Венедиктович до последнего не предпринимал никаких действий. И лишь когда распоясавшаяся нечисть покусилась на святое — Лунный Глаз — артефакт из личной коллекции мага, Золотарев вмешался.

Вот и сейчас он наговорил мне много интересного, но не дал ни одной конкретной зацепки. А я привык четко выстраивать свои действия в соответствии с имеющейся информацией. Но ее–то как раз мне и не хватало. Потому, пораскинув умишком, я вспомнил еще об одном «многознатце», правда, уже из области науки.

Глянув на часы и прикинув, что доктор Суркис должен еще в такую пору «зависать» на любимой работе, я покопался в мобильнике и обнаружил его номер.

Пришлось дать гудков двадцать, прежде чем на том конце виртуального провода раздался знакомый и вечно ворчливый голос:

— Суркис слушает.

— Здравствуйте, доктор! — произнес я таинственным шепотом. — Скажите, а вы любопытство лечите?

— Какое еще любопытство?! Что за… А–а, это снова тот самый мелкий и пакостный репортеришка, что пишет грязные фельетоны под псевдонимом Кот–обормот?

— Люханс, когда–нибудь ты станешь желтокожим и узкоглазым и звать тебя будут Иль Сур Кис!

— Это почему?

— Потому что желчь окончательно пропитает твое тело и мозг!

— Ладно, — голос Ильи заметно помягчел, — извини, Димка. Заработался я что–то…

— Оно и чувствуется. — Я перешел на деловой тон. — Мне срочно нужна твоя консультация… или совет.

— Ну, так подгребай в институт. Скоро будешь?

— Минут через двадцать.

— Угу. Тогда я чаек заварю. Таежный.

Суркис дал отбой, а я рысцой припустил к троллейбусной остановке.

Илья Борисович, Илюха, Люханс… Мой старый добрый товарищ еще по медицинскому институту. Учились мы, правда, на разных факультетах, но жили в одной комнате целых четыре года. Не один пуд соли вместе съели, так сказать… Илья закончил медико–биологический факультет с отличием, а его дипломная работа по тонкой биохимии мозга была признана почти готовой диссертацией. С тех далеких времен и по сию пору, теперь уже доктор биологических наук, Суркис трудился в НИИ биологических проблем. Поэтому я не без основания полагал, что, по крайней мере, смогу получить от друга толковый совет или плодотворную идею для решения своего ребуса.