В затуманенном сознании свободного художника с особенной ясностью высветились последние смолокуровские фразы. Он понял, что речь идет о чем-то важном для него, Звонцова, все еще не оставившего надежд на творческую славу и жизнь, достойную «потомственного дворянина».

С этой минуты он как мог сконцентрировал внимание, стараясь вникнуть в каждое сказанное купцом слово, а тот действительно без паузы перешел к очень серьезному разговору на «вы»:

— Я надеюсь, Звонцов, у вас было достаточно времени понять, что наше знакомство, скажем так, дело не случайное, а для вас — вы же понимаете! — просто подарок судьбы. Думаете, я не знаю ваших честолюбивых планов? При вашем даре, батенька, они вполне осуществимы, но посмотрите на вещи трезвым взглядом — без моей помощи вам просто не обойтись! Некоторые известные — очень известные! — художники достигли успеха именно тем способом, который я намерен вам предложить. Я имею все возможности открыть прямой путь в Европу, за океан, к самым выгодным клиентам и сказочным гонорарам…

— Простите, Евграф Силыч, вы не преувеличиваете? — осторожно спросил Звонцов.

— Обижаете, милейший! Но если объяснять все тонкости процесса, это займет слишком много времени: мы им сейчас не располагаем, да и потом это кухня, о которой художнику знать совершенно не обязательно, а результат я вам гарантирую. Постараюсь быть краток. Для вас не секрет, что за границей строжайшая система налогов, съедающая до обидного большую часть прибыли. А если есть еще и незаконный доход, с ним и вовсе одна головная боль. Что из этого следует? Правильно! Крупные дельцы находят способы легализовать прибыль от своего дела. Один из таких способов состоит в том, что предприниматель «ставит» на предметы искусства. Какому-нибудь художнику-счастливчику делают весьма серьезную рекламу, создают привлекательное реноме в самых широких художественных кругах…

— И выставку можно сделать?

— Именно так. Организуют выставку, возможно и не одну. Восторженные рецензии в элитарных журналах тоже заказывают, если искусствоведческая братия и борзописцы сами не заглотят червячка. Можно и скандал какой-нибудь раздуть — богема любит скандалы! Когда имя нашему художнику сделано, начинается самое главное — «меценат»-предприниматель выставляет его работу на какой-нибудь аукцион, ну, скажем, на парижский «Дрюо» или на «Кристи» [169]— там ставки выше. Заманчиво, не правда ли?

«Живописец» согласно кивнул.

— И вот начинается торг, соревнование покупателей, битва титанов, так сказать: торгуются всегда пара солидных родовитых иностранцев, которым в этой стране не нужно ни перед кем отчитываться, откуда у них деньги. Наконец лот находит покупателя за баснословную цену, одного из этих господ, в результате чего аукцион получает процент от продажи, весьма скромный в сравнении с налогами за прибыль подобного размера, а кругленькая сумма возвращается к нашему дельцу-«продавцу», но уже освобожденной от налогообложения, «чистой», так сказать…

— Погодите, Евграф Силыч! Что-то я не возьму в толк: как деньги возвращаются продавцу? Они же и должны остаться у того, кто продает картину… и почему покупателем обязательно бывает иностранец? Ничего не понимаю…

— Так я и знал: люди искусства смыслят только в части высших материй… Вячеслав Меркурьевич, дорогуша, вам бы все в облаках витать. А фокус-то на примитивнейшем уровне! Эти иностранцы — подставные лица, и «меценат» наш с ними в сговоре, поэтому получает назад и свои уже отмытые деньги, и картину тоже, только последняя числится на этом иностранце по каталогам, а фактически судьбой этой работы распоряжается делец.

А что касается их титулов, хорошо, конечно, когда удается найти сговорчивого шейха или пэра Англии, ведущего свой род от Рыцарей Круглого стола, это придает спектаклю достоверности, но главное, в общем-то, были бы иностранные подданные… Часто уже при помощи этого трюка с подставными покупателями картина «ходит» с одного аукциона на другой, из одной страны в другую, продолжая «очищать» большие или меньшие деньги. В этом случае художник уже имеет вознаграждение, а картина растет в цене.

— А если находится кто-то со стороны, перебивает ставку подставных лиц и действительно покупает картину — разве это невозможно? Что тогда?

Смолокуров вздохнул, пожалев, что весь вечер угощал Звонцова пивом, которое теперь явно затрудняет его мыслительный процесс.

— Бывало и такое, правда редко, ведь сразу трудно определить, какую сумму готовы дать за картину, — цель торга в том и состоит, чтобы ее выяснить. Но когда находится самодур, сразу отваливающий за картину большой куш, это же только на руку продавцу! Вещь «уходит» за хорошие деньги, значит, рекламная кампания нашего художника удалась. Можно уже выставить следующую его работу, и подороже! Но, повторяю, на такое удачное начало никогда нельзя рассчитывать… Послушайте-ка лучше, как действуют дальше в обычном случае, — для вас это должно быть интереснее всего. Через некоторое время после «приобретения» фиктивный покупатель, допустим, официально объявляет себя банкротом, и картина выставляется вновь, но теперь уже не на аукционе, а где-нибудь в художественном салоне на комиссию за немногим меньшую сумму. Все это сопровождается шумихой в прессе — в определенных кругах еще не стихли страсти по состоявшемуся на «Дрюо» громкому приобретению, а тут пресловутое полотно ищет нового владельца! И вот наконец находится крез (уже не подставной, а самый настоящий). Часто это бывают американцы — падки на все новомодное, как мухи на… сладкое, к тому же имеют деньги и убеждены, что лучше всего вкладывать их в предметы искусства, и абсолютно правы…

— Ибо «Ars longa, vita brevis» [170], — заключил скульптор с видом аристократа, искушенного в латыни.

— Я бы сказал несколько иначе, Вячеслав Меркурьевич. Искусство, конечно, переживет любого коллекционера. но тут подход чисто практический — художественные ценности всегда в цене. Видите, каламбур получился! Итак, этот богач, зная, что картина совсем недавно была куплена еще дороже, покупает ее для своего личного собрания — он рад, что надежно вложил капитал. Наш закулисный делец, таким образом, получает миллионы, честно оставляя на долю художника десять процентов от этой суммы в любой твердой валюте. Это и есть чистая прибыль, конечная цена, итог нашей интриги. Такой процент, батенька, тоже, между прочим, составит миллионы! Как вам видится подобное предложение?

Звонцов молчал, и в этом молчании прочитывалась неуверенность. «Неужели усомнился в собственном таланте? Может, просто не доверяет моим гарантиям?» — подумал Смолокуров.

— А что это вы вдруг так помрачнели, дорогуша? Думаете, если «Дрюо», то там высочайшие требования при отборе, эксперты-академики, конкуренция мастеров, так, что ли? А о собственном даре, о своих великолепных работах уже забыли? Вы же талантище, Звонцов! Знали бы вы, что еще недавно нам удавалось продавать, и именно тем способом, который я только что обрисовал… Из заурядности мы делали мировую величину, да, да, почти из ничего! Вы вот думаете, П… — великий художник, знаменитость? Да этого гения я нашел на улице — он вымучивал какие-то маловыразительные парижские пейзажи под импрессионистов, под Писсарро и торговал ими на Монмартре по нескольку франков за штуку! Он же тогда едва концы с концами сводил…

— Неужели такое возможно? Вы лично знакомы с П…?! Просто не верится! П… стал, можно сказать, моим современным идолом, я изучаю его живопись, его манеру… Как же так, Евграф Силыч?!

— Атак! Именно Евграф Силыч Смолокуров, именно я сделал из него то, чем теперь восхищаются ротозеи по всему миру!!! Это и есть история искусств с черного хода, без прикрас! «Искушенные» знатоки поставили его средненькие вещи на аукционы, а дальше все покатилось по накатанной дорожке. Со временем мы просто перестали нуждаться друг в друге — он получил обещанное, а я, разумеется, заработал еще больше. Теперь П… для меня — вчерашний день! Честно говоря, и уровень отбора на аукционах стал выше, теперь там лучше разбираются, где искусство, а где трюкачество выскочек, но ваши опасения абсолютно беспочвенны — вас Европа примет на «ура». Для вас ситуация благоприятная еще и потому, что подобными предприятиями за границей занимается ваша старая знакомая. Надеюсь, у вас тогда не осталось к ней претензий? Вполне достойная, серьезная фрау, щепетильная, как все немцы. Правда, ее страсть к собакам переходит границы разумного, а я никогда не понимал, как можно не просто держать собаку в доме, но еще на правах любимого дитяти. Эта ее балованная Фиделька, кажется. — просто безобразие! Ну да пес с ней! Я, признаться, вообще собак не терплю, вот и ворчу… Вернемся лучше к делу. Так если вы согласны на мое предложение и готовы ехать в Германию, я помогу вам быстрее справиться со всеми формальностями и сам вояж устрою за свой счет.