— Вы так заботливы к Людмиле, — сказал я неожиданно для самого себя. Я и впрямь был этим несколько озадачен. Мне казалось, что его реакция будет иной.

— А как же иначе? — ответил Геннадий. — Мы с вами никогда об этом не говорили… Я и с Людмилой не обсуждал ничего подобного. Но следует, наверное, теперь все же сказать. Тем более, что вы собираетесь стать как бы членом семьи. — Геннадий усмехнулся.

— Я очень благодарен Людмиле за все. Она очень помогла мне в жизни. Из-за меня она долгие годы была несчастна. Хотя я и старался изо всех сил, чтобы жизнь ее и Юли была радостной… Я ничего не жалел для жены и дочери. Тем не менее, все же Людмила многого от меня не получила. Ну, вы сами понимаете… А она дала мне иллюзию семьи. Я чувствовал себя как бы нормальным человеком. Это немаловажно. Мы ведь не просто делали вид все эти годы, что у нас семья. Мы и были семьей на самом деле. Только без постели, как вы понимаете. Так что я в какой-то мере в долгу перед своей женой. Вот я и забочусь о ее состоянии. Вы сами должны понимать.

Одним словом, Геннадий меня убедил и я действительно исчез. Юля приезжала ко мне каждый день. Часто она оставалась у меня, а иногда куда-нибудь ходили.

Что касается моего собственного отношения к тому, что происходило, то оно было двойственным. С одной стороны я чувствовал себя предателем и непорядочным человеком. Меня мучило чувство вины перед ни в чем не повинной Людмилой. Я представлял себе, в каком отчаянии она находится.

С другой стороны, меня захватила Юля — ее молодость, ее страстная любовь. Может быть, я и не слишком порядочно рассуждаю, но мне и вправду было уже пора жениться. Сколько можно быть холостяком?

В тридцать пять лет уже вполне пора определиться. А тут Юля…

Она оказалась напориста и настойчива в достижении своей цели, которой был я. Отказать ей? Не согласиться?

А зачем? Чтобы сберечь себя? Но для кого? Для той неведомой, которую я еще не знаю и еще не встретил?

А встречу ли? И будет ли та, которую я встречу потом, так уж лучше Юли, чтобы ради нее — то есть ради неизвестного, отказываться от известного?

Сыграла роль и моя привязчивость. Так уж случилось, рассуждал я. Ведь это была не моя инициатива. Сам того не желая и не подозревая, я возбудил любовь прекрасной девушки.

Эта любовь не побоялась сама прийти ко мне и объясниться. И попросить, нет, потребовать моей ответной любви, добиться ее.

Юля была для меня как бы воплощением ее матери. Я любил ее, спал с ней, и каждый раз это было для меня как бы путешествием во времени. Я спал с молодой Людмилой…

Тогда же начались Юлины проблемы с наркотиками. У нее было несколько подружек по институту, которые баловались этим, и Юля тоже пристрастилась. Тут сказалась ее натура — подвижная, нервная, страстная. Ее стремление ко всему новому, неизведанному.

К новым, необычным ощущениям реальности и себя в ней…

Несколько раз она пропадала на сутки или даже больше. В это время она была где-нибудь в очередной компании и «ловила кайф».

Однажды, когда ее исчезновение затянулось, мне вдруг позвонил Геннадий Андреевич.

— Мы с вами договорились, что я сообщу вам, когда вам можно будет опять у нас появиться, — сказал он. — Так вот, мне кажется, что это время настало. Тем более, что сейчас пришла домой Юля и она в плохом состоянии.

Как сумасшедший гнал я машину в тот раз. Когда я приехал, Юля лежала на кровати вся бледная и испуганная. Она рассказала, что два дня вместе с подругой они кололи себе всякую дурь, вызывая видения, и теперь ей стало очень плохо.

Я принял меры и взял с нее слово, что впредь она будет во всяком случае советоваться со мной относительно препаратов и не будет исчезать так надолго.

Юля отвечала мне слабым голосом. Потом заплакала, обняла меня и сказала:

— Прости меня, Феликс. Я так виновата перед всеми вами — перед тобой, мамой и папой. Но я вправду не могу с собой ничего поделать.

— Отчего? — спросил я. — Что заставляет тебя все время уходить от реальности? У тебя такая хорошая и счастливая жизнь… Ты студентка престижного вуза, у тебя богатые родители и я тебя люблю.

— Я все время чувствую, что украла чужое, — ответила Юля жалобно и беспомощно. — Теперь она выглядела как маленькая девчонка, которая ищет защиты и утешения.

— Я такая хищница, — пролепетала она. — Я полюбила тебя, мне захотелось быть твоей. И чтобы ты был моим. И я отняла тебя у мамы. Если бы ты знал, как она плакала, какими глазами смотрела на меня. Этот взгляд теперь бывает у нее и сейчас, когда мы уже примирились. Все равно, нет-нет, да и посмотрит на меня. И мне становится ее жалко и стыдно за свой поступок…

— А потом… — Губы ее задрожали и на бледных щеках появился первый слабый румянец. — А потом, мне все время вспоминается та сцена, что я увидела тогда… Ну, ты помнишь, когда я вернулась с экзамена и увидела вас с мамой… Это помогло мне тогда решиться и прийти к тебе. Но теперь это видение преследует меня и мучает и не дает покоя.

— Ты поэтому и хочешь наркотиками вызвать другие видения? — спросил я. — Чтобы заглушить то?

— Ну да, — призналась Юля и заплакала. Ее лицо стало мокрым от слез и я вытирал их ладонью.

— Все пройдет, — утешал я ее. — Все пройдет. Ты забудешь обо всем и у тебя пропадет потребность оглушать себя.

«До чего ревнивы женщины, — отметил я. — Она ведь все уже сделала, всего добилась. Она отняла меня у своей матери, она стала моей невестой. И все равно не может пережить того, что видела меня в объятиях Людмилы»…

Я «вкатил» Юле препарат, который усыпил ее, и вышел в гостиную, где впервые после всего происшедшего встретил Людмилу. Геннадия не было, он ушел из дома на весь вечер.

— Он очень тактичный человек, — пояснила Людмила, вновь говоря о муже с гордостью. — Хотя я говорила ему, что нет необходимости оставлять нас с тобой одних. Потому что ты можешь не трудиться и ничего мне не говорить. В какой-то мере я понимаю тебя.

Видно было, что она действительно пришла в себя и успокоилась. Пережила двойное предательство — любовника и собственной дочери.

Она даже не подошла ко мне, только смотрела холодным взглядом. Подозреваю, что она и по сей день в глубине души ненавидит и презирает меня. Совсем другое дело, что в течение нескольких лет я был ее самым близким человеком, которому она доверяла все и могла быть самой собой. Этого тоже ведь не скинешь со счетов.

Так что как бы не презирала меня теперь Людмила, все-таки я для нее не просто человек с улицы.

— Ты заведешь себе кого-нибудь вместо меня, — сказал я ей тогда, чтобы хоть что-то сказать. При этих словах я оглянулся на комнату Юли, боясь, что она может услышать такой откровенный совет.

— Я больше никого не буду заводить, — горько ответила мне Людмила. — Хватит с меня. Я возвращаюсь в семью.

— Но ты же ее и не покидала, — возразил я недоуменно, но Людмила посмотрела на меня строго и пояснила:

— Я имею в виду, что возвращаюсь к мужу, Геннадию.

— Но, милая, к нему ведь очень трудно возвратиться, — сказал я, еще больше удивляясь. — Кому, как не нам с тобой известно, что он ведь… Он гомосексуалист… Ты ему совсем не нужна как женщина.

— Нет, все оказалось не так, — ответила мне Людмила. Она торжествующе усмехнулась.

— Уже почти две недели, как мы живем с ним. — А заметив мое вытянувшееся лицо, объяснила, понизив голос почти до шепота: — Так, как прежде… Мне было очень тяжело первые дни после того, как я узнала, что ты бросил меня и путался с Юлей. Она тоже хороша… Мне не хотелось смотреть на мир после этого. Я лежала и плакала по ночам. И вот, в одну из ночей Гена вдруг позвал меня, окликнул. Сначала мне почудилось, что это просто галлюцинация. Но потом он повторил и я поняла, что это правда. И с этой ночи он регулярно каждый вечер дает мне любить его.

Голос ее был гордым и удовлетворенным. Людмила смотрела на меня даже как бы свысока…

— Но ведь ты же сама говорила, что Геннадий твой не переносит женского тела, — сказал я осторожно.