Так вот в чем было дело… Вот отчего Юля стала так неразговорчива после своего обморока. Она была просто парализована страхом, своими ужасными воспоминаниями, подозрениями и полной невозможностью поделиться ими с кем-то… Даже со мной.

Можно представить себе ее отчаяние в те минуты и часы… Если бы она честно сказала бы мне о том, что она чувствует относительно Хельги, я и вправду подумал бы, что это голос ревности… Она совершенно права…

— Но я не могла просто промолчать потом, — сказала Юля вдобавок. — Меня все сильнее и сильнее охватывало чувство, что ты можешь попасть в беду, что тебе грозит какая-то опасность. И вот я решила позвонить тебе и предупредить… Излишне говорить о том, что я понимала — опасность исходит, конечно же, от этой ужасной женщины… Я все это понимала, но не могла тебе сказать. Ты только раздражился бы внутренне на меня, даже если бы ничего не сказал.

И это было чистой правдой. Но все-таки Юля спасла меня. Ведь именно после ее тревожного звонка я решил предупредить Скелета.

Я так доверял отчего-то Хельге, что мне бы и в голову не пришло подстраховаться и рассказать Скелету о том, что меня зовут на встречу. Я просто пошел бы, как баран, и был бы убит. Тоже как баран…

Удивительное дело — отчего мы всегда так безоглядно доверяем людям, с которыми переспали? Может быть, человек вообще так глупо устроен? Стоит тебе полежать в постели с женщиной, и тебе уже кажется, что ей можно доверять и что она не способна ни на какую пакость в отношении тебя… Очень глупо получается.

На самом же деле, как говорила одна моя случайная знакомая, секс — не повод для знакомства…

А очень затягивает, между прочим. Желание доверять телесно близкому человеку очень заманчиво. Были ведь времена в истории нашей славной родины, когда обычным делом были доносы жены на мужа, а мужа — на жену. Очень даже просто — написал донос в НКВД, и все… Можешь считать, что ты свободен и руки у тебя развязаны. Человек, с которым ты до этого делил постель, прочно сидит, если вообще еще жив, а ты можешь делать все, что угодно.

Такое бывало сплошь и рядом. Тоже, кстати, тема для отдельных размышлений, потому что это ведь были не единичные случаи…

В такую же психологическую ловушку попал и я. Кто же мог подумать, что Хельга окажется убийцей и монстром? Уж только не я.

А Юля и вправду сделала все, что только смогла в той ситуации. Она точно знала, кто такая Хельга, и точно знала, что она задумала в отношении меня. Но не менее точно Юля знала, что ей никто не поверит. В первую очередь я сам. Поэтому она пыталась просто как-то дать мне понять, чтобы я был поосторожнее. Это меня и спасло.

«Как интересно получается, — подумал я. — Я все делал для того, чтобы спасти Юлины глаза, чтобы отомстить за нее, вылечить, а на деле вышло, что это она спасла мою жизнь».

— Мы поймали ее, — сказал я, и почувствовал, как пальцы Юли сжали мою руку.

— Она теперь в надежном месте, — добавил я.

— Геннадий поехал туда? — спросила вдруг Людмила тревожно.

— Да, он еще должен сделать там кое-что, — ответил я лаконично, не желая вдаваться в подробности.

— Он скоро вернется? — настаивала Людмила.

Никогда бы прежде не стала она так беспокоиться о своем муже… Что-то разительно изменилось вокруг меня.

— Ему ничего не угрожает, — успокаивающе сказал я. — Он хочет кое-что узнать, так что все теперь будет хорошо. Кстати, мне пора.

Я встал, и Юлина рука бессильно упала обратно к ней на колени.

— Скоро я вернусь, и мы будем всегда вместе, — добавил я, заглядывая Юле в лицо так, словно она могла что-то прочитать в моих глазах.

Может быть, она и поняла что-то такое, потому что улыбка чуть тронула ее губы и она прошептала:

— Ну да… Ну да…

— Жди меня, все будет хорошо, — сказал я Юле и вышел.

Людмила выплыла в прихожую следом за мной.

— Надо полагать, что теперь ты будешь поумнее, — мрачно сказала она. — Не будешь связываться со всякими гадинами, — она повела плечами, как будто поежилась.

— Не буду, — заверил я ее. — Более того, может быть, нам удастся сделать так, что Юля снова сможет видеть.

— Я знаю об этой идее, — отозвалась Людмила. — Мне сказал об этом Геннадий. Только упаси вас обоих Бог сказать об этом самой Юле. Нельзя давать такую надежду до тех пор, пока нет полной уверенности.

— Конечно, я не скажу, — ответил я и потом добавил: — И, когда у нас все получится, мы с Юлей поженимся. Если, конечно, ты не будешь против.

— Я не буду против, — ответила Людмила спокойно. — С чего ты решил, что я была бы против?

Она пожала плечами…

— Ну, я просто подумал, — ответил я неохотно. — Учитывая разные обстоятельства…

— Какие глупости, — произнесла недовольно Людмила.

Она даже, казалось, была огорчена тем, что я напомнил ей о прошлом.

— Ты хотел сказать, что мы с тобой когда-то были близки и поэтому… Ерунда все это. Вот уж о чем я действительно стараюсь не думать, так это об этом. И вообще, меня все это перестает интересовать.

— В каком смысле? — не понял я.

— В прямом, — сказала Людмила.

Она стояла передо мной, и руки ее вяло теребили свисающие концы теплой шали.

— Если у вас все получится и Юля снова станет видеть, я просто-напросто смогу уйти.

— Как уйти? — с недоумением спросил я. — Куда уйти?

— Я уже все обдумала, — ответила женщина. — Я уйду в монастырь. Просто я не могу себе этого позволить до тех пор, пока Юля нуждается в моей помощи и поддержке. Это был бы грех — уйти в монастырь и оставить ее здесь беспомощную. Батюшка мне так и сказал: нельзя проявлять эгоизм и думать только о себе. А теперь, если все получится хорошо, то я уже решила все и непременно уйду в обитель. Ты удивлен?

Она смотрела на меня спокойно, и я не узнавал свою старую любовницу и предполагаемую тещу…

Был ли я удивлен? Не знаю… Наверное, я утратил способность удивляться. Мы попрощались с Людмилой, и я поехал обратно, на квартиру к Хельге, где все это время происходило невообразимое…

Людмила собирается уйти в монастырь… Я рассмотрел это событие с двух сторон. Для меня и для Юли это было бы, наверное, как раз неплохо. Если мы поженимся и будем жить вместе, то зачем нам присутствие Людмилы — бывшей возлюбленной молодого мужа? И матери юной жены? Это бы только смущало всех нас и было, так сказать, привходящим обстоятельством.

С этой точки зрения исчезновение Людмилы, ее уход был бы благом и разрешением многих проблем. Было бы легче мне, Юле и Людмиле самой…

Интересно, а кто вообще уходит в монастырь? Однажды мы говорили об этом с моим знакомым. Он — церковный художник и часто выполняет заказы по росписи храмов в монастырях. Так вот, он сказал, что по его наблюдениям, уходящие в монастырь представляют собой два типа людей.

Первый — это очень незначительное количество. Это те, кто уходит в монастырь, чтобы замолить свои грехи, которых накопилось очень и очень много. Конечно, не каждому человеку вообще приходит такое в голову. Есть миллионы злодеев, которые и не задумываются о Царствии Небесном… Но есть и такие, в которых просыпается совесть, и вместе с ней — религиозное чувство. Не смесь бытовых традиций и национал-шовинизма, что так часто сейчас в России именуется религиозностью, а истинное религиозное чувство. Вера и раскаяние в грехах… Вот такие люди составляют первую категорию, впрочем, малочисленную.

А в основном — это те, кто просто рожден на свет слабым. Кто был слаб в жизни с детства, или просто ослабел «в процессе». Ведь жизнь — это борьба. С неудачами, невзгодами, с самим собой, с соблазнами… Можно еще назвать это игрой, кому как больше нравится. А некоторые люди просто не способны играть, бороться, отвечать за себя… Они устали от жизни.

Кто-то в этой ситуации спивается. Ну, а у кого организм не принимает алкоголь? Тем как быть?

Раньше таким людям было проще — за них отвечало государство. Плохо отвечало, конечно. Но все же этим слабым людям все время говорили, что им следует делать, а чего — не следует. Как себя вести. А теперь никто не говорит. Теперь — свобода. А свобода для многих просто непосильна…