— Головнин на «Диане» бедствовал там очень долго, и кончил тем, что спустился на мыс Доброй Надежды, — перебил его мичман Бежин.
— И с нами чуть не повторилась головнинская история, — продолжал Злобин. — Мы вышли из Рио-де-Жанейро 8 ноября и до 30 ноября шли очень спокойно и порядочно попутным муссоном. К островам Штатов мы пришли под брамселями и лиселями, с двумя американскими клиперами в компании. Нам оставалось очень немного сделать, и наше плавание красовалось бы во всех лоциях и sailing directions, как примерное, на зависть будущих поколений парусников, на что мы и рассчитывали. Но в море расчеты никогда не удаются. Так случилось тогда и с нами. В виду островов, когда капитан уже решил изменить курс и начал приводить, задул очень свежий ветер, прямо в лоб. Сейчас же убрали лиселя, спустили брам-реи и глухо зарифились, да так и качались ровно три недели, подаваясь понемногу к югу. Почти две недели не было варки, а в кают-компании царствовала темнота, так как из-за боязни, что волна разобьет светлый люк и вкатится к нам, его забили досками и закрыли чехлом. Замечательно, что небо там почти все время стояло ясное, только на наветренном горизонте появлялась иногда, как стена, белая полоска облаков. Она медленно тянулась с ветром, но, поднявшись над горизонтом градусов на тридцать, эта белая полоска в несколько минут обращалась в страшную черную тучу и быстро мчалась навстречу, закрывая все ясное небо. Вместе с этим налетал жесточайший шквал, а затем над нами снова являлось ясное, безоблачное небо. Барометр никогда не падал перед этим и не предсказывал шквала или снега, как это бывает в других местах. Эта белая стена на наветренном горизонте просто с ума нас сводила. Нигде, ни прежде, ни после, я не видел такой громадной и совершенно правильной волны, как в этой части океана. Единственным нашим утешением были альбатросы, сопровождавшие нас все время этого плавания, и которых мы ловили по целым дням на крючки. Эта охота на альбатросов обратилась в общую забаву как офицеров, так и матросов. Но капитану наконец надоела качка, и когда нас загнало до 61,5° южной широты, то он решился было спуститься на мыс Доброй Надежды. К счастью, в тот же день шторм стих, мы стали выбираться к северу и 5 января уже пришли в Вальпараисо, пробыв в море 59 дней.
— Я не думаю, господа, чтобы мы шли теперь в Тихий океан, — говорил Кононов, — там мало дела для нас. Даже и здесь мы несколько дней никого не видим. По-моему, в Китайском море или в Бенгальском заливе было бы лучше.
— Да, что-то давно наша призовая комиссия бездействует, — соглашались и слушатели.
Но как бы в утешение им, на высоте Монтевидео встретили и остановили пароход «Earle of Chester» под английским флагом, водоизмещением 2000 тонн. Пароход вез груз шерсти в Лондон на имя мистера Броуна и Кº. Тем же порядком, так как никаких недоразумений не встретилось, был снят экипаж с приза, а шерсть господ Броуна и Компании вместе с пароходом пошла ко дну.
Два китобоя, шедшие на добычу на юг, как бесспорные призы были сожжены на следующий день. Два дня опять прошли без результатов. Море становилось беспокойнее и воздух холоднее. Попавшийся английский барк в 80 тонн водоизмещением имел нейтральный груз гуано в Гамбург. Пришлось его отпустить, взяв денежное обязательство об уплате 28 тысяч рублей, во что был оценен барк. На него же сданы были и все пленные с прежних призов для доставки их в Рио-де-Жанейро.
Освободившись таким образом от невольных гостей и спустившись еще южней по меридиану до 42° широты, крейсер получил свежий попутный западный ветер, остановил машину, прекратил пары и, поставив марсели в два рифа, фок и грот, понесся на восток. Попутный ветер по временам доходил до степени шторма и заставлял брать третий риф и убирать нижние паруса.
Солнце не показывалось по несколько дней, а шквалы с дождем и снегом не давали просохнуть палубе и людям. Крейсер качало и бросало с волны на волну, как скорлупу. Но он был крепок, а экипаж вынослив и привычен. Всех радовала мысль, что, несмотря на сырость, холод и качку, судно быстро идет к своей цели. И действительно, делая по 280 миль среднего суточного плавания, он пересек Атлантический океан и по ту сторону меридиана мыса Доброй Надежды начал подниматься к северу, чтобы снова явиться истребителем на пути судов, плывущих в Ост-Индию, Китай и обратно.
Между тем за время плавания под парусами котлы и машина были тщательно осмотрены, вычищены и приведены в полный порядок. Как только штормовая погода прекратилась, крейсер тотчас же закрепил паруса и, вступив под пары начал искать добычи.
Первым призом в Индийском океане был парусный корабль «Лорд Байрон», шедпшй из Рангуна с тиком. Спустя несколько часов попался парусный бриг «Скорпион» из Манилы с сигарами и пенькой.
С первого сняли только экипаж, а со второго — несколько ящиков лучших сигар взамен причитающегося пайка табаку экипажу, а затем оба приза, как законные, сожгли.
С этого дня крейсер, идя на север, чаще и чаще встречал суда но преимуществу парусные, с различными грузами. Большая часть этих судов были английские с английскими же грузами. Пенька, сигары, сахар, чай, кофе, гуттаперча, тик, камфара я прочие ценные материалы вместо лондонских доков шли ко дну или горели среди океана.
Самым лучшим призом оказался великолепный чайный клипер «Дельфин», 20 дней тому назад оставивший Вусунг. По рассказу капитана, он уже взял два приза за свои быстрые переходы из Китая и надеялся получить приз и в этот раз. Только суровая необходимость заставила предать огню это чудо корабельного искусства, и офицеры крейсера вполне сочувствовали бедному шкиперу «Дельфина», который со слезами на глазах смотрел на беспомощно горящее судно.
Между прочим, на «Дельфине» нашли и привезли на крейсер несколько номером последних шанхайских газет. Из них было видно, что главные морские силы неприятеля в Индийском океане заняты охранением и доставкой в Карачи транспортов, военных грузов и десантных войск. Все это выгружалось и высаживалось там с целью достичь как можно быстрее Кандагара. По тем же газетам действия: крейсера у берегов Южной Америка, а также «Гладиатора» и «Вячеслава» в Китайском море произвели панику в английском коммерческом флоте, а морское ведомство чуть ли все поголовно обвинялось в полной неспособности. Неприятно было прочитать офицерам в последнем номере телеграмму о том, что английская броненосная эскадра форсировала Дарданеллы, понеся очень незначительные аварии, а Босфор прошла без выстрела, припугнув Блистательную Порту, что в случае сопротивления весь огонь будет направлен на Константинополь. Дальнейших известий об эскадре не было.
Между тем на крейсере набралось так много пленных, что необходимость отделаться от них сделалась настоятельной. Конечно, их можно было бы высадить на какой-нибудь ближайший остров, хотя бы на бывший таковым в это время Бурбон. Но здесь представлялось то неудобство, что весть о присутствии крейсера в Индийском океане, когда за ним, вероятно, гонялись у берегов Бразилии, дошла бы преждевременно. Поэтому-то и велика была радость капитана, когда он остановил, наконец, нейтральное судно — германский барк, шкипер которого согласился взять к себе всех пленных в Капштадт, куда он сам направлялся.
Продержавшись еще неделю между островами Маврикий и Диего, крейсер перехватил и утопил четыре больших парохода, шедших с различными грузами из Австралии, и отпустил под обязательствами три парусных корабля, везших нейтральных груз в Европу из Индии и Китая. Ощущая недостаток угля, «Русская Надежда» направилась в Мозамбикский пролив к Радамскому архипелагу, где по расчетам капитана должен был уже стоять «Сынок».
«Сынок» действительно в ожидании крейсера уже стоял второй день за большим Радамом, почти прижавшись к берегу этого острова. На пустынном берегу острова было несколько хижин бедных рыбаков, не имевших никакого понятия о нейтральности их территории и вследствие этого, вероятно, с готовностью предлагавших «Сынку» купить у них рыбу и раковины.