Джек Форд, конечно, был одним из самых выдающихся режиссеров.

Когда я в 1932 году приехала в Калифорнию на съемки «Билля о разводе», он работал на РКО. В студии, совсем маленькой, поневоле приходилось здороваться едва ли не с каждым. И все смотрели на Форда как на бога. Он обладал потрясающей памятью. У него была «обойма» актеров, снимавшихся в его картинах, если для них имелась подходящая роль. Одним из его любимцев был Джон Уэйн. Джек его открыл.

Это была группа из шести-семи человек (в том числе Уорд Бонд), каждый выше метра восьмидесяти. Собираясь вместе, они выходили в море на яхте Джека «Аранер» (парусник длиной в 40 м, насколько я помню), плавали вдоль побережья Калифорнии и Мексики и допьяна напивались. Потом возвращались, трезвели, и он делал новую картину, используя каждого из них, насколько это позволял сценарий. Он снял «Гроздья гнева» с Хэнком Фонда. Потом снимал Джона Уэйна в «Администраторе». В «Информаторе» снялся Маклэглен. Мы с Фордом довольно быстро подружились. Он был очаровательный человек, но общаться с ним было очень трудно. Он строил свою жизнь, исходя из собственного «я», и потому лучше было ему не прекословить. Вся его «команда» состояла исключительно из мужчин, но какое-то время он терпел меня. Клер Тревор и Морин О’Хара были его любимыми актрисами, он назначал их на главные роли. Уверена, что они никогда не прекословили ему. Морин была очень красивой женщиной. Джек делал картины в расчете на мужчин, а женщин в лучшем случае использовал как декорацию.

Однажды ко мне пришел Клиф Рид и сказал, что им срочно нужен Форд — надо было что-то подправить в одной из его лент, — но он пьянствует у себя дома на Голливуд-Хиллз и наотрез отказывается помочь. Не могу ли я что-нибудь предпринять?

— Ну что же, дорогой Клиф, я могу предпринять?

— Ну, сделай так, чтобы он протрезвел!

— Но почему именно я?

Клиф сказал, что он уже пытался сделать это сам, но у него ничего не вышло.

Я отправилась в дом к Форду и, не помню как погрузив его в свою машину, привезла на студию РКО, где у меня была своя просторная костюмерная. Затащила его кое-как в комнату. И уж не знаю как, уговорила выпить коктейль, составленный из убийственной дозы виски и касторового масла.

Мне никогда не доводилось видеть человека в столь плачевном состоянии — его так рвало, что на него было страшно смотреть. Я думала, что он отдаст Богу душу. И он думал, что он умрет. Потом он заснул, и я решила, что все — конец.

Наконец, спустя часа два, он проснулся. Я отвела его в Голливудский спортивный клуб, и они привели его в порядок. Он исправил в картине то, что нужно было исправить. Господи! Никогда не забуду. В сущности, я чуть не погубила его.

Помню, как однажды Форд сошел со съемочной площадки и сказал мне:

— Эту сцену ты снимаешь.

Я сказала: «Ладно», но усомнилась в том, станет ли работать со мной Фредди. Фредди Марч сказал, что станет, и я снимала сцену в башне.

Просто Форд потерял интерес к фильму. Это был провал.

Благодаря ему я не сломала себе шею.

Я ездила верхом, сидела на седле боком — изображая королеву Марию, разумеется.

Снимался эпизод, в котором я скакала во весь опор. Джек своевременно крикнул: «Кейт, пригнись!» Я пригнулась и избежала удара о сук, который наверняка снес бы мне голову.

Мы остались друзьями. Он был замечательный парень. Ирландцы жесткие ребята. Память у него удивительная.

Последний раз я видела его, когда он болел и уже не вставал с постели — да, он умирал.

Жесткий, он любил своих друзей и ненавидел своих врагов, любил Ирландию, любил кино, любил свои хиты, обожал свои провалы.

Капризный, упрямый, непреклонный, высокомерный и большой друг.

И… ой какой опасный враг.

«Служебный вход»

Режиссер — Грегори Ла Кава. В ролях — Джинджер Роджерс и я. Были также приглашены все лучшие девушки РКО: Люсиль Болл, Гейл Патрик, Андреа Лидс, Ив Арден, Энн Миллер.

Моя карьера шла на спад, и когда мы начали снимать «Служебный вход», я сразу обратила внимание, что во всех снятых сценах я — не главное действующее лицо, а скорей статистка, которая все больше помалкивает да слушает, что говорят другие.

Недели через две после начала съемок я пошла к Пандро Берману и сказала:

— Пандро, не кажется ли тебе…

Он ответил:

— Послушай, Кейт, ты должна бы быть довольной, что у тебя шестая роль кряду в удачной картине.

Я решила пожаловаться Ла Каве:

— Эта моя героиня, Грегори, я не знаю, кто я. Кто я, Грегори?

— Ты ходячий вопросительный знак.

— Что ты имеешь в виду?

Он взглянул на меня серьезно:

— Черт, если б я знал, Кейт.

Выслушав его, я сказала: «Благодарю» — и отчалила. Сдалась. Заткнулась. Я понимала, что жаловаться больше некому. Поняла, что нет ничего более жалкого, чем актер на подхвате, жалеющий самого себя.

Решив молчать в тряпочку и не вешать носа, я поступила как никогда благоразумно. Ла Кава сжалился надо мной, игравшей богатую девушку, и изменил сценарий так, что я не сходила с экрана всю заключительную часть картины.

Лишь годы спустя я узнала, что при первом просмотре Джинджер Роджерс стояла впереди меня в титрах. Вряд ли знала об этом и сама Джинджер. После этого просмотра во многих бюллетенях значилось: «Самая лучшая картина Кэтрин Хепберн изо всех ее фильмов, какие мы видели; она великолепна». Я говорю о бюллетенях, которые выдают зрителям перед началом сеанса, чтобы они высказали свое мнение. Они помогли мне вновь занять ведущее положение. Фортуна мне улыбнулась.

«Воспитывая Бэби»

Затем, в 1937 году, была картина «Воспитывая Бэби».

Режиссер — Говард Хоукс. Снимались: Кэри Грант, Чарли Рагглис, Мей Робсон и леопард.

На сей раз сценарий был добротным. Кэри Грант по-настоящему блистал. Я тоже очень хорошо сыграла. А леопард был просто великолепен.

Кэри наотрез отказывался работать с леопардом. Даже и не думал этого делать. Однажды, чтобы проучить его, мы выпустили голодного леопарда на крышу его костюмерной. Кэри выскочил оттуда молнией.

Грант был такой смешной на этой картине. Он потолстел, и в этом состоянии его кипучая энергия проявилась во всем блеске. Мы смеялись с утра до вечера. Хоукс тоже был забавный. Как правило, он опаздывал на работу. Кэри и я приходили всегда рано. Каждый в меру своего воображения внес свой вклад в тот сценарий.

Должна добавить, что у меня не хватало ума быть осторожной, поэтому во многих сценах я снималась с леопардом, который кружил возле меня. Ольга Челесте, укротительница, была вооружена большим хлыстом. Мы находились внутри клетки — Ольга, я и леопард, — больше никого. Клетка была устроена только для нас. Камеру и микрофон просовывали внутрь между прутьями клетки. Я была в ночнушке до пят и ходила кругом. И, как дурочка, разговаривала по телефону на длинном шнуре. Леопард тыкался мне мордой в бедро, опрысканное духами. Я шлепала его по загривку. Сцена удалась вполне сносно. Потом я переоделась в короткое — до колен — платье. Оборки по низу юбки прикрывали металлические пластины — это придавало моему наряду особый шик. Но — весьма весомое это «но» — один резкий поворот и… леопард стремительно прыгнул, нацеливаясь на мою спину, Ольга едва достала его хлыстом прямо по голове.

Наступил конец моей вольности в обращении с леопардом.

Мы жутко сорвали график. Это была моя последняя картина на РКО.

Как ни странно, эта картина не слишком удачно прошла в первом прокате. Теперь же считается большим хитом. Но мне думается, что причина была в моем участии — в той «отраве», какой я была для хозяев кинотеатров.

«Филадельфийская история» — пьеса

Кто бы поставил?!

Мне казалось, что лучше всех это может сделать театр «Гилд» — Лоуренс Лангнер, Терри Хелберн — и отдала им предпочтение.

Фил Барри не соглашался, ссылаясь на то, что они запороли его последний сценарий.