Изменить стиль страницы

Все это было нехорошо. Жуков поверил свои опасения Редько. Но Редько почтительно осмеял их.

— Пустое, Афанасий Петрович! Просто слава об нас такая, что на ноги наступать не следует, — вот все и сторонятся. А комендант на всех смотрит нехорошим взглядом — знаешь, как сейчас подтянули? Петрович обо всех спрашивает, кого нет, не об нас одних. Самое главное — документы у нас исправные. Смотри, как с той машиной спокойно дело прошло — двоих завалили начистяк, и никто не рюхнулся. А если бы и взяли, так прямых доказательств нет, а по подозрению — для суда недостаточно.

— Если возьмут, для суда чего-нибудь подберут, — мрачно проговорил Жуков. — Надо, чтоб совсем не брали, понял? Я людей этих знаю, они ничего не забывают. Начнут копать — докопаются, сколько годков мы с тобой по лагерям таскались, — думаешь, понравится? И вины прямой не найдут, а на волю таких побоятся выпустить… Нет, надо не попадаться. Боюсь я за тебя, Миша: станут к тебе ключи подбирать — расколешься!

— Не расколюсь: сам знаю, чего это потянет.

— Эх, не ко времени нам прятаться! — с досадой сказал Жуков. — Хочется мне главное дельце провернуть.

— Что ты, Афанасий Петрович! — с испугом зашептал Редько. — Засыплемся мы в таком деле, тут уж спрятаться не удастся. Ни в коем разе, говорю тебе!

Жуков злобно глянул на него, но промолчал.

Мысль о крупном деле не оставляла его. Жуков понимал, что подозрения, окружавшие его, сами по себе ничем ему не грозят. Он привык с пренебрежением относиться ко всякому розыску: хотя он не раз сидел в тюрьме по прямым уликам, а не по подозрению, все же то, что про него узнавали, было куда меньше того, что он в действительности совершал. Самые крупные его преступления так и не были раскрыты. А сейчас все благоприятствовало ему: полярная ночь, морозный туман…

И в день, когда назначили выдачу зарплаты, Жуков решился. Он сидел на металлической ферме, лежавшей среди кирпича, и делал вид, будто чинит отказавший сварочный аппарат. Жуков вызвал для этого Редько, работавшего дежурным слесарем.

План его был прост. Вечером в цех придет кассир выдавать зарплату ночным сменам. До одиннадцати он будет дремать в конторке мастеров над своим мешком, а в десять они это дельце провернут. Нужно будет посадить цех в темноту, люди, конечно, кинутся в кабинет начальства, на телефоны, а они втроем, с Пашкой Поливановым, — в конторку мастеров. Охранника, чтобы он стрельбу не поднял, возьмет на себя Пашка, а Жуков потолкует с кассиром. Того поганца на подстанции, что взялся заведовать светом, он тоже берет на себя — дело привычное, не ошибется!

Редько долго не соглашался. Его и жадность томила — в мешке кассира верных двести тысяч, ради такого куша стоит рисковать — и мучил страх: ограбить кассу — дело не шуточное, за это возьмутся по-настоящему. Кроме того, И. Парамонов в цехе, только что столкнулся с ним нос к носу, — что, если он к десяти не уберется?

Жуков потерял терпение. Грозно поблескивая глазами, он объявил, что пойдет с Пашкой без Редько. Но только после этого Редько живому не быть. Жуков предателей не милует, нет! И Редько сдался.

Непомнящий переселился на подстанцию и разместился в ней как дома. Он жил здесь в полное свое удовольствие — пил густой чай цвета отработанного машинного масла, звонил по телефону Кате Дубининой, принимал гостей: приходили Лесин и Назаров, особенно часто бывали Мартын и Катя, прибегали Яков Бетту и Най Тэниседо, как-то заглянули даже Жуков и Редько, работавшие по соседству. Все интересовались аппаратурой, и Непомнящий так часто ее объяснял, что в конце концов сам прекрасно ознакомился со всеми схемами, механизмами и приборами. Непомнящий не удивился, когда к нему зашел Жуков.

— Работаем, начальник? — спросил Жуков, одобрительно мотнув головой на литровую банку с чаем. — Работешка у тебя неплохая.

— Работа не пыльная, — согласился Непомнящий.

— Холодно на дворе, — сказал Жуков, расстегивая полушубок и садясь на стул. — У меня сварочный аппарат из строя вышел, теперь Редько его налаживает. А я вспомнил, что ты тут хозяйством командуешь, зашел погреться. Не выгонишь?

— Какой может быть разговор! Сиди! Непомнящий не любил и побаивался Жукова. Он при нем чувствовал какое-то стеснение. Жуков, развалясь на стуле, смотрел на Непомнящего взглядом, полным насмешливого любопытства, и, казалось, наслаждался тем, что смущал и связывал его. Чтобы не показать своего смущения и тревоги, Непомнящий подошел к столу и стал пить чай.

— Рассказал бы, что к чему тут у тебя, — предложил Жуков.

— Можно рассказать. — Непомнящий был готов на все, лишь бы прекратить это гнетущее молчание. — На этих щитах несколько панелей. Вот на этой дистанционная сигнализация от конвертеров и на конвертеры, тут же выключатели освещения в цехе. Это аварийный щит — в случае отключения станцией электроэнергии конвертеры переходят на аварийное питание от аккумуляторов. Это самые важные панели. — Он сжал губы и значительно посмотрел на лицо Жукова. Лицо Жукова выражало спокойное любопытство. — Это аккумуляторное хозяйство, токи зарядки, разрядки, — Непомнящий переходил от панели к панели, дотрагиваясь до приборов рукой.

— Интересная штука, — сказал Жуков равнодушно. — Все предусмотрено, чего требуется. А работает ли все это в натуре?

— Можешь не сомневаться, — заверил его Непомнящий, — работает, как часы.

— Проверить надо, — наставительно заметил Жуков. — Это мы сделаем так: выключи-ка мне все освещение в цехе, начальник!

Непомнящий с ужасом смотрел на Жукова. На лице у того проступала кривая усмешка. Непомнящий невольно глянул на телефон. Жуков не торопясь встал между ним и телефоном и выразительно подмигнул.

— Ты шутишь? — отступая на шаг, опросил Непомнящий.

Жуков сделал шаг к нему.

— Нужное дело, — пояснил Жуков. — Свидание у меня с девицей в цехе, при свете она стесняется. Выключай, пока по-хорошему прошу. — Голос Жукова стал грозным, он сунул руку за пазуху и вытащил нож.

Побледнев, Непомнящий как зачарованный смотрел на нож. Он знал все, что произойдет. Он вдруг увидел все в безмерно яркой картине: щит до конца не оборудован, выключив освещение, он отключит прогрев бетона, на дворе почти шестьдесят градусов, зима сейчас же начнет свое дело, недели работы, сотни тонн первоклассного цемента — все пойдет прахом. И что бы он ни сделал, в темноте или при свете, конец у него будет один — Жукову свидетели не нужны. У него остается, может быть, минута жизни, нужно успеть сделать все, что можно успеть.

Жуков, с грозным вниманием следивший за выражением лица Непомнящего, сразу понял, на что тот решился. Непомнящий, бросившись вперед, вырвал рукой рубильник аварийной сигнализации, и в тот же миг Жуков с силой ударил его ножом в спину. Вспыхнули сигнальные лампы, завыли высокими голосами сирены, из цеха донеслось острое дребезжание звонков. Не помня себя от ярости, Жуков наклонился над рухнувшим на пол Непомнящим и еще ударил ножом в бак и в спину. Вой сирен и дребезжание звонков сводили Жукова с ума. Он метнулся к щиту и включил первый попавшийся отключенный рубильник. Теперь все мигало, грохотало и ревело на самой подстанции. Оглушенный этими звуками, ослепленный мигающим светом ламп, Жуков кинулся за дверь и столкнулся с бежавшим ему навстречу Парамоновым. Жуков выругался и нанес удар ножом. Парамонов успел ударить его револьвером сбоку по кулаку, и правая рука Жукова, не выпуская ножа, метнулась в сторону, как отраженный мяч. Но сам Парамонов качнулся, и его настиг удар левой руки Жукова, он рухнул в снег. Жуков бросился бежать. Когда Парамонов падал, Жуков снова замахнулся ножом, но времени уже не было — к подстанции со всех сторон бежали люди.

Преследуемый этими людьми и воем сирен, Жуков несся по какой-то подвернувшейся ему на глаза лестнице. Пробежав несколько ступенек, он понял, что взбирается на недавно смонтированные газоходы, и у него появилась надежда на спасение. Теперь все дело было в быстроте. Нужно было пробежать по газоходу, добраться до мостового крана и перебраться по нему на другую сторону цеха, где стена еще не была заделана, — в черной пустоте полярной ночи ему удастся исчезнуть. Что будет дальше, сможет ли он вообще скрыться в маленьком поселке, отрезанном от всей страны тысячами километров снежных пустынь, Жуков не думал — он бежал, как зверь.