Хозяйка дома приблизилась к ним, прервав их разговор.

— Итан, как поживаешь? Я едва нашла возможность поговорить с тобой… Простите, Эбигейл. Я так рада, что вы пришли. Вы вдвоем… — Ее глаза, скользнув по лицу Итана, остановились на Эбигейл. — Вы… вместе?

Эбигейл отрицательно покачала головой, а Итан сказал:

— Келли, когда ты наконец станешь тактичной?!

Глаза у той проказливо заблестели.

— А что такое? Подумаешь, и спросить нельзя! Налей-ка мне лучше немного шампанского, пока я поболтаю с твоей подружкой по душам.

— Первое, что она скажет тебе, когда я уйду, это то, что она мне не подружка, — усмехнулся Итан. Он взял протянутый Келли стакан и, обернувшись к Эбигейл, добавил:

— Ты продержишься минуту-другую, если я оставлю тебя с этой женщиной-барракудой?

— Прихвати и мой стакан тоже, — ответила Эбигейл, допивая остаток вина. — Я чувствую себя отлично. — Она улыбнулась ему широкой, чрезмерно широкой улыбкой, как всегда, когда произносила скрытую угрозу.

Его ответная улыбка пронзила ее до глубины души. Обычно он встречал ее уколы с упрямой непроницаемостью или хмурым взглядом исподлобья. Но на сей раз улыбка Итана была совершенно иной: теплой и нежной, а в глазах у него застыл не гнев, сдерживаемый усилием воли, а теплота с каким-то оттенком грусти, и еще нечто, от чего у нее мурашки побежали по коже и перехватило дыхание.

Келли тоже это заметила. Когда Итан отошел с их бокалами, она тихо сказала:

— Счастливая вы, Эбигейл!

С удивлением Эбигейл взглянула на хозяйку.

— Никогда не видела, чтобы Итан смотрел на девушку подобным образом, — пояснила та. — Хотя я и встречала его со многими… Он ведь, в сущности, одинок, наш Итан.

— Одинок?

— Да, у него было множество друзей, были женщины, но он всегда казался слишком занятым для серьезных отношений. Он ведь построил свое дело буквально из ничего. Немного помощи от семьи в первые годы, банковские ссуды — вот и все. Ну, я полагаю, вам это известно. Вы, очевидно, близки друг другу…

— Мы не так уж и близки, — сказала Эбигейл. — Мы знакомы уже давно, но долгие годы не встречались. А недавно оказались вместе в туристической поездке.

— В самом деле? — Келли повернулась, чтобы посмотреть вслед Итану. Но он уже исчез из поля зрения. — Он, должно быть, влюблен по уши. Надеюсь, это взаимно. Мы обожаем Итана. Он как раз в том возрасте, когда пора остепениться и завести семью.

Эбигейл издала смущенно-протестующий смешок.

— Ему — остепениться?

— А что? Он готов к этому. — Келли лукаво взглянула на нее. — Вероятно, вы еще нет. Как вам понравился пирог, Эбигейл?

Обрадовавшись перемене разговора, Эбигейл принялась расхваливать пирог, пока Итан не вернулся с полными бокалами.

Остаток вечера пролетел как в тумане. Итан уже не отходил от нее, и она постоянно ощущала его присутствие — слышала его голос, когда он беседовал с другими гостями, чувствовала легкое прикосновение руки, когда он вел ее к креслу.

Когда уже далеко за полночь они ехали домой, Итан спросил:

— Ну как, доложила Келли обо всех моих грехах и изъянах?.

— Я бы никогда не стала этого делать, Итан.

— А я-то думал, ты не упустишь шанса.

Почувствовав внезапный упадок сил, Эбигейл лишь покачала головой и стала смотреть на пролетающие за окном огни редких в эту позднюю пору машин. Итан мельком взглянул на нее и вновь устремил взгляд на дорогу.

Подъехав к ее дому, он спросил:

— Ну как, тебе понравилось у моих друзей?

— Прелестная была вечеринка, — ответила она честно. Келли и ее муж излучали счастье после пяти лет супружества, а под конец объявили, что у них скоро появится первенец. Их неподдельная радость передалась всем гостям, и не их вина, что Эбигейл чувствовала себя не в своей тарелке в этой дружной веселой компании.

— Знаешь, я не могу больше так, — сказала она, произнеся вслух то, что думала. Какое право имела она судить другого человека? Она обвиняла Итана в жестокости, но разве сама не проявила ее, взяв на себя задачу его наказать? Друзья считали Итана прекрасным человеком, заслуживающим счастья, а если он и совершил ошибку много лет назад (хотя даже сейчас не осознает, что его действия привели к смерти Ванессы), не ей судить и карать его. Все, в чем он виноват или не виноват, пусть остается на его совести. Возможно, она сделала его козлом отпущения за свое собственное чувство вины. Ведь она не сумела окружить сводную сестру такой любовью, чтобы удержать ее от рокового шага.

— О чем ты? — спросил Итан настороженно.

— Я не могу… видеться с тобой снова.

— Не можешь?! — Голос его звучал хрипло, словно ему сдавило горло.

— Да, не могу, — упрямо сказала Эбигейл. — Это конец, Итан. Я не могу больше выносить эту муку.

Она почувствовала, как слезы подступили к ее глазам, и сделала попытку выбраться из машины, но он схватил ее за руку и сжал так сильно, что ей показалось, будто кости вот-вот хрустнут.

— Эбби! — взмолился он.

Сжав зубы, чтобы удержаться от слез, она пробормотала:

— Позволь мне уйти!

Итан отдернул ладонь от ее руки, точно она была раскалена.

— Прости, — пробормотал он.

— И ты меня прости, — только и сумела она прошептать, открывая наконец дверцу машины. — Пожалуйста, не выходи. Просто… оставь меня одну.

Она уже вошла в прихожую своей квартиры и, закрыв за собой дверь, обессилено прислонилась к косяку, когда услышала, как он завел мотор и уехал.

Тетка Мариза приехала в Кингстон на конференцию, и, хоть и отказалась от предложения Эбигейл остановиться в ее квартире, они договорились вместе позавтракать.

В ожидании заказа Эбигейл думала, что тетке стало гораздо легче общаться с ней, чем прежде, когда они жили вместе. Хотя она и старалась, как могла, заменить Эбигейл мать, пожертвовав в какой-то степени своей личной жизнью, похоже, эта женщина быстрее находила общий язык со взрослыми, нежели с детьми. Она попросила Эбигейл оставить обращение «тетя», когда той исполнилось восемнадцать, и была довольна, что может наконец общаться с ней как с равной.

Пока они ели, тетка коротко рассказала о конференции и спросила, как идет ее бизнес.

— Неплохо, — улыбнулась Эбигейл. — Мы с прибылью свели прошлогодний баланс и даже подумываем о расширении.

Они уже покончили с десертом, когда Эбигейл вдруг спросила:

— Мариза, а сколько денег оставили мне мать и отчим?

Та медленно поставила чашку на стол.

— Я точно не помню.

— Не может быть, — настаивала Эбигейл. — В денежных делах ты ничего не забываешь и не упускаешь, не правда ли?

— Уж не хочешь ли ты сказать… — вскинулась тетка.

— Извини, — сказала Эбигейл. — Но мне трудно поверить, что ты не знаешь, сколько именно ты потратила на меня. Это были твои деньги, не так ли? А вовсе не моей матери — ведь у нее их было очень мало — и не отчима. Ванесса была его дочерью, а меня, хоть он был добр ко мне, он никогда не удочерял. Все, что он имел, перешло к ней, я права?

Мариза ответила с несколько встревоженным видом:

— Он, очевидно, не оставил завещания, а поскольку твоя мать погибла вместе с ним…

— То ты дала мне чек и сказала, что это мое наследство. — Повинуясь какому-то импульсу, она положила свою руку поверх руки тетки. — Спасибо. Ты была куда более щедрой, чем я могла себе представить.

Тетка вспыхнула и заерзала в своем кресле.

— Нет, — сказала она. — Я не могу принять благодарность за то, чего я не делала, Эбигейл.

— Ты… не делала? — Столь уверенная, что знает, откуда взялись деньги, Эбигейл была поражена.

— Не то, чтобы я не помогала тебе… я всегда была в состоянии содержать тебя, но я не могла бы дать так много…

— Но если ты не могла дать такую сумму: откуда же, черт побери, она взялась? — У нее не было больше ни одного родственника в мире.

— Этого я не могу тебе сказать. Я обещала.

— Но тогда я была еще ребенком, — сказала Эбигейл, глядя на нее. — Неужели ты думаешь, что я не имею права знать это сейчас? Я должна знать, кто это был, чтобы по крайней мере поблагодарить его!