— Ты хочешь сказать, есть и другие? Что ж, это утешает.

— Наверно, я не должна тебе этого говорить, но после той поездки она только о тебе и говорит.

— Что говорит?

— Ничего особенного. Просто говорит о тебе. Но слишком уж часто, если ты понимаешь, что я имею в виду. Думаю, именно поэтому она и не хочет тебя видеть. Слишком поздно возвращаться к прошлому. Зачем расстраивать себя и других, говоря о том, что все могло бы быть прекрасно, если бы ты не была такой дурой?

— Я должен найти ее. Пожалуйста, Юдифь, скажи мне, где ее искать.

— Не знаю, где она сейчас. Но знаю, где она будет завтра. Есть такой ресторан — «Темпли»…

— Знаю.

— Завтра вечером там большой прием. Идут все студенты, которые еще не уехали, и руководство факультета. Будем праздновать наш последний вечер в Италии.

На следующее утро Бруно пришел в ресторан на вершине Монтеспаккато и сказал, что ему нужно видеть Алена Дюфре. Шеф-повар принял его в своем кабинете, и Бруно попросил взять его обратно на работу.

Ален самодовольно ухмыльнулся.

— Я знал, что вы вернетесь. Я слышал, ваше собственное заведение теперь готовит пиццу.

— Да, — кротко произнес Бруно. Он не стал говорить Алену, что уже давно там не работает.

— Что ж, я подумаю. Приходите через недельку.

— Работа нужна мне немедленно.

Ален удивленно вскинул брови.

— Вы не придумали ничего лучшего за время своего отсутствия? Я не могу вот так вот, ни с того ни с сего, взять нового повара.

Вместо ответа Бруно достал из кармана маленький флакончик и сверток из фольги. Откупорил флакончик и молча поднес его к самому носу шефа.

Ноздри Алена затрепетали. Он взял флакончик, вылил несколько капель пятидесятилетнего aceto balsamico на кончики пальцев и попробовал из языком. Потом закрыл глаза и на несколько минут, казалось, лишился дара речи. Потом тихо произнес:

— Восхитительно.

Бруно развернул последний из двух подаренных ему трюфелей. Алену не было нужды подносить его к носу. Восхитительный аромат мгновенно наполнил кабинет, занял в нем каждый уголок, пропитал мозг обоих мужчин, как оливковое масло пропитывает собой хлеб.

— Сколько вы за него хотите? — хрипло произнес Ален.

— Нисколько. Только приготовить с ним несколько блюд. Здесь. Сегодня вечером.

— Согласен, — кивнул Ален и быстро завернул трюфель, чтобы тот не выдохся. — Но место chef de partie уже занято. Можете занять место стажера. Либо так, либо никак.

Все остальные повара, как и Ален, решили, что Бруно вернулся в «Темпли» с поджатым хвостом. Особенно Хуго Касс, который ежесекундно ставил его на место.

— Порежьте эти перцы, шеф.

— Да, шеф.

— А теперь эти луковицы.

— Да, шеф.

Кое-кто смеялся. Все понимали, что делает Хуго: если Бруно потрет глаза, когда будет резать лук, едкий сок чили тут же попадет в них.

Бруно порезал чили и лук, вымыл руки и подошел к Хуго, который как раз готовил из крабового мяса и грейпфрута очень сложное блюдо под названием gratin. Не говоря ни слова, он взял одного краба и стал делать то же самое, что делал шеф.

— Что ты делаешь? — холодно спросил Хуго.

Бруно не ответил. Только стал работать еще быстрее. Когда Хуго справился с первым крабом, Бруно уже перешел ко второму. Хуго растерялся, и ему пришлось предельно сосредоточиться на своей работе. Но Бруно уже покончил со вторым крабом и потянулся к третьему. Как и во время их прошлой дуэли, когда Бруно еще работал здесь, это был неравный бой. Со лба Хуго стекали струйки пота — к жару печей прибавился страх быть побежденным. Бормоча проклятия, он потянулся за ножом поострее и уронил краба на пол.

В кухне стало тихо. Бруно спокойно взял разделочную доску и отошел от Хуго, найдя себе место для работы между двумя другими поварами. Он знал, что Хуго больше его не тронет. Ему нужно было подумать о более важных вещах — о том, что он приготовит для Лауры.

Тем временем возле маленького бара неподалеку от бульвара Глориозо barrista Дженнаро радостно суетился, разбирая мотор своего фургона. Бруно снабдил его кое-какими частями от трактора, и Дженнаро собирался выяснить, не подойдут ли они к его «Гадже» и нельзя ли с их помощью еще больше повысить в ней давление. Некоторые из них казались ему многообещающими.

Как и Бруно, Ким Феллоуз и Лаура готовились к их последнему ужину в «Темпли». Но пока Бруно резал, шинковал, чистил и просеивал, Ким и Лаура принимали душ и наряжались.

У Кима уже сложился определенный ритуал одевания Лауры. Она стояла обнаженная перед зеркалом, а он натянул на нее через голову красное вечернее платье, потом расчесал ей волосы и уложил их так, чтобы они спадали на воротник.

— Это платье очень тяжелое, — пожаловалась Лаура, втайне надеясь, что ей удастся убедить Кима надеть другое, полегче.

— Но в нем ты похожа на princessa с картины Боттичелли, — возразил Ким, стоя рядом с ней. Он положил руку ей на живот и почувствовал через ткань его упругость. — Особенно когда под платьем ничего нет.

Лаура улыбнулась своему отражению в зеркале.

— К тому же, — пробормотал Ким, — это будет особенный вечер. Ты должна быть неотразима.

— Знаю. И я очень жду этого вечера.

— Я не об этом, Лаура.

— Конечно, это ведь последний вечер. Мы в последний раз увидимся со всеми ребятами.

Ким тоже уезжал из Рима на встречу со своими бывшими коллегами.

— И не об этом.

Она озадаченно посмотрела на него. Он на мгновение закрыл глаза, словно прикидывая, стоит говорить или нет.

— В моем кармане лежит кольцо, — наконец решился он и прикоснулся к карману смокинга — Точная копия того, что изображено на руке Марии Магдалины с картины Микеланджело ди Меризи [53]. Я специально заказывал его у очень хорошего ювелира. Я решил сказать тебе это сейчас, чтобы ты была готова к тому, что я скажу потом. Я знаю, ты не любишь, когда тебе заранее рассказывают о сюрпризе, тем самым портя все удовольствие. Но поверь мне, все будет как надо. Я продумал детали и подготовился, чтобы все было как надо.

— О чем ты, Ким?

— Лаура, я хочу, чтобы ты была готова к кое-чему особенному, что случится сегодня вечером. Только пообещай оказать мне любезность, когда я это скажу, ладно? Я буду говорить по-итальянски, и мне будет очень приятно, если ты тоже будешь говорить на этом языке. Тогда все будет звучать красивее, а я хочу, чтобы все, до мельчайших деталей, было красиво — В этот момент зазвонил дверной звонок. — Вот. Это наш экипаж.

— Ты заказал такси?

— Не совсем. Я же сказал, что сегодня вечером все будет по-особенному.

Он заказал лошадь и коляску; на заднем сиденье их ждало ведерко со льдом и бутылка шампанского. Помогая Лауре сесть в экипаж, Ким все еще хранил свой секрет, но Лаура уже догадалась: в ее последний вечер в Италии, в Риме, он сделает ей предложение. Это было настолько неожиданно, что Лауре казалось, будто ее оглушили.

Когда закат окрасил верхушки церквей в рыжий цвет, пара голубков подкатила к Санта-Мария-де-Трастевере.

— На следующей неделе меня снова будут окружать зашоренные американцы, психованные уличные попрошайки и запрещающие надписи, — вздохнула Лаура.

— Как это жутко. Давай не будем об этом думать — В последние дни Ким часто пользовался словом «жутко».

Коляска дернулась и остановилась. Маленький фургон «фиат» выехал из ворот и перегородил движение. Кучер что-то прокричал, водитель «фиата» ответил через окошко с опущенным стеклом, что он, мол, сейчас, мигом, а кучер пока может заняться любовью с лошадью, которая, вполне возможно, приходится ему родной матерью. Лаура засмеялась. Ким взял ее за руку.

— Спасибо, что не сердишься, — тихо произнес он.

— Сердишься? Почему я должна сердиться? Это же… — Она чуть не сказала «это же здорово», но передумала — Это же обычное дело, — сдержанно заметила она.