— Еще бы! — разнервничавшись, парировала Аннетт, которую оскорбило его заявление о том, что она для него как открытая книга. — Иначе вы бы не привезли меня сюда!

— Правильно! — На его губах снова заиграла насмешливая улыбка, и он подошел ближе. — Кстати, Аннетт, сделайте над собой усилие и придайте своему лицу более жизнерадостное выражение — я не хочу, чтобы Эльза подумала, будто я вас обижаю.

— А вы ничего, кроме этого и не делаете, — угрюмо буркнула она и вздрогнула, неожиданно услышав его раскатистый смех.

— Но мы ведь не расскажем об этом Эльзе, правда, Аннетт? У нас с вами есть несколько маленьких секретов, которые останутся только между нами. Вы со мной согласны? Мне не хочется, чтобы Эльза расстраивалась, узнав, например, о том, что вы испытываете ко мне… м-м… некоторую неприязнь или что вы кричите по ночам.

— Зачем вы так жестоко… — взволнованно начала Аннетт, но замолкла под пристальным взглядом его потемневших глаз.

— Я не столь жесток, каким вы меня представляете. Разве я не приходил к вам на помощь всякий раз, когда вы нуждались в этом? И я буду заниматься этим неблагодарным делом, так что не запирайте на ночь дверь, — шутливо пригрозил он.

У нее упало сердце.

— Вы не сказали, что работаете в другом месте, где вам никто не мешает.

— Верно. Но я уеду туда только тогда, когда вы полностью излечитесь от своих кошмаров, и не раньше, Аннетт.

Неужели он остается только ради нее, потому что она так больна и беззащитна? Какая-то немыслимая радость озарила ее душу, но здравый рассудок тут же поставил все на свои места. Саймон просто не хочет беспокоить свою мачеху, мрачно подумала Аннетт, или опасается, что, оставшись без присмотра, я убегу.

Он легонько сжал ее ладонь, подталкивая вперед, и Аннетт, подняв глаза, обмерла — в нескольких шагах от нее в инвалидной коляске сидела… тетя Эльза! Оказывается, она въехала в комнату, пока девушка, забыв обо всем на свете, предавалась своим мрачным мыслям.

В первую секунду Аннетт показалось, что она видит перед собой отца — такая же сетка морщинок возле глаз, такая же улыбка… Ее раздирало желание броситься к этой пожилой женщине, смотревшей на нее с такой нежностью и любовью, но она нечеловеческим усилием сдержала порыв, испугавшись напряженного взгляда Саймона.

— Аннетт, дорогая моя девочка! — сдавленным голосом прошептала тетя Эльза и, смахнув слезу, протянула ей руки.

И Аннет, не в силах больше сдерживаться, подбежала к ней и, наклонившись, крепко обняла пожилую женщину. Слезы радости безудержно полились из ее зажмуренных глаз, и она не стыдилась их, чувствуя лишь, как слабые руки тети Эльзы успокаивающе поглаживают ее по спине.

— Господи, Саймон, ты все-таки привез ее!

Вспомнив о его присутствии, Аннетт тут же выпрямилась, но тетя Эльза дрожащими пальцами продолжала держать ее за кисть руки.

— А ты сомневалась во мне? — тепло улыбнулся он и, подойдя к ним, поцеловал пожилую женщину в щеку. — Я же говорил, что Аннетт не откажется переехать к нам, и вот она перед тобой! Полноправный член нашей маленькой семьи.

— Да она просто чудо! — Тетя Эльза посмотрела на нее сияющими глазами. — Но… взгляни на ее лицо — она же белая, как полотно! — В ее добром взгляде отразилась настоящая тревога.

— Она очень устала, — поспешил с ответом Саймон, твердо беря девушку под локоть. — Будет лучше, если я отведу Аннетт в ее комнату — там она сможет как следует отдохнуть, а завтра у вас будет достаточно времени, чтобы всласть наговориться.

— Конечно, — согласилась тетя Эльза, но было видно, что ей не хочется расставаться с племянницей. — Отдыхай, детка. — Она последний раз погладила ее ладонь своей теплой, в морщинках рукой.

Саймон незаметно, но настойчиво потянул Аннетт за собой, она улыбнулась напоследок тете полными слез глазами и покорно пошла вслед за ним. Она так хотела бы остаться и — впервые после смерти отца — уткнуться в теплое плечо тети Эльзы, открыть свою истерзанную душу, выплакать накопившиеся слезы, выплеснуть горе… Но высокий смуглый человек безжалостно уводил ее куда-то, и у нее не было сил бороться с ним.

Глава пятая

В полном молчании они поднялись по мраморной лестнице на второй этаж.

— Вот ваша комната. — Он открыл одну из дверей с левой стороны коридора и протолкнул Аннет внутрь.

Нерешительно застыв у входа, она в изумлении оглядела огромную, светлую комнату с высоким потолком, обставленную прекрасной ореховой мебелью. Центр ее занимала кровать, накрытая бледно-сиреневым пушистым покрывалом, самая большая из всех, что ей приходилось видеть. Высокие, с прозрачными занавесками окна во французском стиле были открыты, и в комнату проникал соленый ветерок с моря.

— Раньше здесь жили мои родители, — спокойно произнес Саймон, глядя куда-то сквозь нее.

— Могу поселиться в любой другой комнате, если вам неприятно, что я… — быстро начала Аннетт, чувствуя себя неловко под его затуманенным воспоминаниями взглядом, но он лишь покачал головой.

— Зачем? Это было давно, так что пусть вас ничего не смущает. Я был еще мальчишкой, когда умерла мама, и тогда мы переехали в другое место. Потом отец женился на Эльзе, а когда его тоже не стало, я решил вернуться сюда и переоборудовать дом. Здесь я тоже кое-что изменил, поэтому устраивайтесь, как вам удобно.

— А почему вы сами здесь не живете?

— Эта комната слишком… женственная для меня. — Напряженность в его глазах сменилась лукавыми искорками. — И если вас интересует, то дверь в мою спальню — прямо напротив вашей. — Он явно наслаждался ее испугом. — По-моему, это очень удобно, ведь если вам снова приснится кошмар и вы закричите, я тут же окажусь рядом… И никто ни о чем не узнает.

— Вы намекаете на то, что на всем этаже будем жить только вы и я? — запаниковала Аннетт.

— Но мы ведь жили вдвоем и, если мне не изменяет память, прекрасно ладили друг с другом, — насмешливо заметил он. — В отеле, помните?

— Все равно мне это не нравится, — упорствуя, пробормотала она, опасаясь, что вообще не сможет спать, зная, как он близко.

Избегая его острого взгляда, она спешно вышла на балкончик, отделанный пестрым мрамором и заставленный вьющимися растениями, чьи зеленые побеги оплетали его резные перила. Аннетт надеялась, что он поймет ее нежелание продолжать разговор и оставит ее одну, но через мгновение услышала за своей спиной шаги и его холодный голос.

— На балконах с такими низкими перилами вредно нервничать — можно свалиться вниз и разбиться о скалы. Будьте осторожны, Аннетт.

— Не беспокойтесь, таким глупым способом я не собираюсь бежать, — в тон ему ответила она, давая выход скопившемуся раздражению.

— Приятно слышать, а то кто знает, что взбредет вам в голову.

— Я вообще не собираюсь бежать! Я… так рада, что теперь у меня есть тетя, и хочу узнать ее поближе…

— С каких это пор? — резко прервал ее Саймон. — Раньше я не замечал подобного энтузиазма.

Она замерла, чувствуя, как сердце резкими толчками бьется во вздымающейся груди, потом опустила голову и тихо сказала:

— Она очень похожа на моего отца, поэтому мне было так хорошо с ней рядом.

— Но это делу не поможет, — отрывисто бросил он, и Аннетт сжалась — всегда, когда она приоткрывала перед ним кусочек своей души, он обжигал ее жестокими словами. В них была своя доля правды, что и усугубляло ее боль. — Только жажда жизни может стать сильнее той травмы, а не желание плакать у кого бы то ни было на плече.

— Да что вы знаете обо мне? — Голос у нее оборвался, слезы душили ее, и Аннетт почти не сопротивлялась, когда Саймон в неожиданном порыве прижал ее к груди. — Что вы знаете о том, что во мне жило, а что умерло? Вы не знаете… Все это так запутано, так страшно… Я не хочу об этом думать! — рыдала она, уткнувшись ему в рубашку, ослепленная своим горем и не чувствуя, как крепко обнимают ее его руки, словно пытаясь укрыть от всех бед мира, с какой нежностью целуют его губы спутанные пряди золотых волос…