Когда они подъехали к следующим воротам и въехали внутрь самого замка, Элис поняла, как она в действительности устала. Их путешествие заняло весь короткий осенний день. Разрешены были лишь короткие передышки, чтобы дать отдых усталым, перегруженным лошадям, а их хозяевам – возможность слегка перекусить той же самой солониной, фруктами, сыром и черным зачерствевшим хлебом, оставшимися со вчерашнего вечера. Зная теперь причину молчания Арлена, Элис беспечно болтала о таких вещах, которые не требовали ответа, кроме его редкой робкой улыбки.

Солнце, похожее на темно-красный шутовской мяч, казалось, лежало на горизонте, когда Дэйр подвел свой небольшой отряд к основанию широкой лестницы, которая вела к обитому железом входу в замок. Он знал, что его спутники чувствуют себя точно так же, как он, – оцепеневшими от долгих часов, проведенных в седле, и такими же голодными.

Леди Элинор ожидала сына и его гостей в большом зале и церемонно вышла вперед, чтобы встретить вновь прибывших в дверях сводчатого входного туннеля. Следуя привычным правилам вежливости, она поприветствовала их, прежде чем отдать распоряжение слугам, чтобы те отнесли их вещи и проводили каждого в свою спальню.

– Раз вы уже прибыли, – сказала она, – я прошу вас поскорее подготовиться к вечерней трапезе. Ее отложили до вашего приезда.

Один из слуг сопровождал Сибиллин с сыном вверх по лестнице. Другой провожал ее брата, а добрая половина остальных слуг стала перетаскивать многочисленные вещи бывшей леди Кенивер. Ну что ж, они сделали правильный выбор, подумала Элис, так как долгое путешествие привело ее мачеху в особенно раздражительное состояние. Элис знала, что сама она может ждать с большим достоинством. Так до самого конца она спокойно стояла и терпеливо ожидала возвращения слуги, который проводил бы ее наверх и отнес ее единственный плетеный сундучок.

– Я очень обеспокоена, что вы с такой поспешностью бросили все, оставив мне лишь коротенькую записку с объяснениями. Мне пришлось оправдывать вас перед многими. – Элинор говорила тихо, не обращая внимания на стоявшую всего в нескольких шагах молодую женщину. Несмотря на то, что Элис так яростно спорила с ней во время своего прошлого приезда, сейчас Элинор совсем не считалась с ее возможной реакцией – ведь нынешний упрек сыну, сделанный матерью, вряд ли может интересовать Элис. – С вашей стороны было большой ошибкой уехать сейчас, когда людям необходимо ваше присутствие. Боюсь, что это повредит вашим планам.

Представление леди Элинор о безучастности Элис было ошибочным. Элис очень хорошо расслышала негромкое внушение Элинор своему сыну и вся напряглась, как будто эта стрела метила в нее. Но наряду с поднимающимся в ней гневом она ощутила вину за то, что нечаянно подслушала не предназначенный для нее разговор. Ожидая, что Дэйр будет защищаться от несправедливого обвинения, она попыталась сдержать свое негодование. Но, искоса бросив на него быстрый взгляд, она заметила, что Дэйр побледнел и в знак молчаливого согласия опустил густые ресницы. Тут ее темперамент загорелся огнем. Но это же совершенно необоснованно! Сначала простой слуга осмелился упрекать своего господина, теперь мать Дэйра ругала его за его добрый поступок.

– Если бы Дэйр задержался хоть на минуту, было бы слишком поздно спасать его приемную родню. – Глаза ее метали зеленые молнии, когда она резко повернулась и посмотрела на обескураженную Элинор. – Он просто проявил кровную преданность, которую его мать никогда к нему не испытывала.

Ледяные голубые глаза на мгновение широко раскрылись. И на этот раз Элис, защищая его, позволила ускользнуть дикой лисице, все еще живущей в ней. Дэйр никогда не сомневался в ее присутствии, но не ожидал, что она способна так яростно попрать строгие законы вежливости. Он был сильно взволнован и очень рад проявлению ее характера, ему захотелось поблагодарить ее за доверие. Но она уже вспыхнула от смущения, и он не захотел усиливать ее неловкость.

Какой простушкой я становлюсь рядом с этим человеком! Элис ничуть не сожалела о том, что ринулась на защиту Дэйра, но почувствовала, как лицо ее вспыхнуло от стыда за то, что она была груба с хозяйкой. С той самой хозяйкой, которая вежливо пригласила их в свой дом, хотя, наверное, предпочла бы не иметь с ними дела (во всяком случае, с ней, ранее уже проявлявшей черную неблагодарность). И теперь как жестоко и грубо Элис «отблагодарила» Элинор за ее гостеприимство. Действительно, Элис с горечью призналась себе в том, что она никудышная, дурная женщина и недостойна жить в прекрасном доме Дэйра. Лучше пусть он поместит ее в темницу, где сырость и тьма окончательно потушат ее внутренний огонь.

Элис поспешила тут же уйти. Она не стала ждать кого-нибудь из провожатых, повернулась и быстро пошла вверх по ступеням. К счастью для нее, отец Арлена, начальник стражи, послал сына к их господину узнать планы на завтра. Арлен был свидетелем всей долгой сцены – от того момента, когда леди Элинор распределяла комнаты, до того, как Элис бросилась на защиту графа. Преодолев удивление, Арлен поспешил подхватить плетеный сундучок, который принадлежал Элис. Потом он бросился вслед за Элис, чтобы проводить ее наверх.

Дэйр отвел взгляд от двух быстро удаляющихся фигур и взглянул на немолодую женщину, стоящую рядом с ним. Он вдруг с удивлением заметил на ее красивом, почти не тронутом годами лице мимолетное восхищение. Он тут же спросил себя, не было ли это игрой колеблющегося света масляного светильника, стоящего в сильно затемненной нише.

Наверху, на самом последнем этаже, Арлен проводил Элис к той же самой маленькой спаленке, которую она занимала в свой прошлый приезд. Придерживая сундучок на плече одной рукой, другой он резко отворил дверь и отступил назад, чтобы пропустить леди.

Элис заколебалась. Внутри было темно. Однако под взглядом своего провожатого она вошла в комнату, браня себя за глупость. Измученная только что происшедшими событиями, она опять остановилась в раздумье. Затем, вынужденная признать, что не может спокойно относиться к тому, что на самом деле ее так тревожит, она отбросила всякую попытку казаться женственно-томной. Она быстро нащупала одну из свечей, лежавших, как всегда, на сундуке возле кровати. Затем быстро выскользнула из комнаты в коридор, удивив рыжеволосого молодого человека своей какой-то судорожной и отчаянной торопливостью. Там она зажгла свечу от горящего факела и вернулась в комнату. Арлен со своей ношей последовал за ней, но споткнулся, упал на колени и уронил плетеный сундучок. Хлипкий замок его открылся, и принадлежности Элис рассыпались по полу.

Эта маленькая неурядица неожиданно послужила тому, что слишком сильное напряжение Элис спало и она разразилась смехом. Она смеялась так сильно, что слезы брызнули у нее из глаз, застилая облик молодого человека, который был сильно смущен.

– Ах, Арлен, – наконец выдохнула она, утирая слезы и падая рядом с ним на колени. – Мы чудесная пара: я боюсь темных комнат, а ты всегда находишь невидимые препятствия.

Да, точно, они составляли пару. В свои двадцать с лишним лет он был все еще неловок в движениях, как подросток, и неуверен в себе. А ей, в свою очередь, пора было отрешиться от детских страхов.

Арлен прищурил глаза, с подозрением и с надеждой пристально разглядывая красавицу-гостью. Он ожидал, что она посмеется над его неловкостью. Была одна женщина (занимавшая далеко не такое высокое положение), которой доставляло удовольствие в подобных случаях насмехаться над ним. Он бы должен был привыкнуть к этому – но не привык и, кажется, не сможет привыкнуть никогда.

– Я… я…

– Ничего, Арлен, – Элис положила свободную руку на его крепко сжатый кулак. – Мне очень жаль. Если бы я не бросилась тебе под ноги, когда торопилась со свечой в комнату, чтобы почувствовать себя в безопасности, ты вряд ли бы упал.

Свет свечи, которую Элис все еще держала в руке, падал на ярко-рыжие волосы Арлена, а он упрямо качал головой, не позволяя леди взять его вину на себя.