Она может перед сном наносить на лицо и тело крем, лосьон и тоник одновременно, не заботясь, каковы это лицо и тело будут на вкус, если кто-то соберется их дежурно поцеловать. Но она прекрасно знает и о том, что в эту ночь ее вообще никто не поцелует!

Она перестает опаздывать, потому что никто не замеряет время ее сборов с секундомером в руках. Она вообще все реже и реже выходит куда-то из дому, потому что ей все чаще и чаще просто некуда становится идти…

Она может есть конфеты и назло всему миру швырять фантики за спинку дивана. Но эти конфеты себе она покупает сама…

Она проводит себе эпиляцию ног в любом месте квартиры, а не только стоя в раскоряку в тесной ванной с плохим освещением. В конце концов она вообще перестает делать эту эпиляцию. Ни одного человека не интересует, гладкие ли у нее ноги…

Когда женщина живет одна, она может себе позволить многое…

Но нужна ли ей такая свобода?

Тяжело на душе, на сердце… Как бы я ни пыталась забыть, ненавидеть, вычеркнуть из памяти его, я не могу! Мне кошмарно одиноко, так еще никогда не было. Я хочу любить, черт возьми, будь проклята эта любовь, и я хочу чтобы любили меня… Мне больно, и каждой ночью сердце сжимается с болью, с сильнейшей печалью… я скучаю… тоскую… плачу…

Я умираю…

…Врач женской консультации смотрела на меня внимательно, с подчеркнутым выражением неодобрения. У нее было абсолютно мужское лицо: резкий, выступающий вперед подбородок, густые косматые брови и даже усы – заметная щеточка черной щетины над слегка отвислой верхней губой. В общем, это была совершеннейшая Баба-Яга, но все-таки из доброй сказки: несмотря на отталкивающий внешний вид, душевностью от этой врачихи веяло за версту.

– Анализы у тебя хорошие, мамаша, и положение плода нормальное, – прогудела она низким басом. – Но вот выглядишь ты – краше в гроб кладут, не при ребятенке будет сказано. Бледная, под глазами и круги, и все такое. Что смотришь? Случилось что?

– Нет, что вы! Это я так. Настроение не очень и вообще… Тошнит. Токсикоз все-таки.

– Токсикоз в медицинском смысле у тебя уже закончился, мамаша. И сейчас ты не токсикоз переживаешь, а депрессию. Не при ребятенке будет сказано.

– Нет, я ничего…

– Вот именно – ничего. В смысле – ничего хорошего. Ты, мамаша, жалеешь себя много. А надо не жалеть себя, а собой заниматься! Распустила слюни, сопли до колена, а время рожать наступит – вообще голову потеряешь! Так, все. – Она отвернулась от меня и склонилась над столом, перегибая чистую страницу моей медицинской карточки. – Закончили разговоры. Записываю тебя на лечебную гимнастику для беременных. Будешь ходить два раза в неделю в «Дельфин», это спортивный центр, в твоем же, мамаша, районе, между прочим. И чтобы не пропускать! Крови к щекам нагонишь – дальше все само пойдет.

– А мне можно? На гимнастику? Все-таки шестой месяц пошел, – спросила я не очень решительно.

– Мамаша! Русским языком тебе говорю: гимнастика для беременных! Туда мужикам нельзя, а нашему брату всем можно!

Огромная, поросшая темными волосками рука Бабы-Яги вручила мне бело-голубой прямоугольник – направление на занятия лечебной физкультурой в спортивном комплексе «Дельфин». На самом деле это был не пропуск, а лотерейный билет в новую жизнь, но разве я в то время могла об этом догадаться?

– Раз-два, раз-два, не торопимся, не перенапрягаемся, но и не сачкуем! – Тоненькая девушка в цветастых лосинах и свободной майке с фирменной надписью «Дельфин», размахивая руками и грациозно перебирая ножками, дирижировала занятиями. Двенадцать женщин на разных сроках беременности с разной же степенью желания синхронно поднимали вверх руки-ноги, выдыхали через нос и старательно наклонялись.

– Не лениться, не лениться! Шире шаг! Глубже выдох! И не забываем улыбаться!

Мы делали шире, глубже и улыбались. Все сорок пять минут.

– Все! – выдохнула наша жизнерадостная гимнастка. – Спасибо всем! Увидимся в среду, в это же время!

– Уф! Умаялась. – Соседка по занятиям наклонила ко мне пышущее жаром лицо. – Вы, я смотрю, тоже здесь в первый раз?

– Да.

– Немножко тяжеловато для таких, как мы, но ведь и полезно, верно? У меня даже в горле пересохло. Тут на первом этаже кафешка есть такая, довольно-таки уютненькая… Может быть, спустимся? По чашке кофе и по пирожному? Вы как?

– Пожалуй.

Девушка, пригласившая меня в кафе, тряхнула светлыми кудряшками и направилась к раздевалке. По случайному совпадению наши шкафчики оказались рядом. Ополоснувшись в душе, мы быстро переодевались, слушая, как вокруг тарахтят товарки. Разговоры у них были про одно и то же:

– А у моего парня была совершенно дебильная привычка! Он когда нервничает, начинает дергать-щипать брови. Один раз мы ругались с ним, а он брови свои наяривает. Потом как глянула на него, а передо мной – мама дорогая моя – Джоконда! Потом брал у меня коричневую тушь… что-то ваял там на своих глазницах… Вспоминать без истерики про это не могу!

– Да что брови, фигня, брови! Вот у моего такая странность: перед тем как выбросить в мусор любой пакет, он обязательно надует его и хлопнет. Хоть бумажный пакет, хоть целлофановый, любых размеров, не имеет значения. Однажды надул целый мешок и никак не мог его взорвать, весь извелся, потом все-таки как-то умудрился одной рукой его держать у пола, а сам прыгнул на него. Далеко не с первого раза, конечно. Просто так выбросить, видимо, не может! Как это бесит, девочки, вы не представляете!

– А мой ногти грызет. Откусывает их и ест по кусочкам, как карамельки, и чавкает при этом. Страшно раздражает, я его по рукам шлепаю!

– Мой еще периодически любит танцевать стриптиз для меня. Танцует так, что клоуны отдыхают, причем наивно полагает, что меня это безмерно возбуждает! Да, возбуждение есть – истерического смеха. Танцором ему не быть!

– А мой ужасно любит громко чихать! Нет, он закрывается, конечно, но звук такой, что кажется, у него должны глаза выпасть от такого чиха. При этом он еще и кричит, и ногами топает. Окружающие очень пугаются и прям отпрыгивают от него. Сколько раз ему замечания делала, а ему нравится, блин. Еще он сидит в туалете по сорок минут. Берет с собой ноутбук и его не дозовешься. Я уже под дверью туалета танцую. А еще он как-то в туалете заснул!!! Представляете картину? Очень устал на работе, а потом немного выпил. Я проснулась среди ночи – его нет! Обошла все комнаты – нету! Я испугалась даже. И тут слышу храп из туалета. Вот ведь чучундра! А еще он везде ныкает туалетную бумагу, как будто дефицит в городе, и в машине, и в кармане пуховика. Я не успеваю закупаться!

– А мой любит смотреть в микроволновку, особенно когда там гриль готовится и еда крутится. Это прикол! Берет табуретку, садится и, не отрываясь, смотрит в окошко микроволновки, типа там фильм какой показывают!

– А мой…

– Нет, в послушайте про моего-то!..

– Нет, я вот вам про своего что скажу!..

Они говорили это «Мой», «Мой-то», «Про своего расскажу вам – ухохочетесь!» – и не понимали простой вещи: как же они счастливы на самом деле, как это здорово и легко – иметь возможность с полным сознанием своего на это права назвать мужчину «своим». Пусть мужчины запираются в туалете, бросают на пол грязные носки, пусть некрасиво чавкают за столом и оставляют после себя в ванной грязные лужицы! Разве это не ерунда в сравнении с тем, что этот мужчина – твой? Не ее, не чужой, не сам по себе – твой!

Тем временем мы переоделись. И направились на первый этаж, непринужденно болтая по дороге о разных пустяках. Света, так звали мою новую подругу, принадлежала к тому типу солнечных людей, которые завоевывают симпатии при первых же минутах знакомства. Она доверительно заглядывала мне в лицо чистыми, как ручей, глазами, то и дело встряхивала завитками волос и щебетала, не останавливаясь ни на секунду:

– Ты эклеры любишь? Ой, я обожаю! – Тоненькие пальчики подталкивали к ротику усыпанную марципаном трубочку и совсем по-детски вытирали пухлые губы. – Представляешь, за один присест могу шесть штук слопать, и еще буду просить! Андрюшка, муж, только хохочет. И таскает их мне целыми коробками. Как ребенку. Балует меня ужасно, неудобно перед ним даже… Говорит, что я должна ему девочку родить и чтобы такая же, как и я, ну на меня то есть похожую… – Она обхватывала обеими ручками кофейную чашку и шумно, тоже по-детски, прихлебывала свой кофе. – А вы кого ждете? Мальчика или девочку?