— Эй! — крикнула она в дверную щель.

В ответ послышался мужской голос:

— Что, уже готовы?..

Из щели просунулась сложенная простыня. Ирина, облегченно вздохнув, обернулась в белое «сари» и, с уже знакомой странной веселостью, выпорхнула в еще одну большую комнату, где за столом у высокой стены сидел человек в белом, что-то записывая в «амбарную книгу». У противоположной стены на длинной скамье дрожали чуть прикрытые куцыми простынями мальчики, ожидая пока мужчины, первыми прошедшие это «чистилище», выберут себе одежду в соседней комнате.

Тут, почти следом за Ириной, из душевой выскочила обнаженная женщина, но Ирина, бросившись спасать целомудрие своего чада, закрыла ее собой и попросила, чтобы, пока мальчики не уйдут, та придержала в душевой остальных женщин.

Затем ее опять стал замерять дозиметрист, одетый теперь уже в белую робу. Человек за столом старательно записывает данные этих замеров в свою «книгу». Вдруг скрипнула дверь шумной «примерочной», и мужской голос спросил ее в спину:

— Сколько там еще женщин?

Ирина, стоя в простыне, с липкими, непромытыми волосами, босая, не ведающая, что ее ждет дальше (хоть бы документы вернули!), неожиданно для себя самой вдруг погрубевшим голосом с вызовом прохрипела:

— Штук восемь!..

Сразу повеселевший дозиметрист, маша над ее головой щупом дозиметра — будто благословляя, — дурашливо бавлячись пропел:

— Ну почему же — штук?!..

Мальчиков позвали в «примерочную», а Ирину пригласили к столу; где человек в белом вручил ей справку о санобработке сына и направление в больницу — оказалось, что ее фон значительно превышал «допустимый». (Теперь-то она знает из чудом уцелевшей справки сына, что его щитовидная железа излучала тогда 50 миллирентген, а печень и голова — по 25…).

— Вам нужно будет на том же автобусе вернуться в больницу, где вас замеряли в первый раз. Там вас и госпитализируют, — бесстрастно отчеканил сидящий за столом.

— Но, простите, я никак не могу сейчас лечь в больницу, — взмолилась она. — Во-первых, я прекрасно себя чувствую. А главное, куда я дену ребенка?!

Ирина нервно вышагивает взад-вперед по комнате, изучая врученные ей бумажки и бормоча при этом: «Ах ты, Господи!.. Этого мне только не хватало…» Нечаянно она спотыкается о прибор неведомого назначения, громоздящийся на полу. Но, не обратив на это внимания, восклицает в сторону стола:

— Понимаете, как назло, никому из знакомых в городе дозвониться не удалось… Нет, в больницу лечь я не могу!..

Тут она с возмущением замечает, что дозиметрист пристально рассматривает ее ноги. Она невольно и сама смотрит туда же. И, потрясенная, видит на правой ноге, от колена до стопы, на всю голень, огромный вздувшийся синяк (гематому). Ничего подобного Ирина никогда не видела. Но самое удивительное, что она совсем не чувствует боли.

Человек за столом, сокрушенно вздохнув, сказал:

— Как хотите… Для окружающих вы уже опасности не представляете… Но в больницу поехать должны!.. Хотя бы для того, чтобы получить необходимые рекомендации… А потом устраивайте сына, на здоровье…

Одетые в уцененные товары, даже без сменной одежды, они только к вечеру оказались в том помещении больницы, откуда их направляли в баню. Здесь, к радости Ирины, уже никому до них не было дела, ибо врач и сестры обмеряли друг друга. У них заканчивался трудовой день. Но рекомендацию эвакуанты все-таки получили, одну-единственную:

— Пейте йод, — сказал им дежурный врач, — сколько сможете… Капайте в воду, сок, чай… Только не в молоко…

Уже поздним вечером спускаются они в метро на площади Октябрьской революции.

— Только бы не встретить никого из знакомых теперь! — тихо бормочет Ирина то ли Денису, то ли заклинает кого-то.

Боже мой! Еще утром она мечтала об этом. Но сейчас — в жалких одеждах, с непромытыми волосами — ни за что! И в этот миг они почти сталкиваются в метро с их давним знакомым — молодым киевским поэтом и художником Сережей.

— Ира! Дениска!.. — радостно восклицает он. — А мы с мамой сегодня весь день гадали, что с вами теперь, да где вы?!.

— Пока нигде!.. — смущенно отвечает Ирина. — Вот только что «чистилище» прошли…банное!..

— Ира!.. Это так удачно, что мы встретились теперь!.. Я ведь на поезд сейчас — на сессию собрался!.. Вот тебе ключ!.. Живите пока у меня!.. Я маме позвоню, она вас навещать будет!.. — почти захлебывается от счастливой возможности помочь пострадавшим Сережа.

Так Ирина с Денисом нашли приют, хотя бы на несколько дней.

Звонок. Ирина, на правах временной хозяйки, открывает дверь Сережиной квартиры. На пороге стоит измученная Софья. Лицо ее за несколько дней разлуки осунулось и посерело. Но зеленые глаза сияют тихой радостью.

— Здорово!.. Слава Богу, что вчера додумалась позвонить в редакцию наших шефов!.. Там подсказали, где вас искать, — гудит хрущом она, вваливаясь через порог в объятия Ирины.

Некоторое время подруги стоят обнявшись. Слезы душат обеих. Первой справилась с собой Софья и, оторвавшись, проходит в комнату, осматривая оригинальное и все-таки холостяцкое жилье Сергея.

— Считай, что нам повезло, прекрасное логово!.. Хоть дней несколько можно будет передохнуть, а?..

— Конечно! Я же тебе объясняла по телефону, что Сергей уехал на сессию и на это время дал нам ключ…

— Хорошо!.. О, Денька, привет!.. — здоровается Софья с Денисом, который так увлекся чтением приключенческого романа из Сережиной библиотеки, что даже не заметил прихода гостьи.

Софья, потрепав его шевелюру, сладостно опускается в мягкое кресло рядом с ним.

— Трудно было в аэропорту? — интересуется Ирина.

— Хреновато!.. У матери за три дня — несколько сердечных приступов... Девчонки уставшие, голодные... А там такое столпотворение!.. Не передать!.. Одно слово, война!.. Но, слава Богу, улетели!.. Правда, Сибирь — это на выход!..

— Завтра поедем с тобой в Полесское… Там сейчас все наши… Вот и узнаем, что делать дальше, и как быть с детьми?!.. Ох, прости!.. Ты же голодна, конечно?..

— Аки волк!.. И курить хоцца — уши пухнут!..

Ирина жестом увлекает Софью на кухню.

— Ты посмотри, что там есть поесть — в холодильнике, а я поищу сигареты...

Софья, открыв холодильник, взвывает:

— Ах вы, буржуи!.. Да у вас тут харчи царские!.. Ой-ой-ой-ой-ой! — это она достала крохотную баночку с черной икрой.

— Представь себе, вчера, в мое отсутствие, приезжала Сережина мама и привезла все это… Да еще, зная, что денег я ни за что не возьму, она, так ненавязчиво, оставила на столе десятку...

— Вот видишь, — уже жуя, вздыхает Софья, — слава Богу, мир не без добрых людей!.. Ой, совсем забыла, — метнулась она в прихожую. — Смотри, что я приобрела по дороге, — достает она из сумки бутылку каберне. — Да не кривись ты!.. Еще пару дней назад за таким дефицитом нужно было пятикилометровую очередь выстоять, а сейчас на каждом углу продают... Сама удивилась!.. Говорят, радиацию выводит... Может, и впрямь выводит?!. 

… Живой поток выносит Ирину из автобуса и заносит на платформу станции метро «Дарница», и дальше — в вагон подошедшего поезда. Несмотря на то, что вагон переполнен, почти все его пассажиры, и сидящие и даже стоящие на одной ноге, что-то читают. В основном это толстые журналы и газеты — московская «Литературка» и наша «Літературна Україна», «Комсомольское знамя» и т.п., но немало людей не ленятся возить с собой и «на ходу» читать объемные издания некогда диссиденткой литературы. Наконец-то гласность, декларированная Горбачевым, на самом деле прорвала многие цензурные запреты, а изголодавшийся люд буквально сметает в газетных киосках и книжных магазинах каждую новую порцию свежего правдивого слова. Так что теперь «советский народ», действительно, можно назвать самым читающим в мире.

Ирина выходит на станции метро «Площадь Октябрьской Революции». Идет по подземному переходу, где пестрит разнообразием вольница грядущих перемен. Здесь бойко торгуют «желтой» прессой и сомнительной литературой. Вот задушевно поет кобзарь, а рядом расположились пропагандисты Народного Руха Украины. Дальше — лагерь художников-портретистов, невдалеке от которых собрал значительную толпу бард-сатирик. Одним словом, теперь здесь, прежде всего, собираются те, кто в числе первых начал «по капле выдавливать из себя раба».