Отводя глаза в сторону, она осторожно передала Энтони маленькую Ребекку.

— Вот тебе твое сокровище, живое и невредимое, — сказала Мей, умело скрывая боль.

Энтони рассмеялся и изобразил, что проверяет, на месте ли ручки и ножки. Бекки радостно агукала, пускала пузыри и улыбалась беззубой улыбкой. У Мей перехватило дыхание. Кто бы при взгляде на этих двоих усомнился, что Энтони без ума от малышки!

Потому что Ребекка его дочь. Его и Корал.

Пытаясь унять дрожь, Мей сделала вид, что поправляет салфетку, затем принялась с ожесточением мешать кофе.

— Ты заслужила приз, — протянул Энтони, улыбаясь ей своей неотразимой улыбкой.

Да ну? — подумала Мей. Медаль за непроходимую глупость?

— Еще как заслужила, — пробормотала она, принимаясь за пирожное. На вкус оно оказалось не лучше ваты.

— Не пройтись ли нам по магазинам? — предложил Энтони. — Скупим город подчистую!

Сердце Мей сжималось от ужаса, в легких не хватало воздуха, пульс участился. О Боже, ей этого не выдержать! Как она доверяла любимому, как восхищалась им! А он, чтобы скрыть собственное предательство, одурачил всех! Людей за соседними столиками, что с интересом смотрят на ее кольцо, ее саму и главное — ее отца! Как может этот тип жить в ладу с самим собою, зная, что натворил?

— Ловлю тебя на слове, — проговорила Мей, изумляясь собственной выдержке. — Ты сам удивишься, с какой транжиркой связался!

Свинья, думала она меж тем. Мерзавец! Негодяй! Низкий лжец!

Краем глаза Мей заметила, как в зал вошли знакомые сплетницы, и, повинуясь внезапному порыву, помахала им рукой. Энтони обернулся — и оцепенел. Глаза его сузились, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Совесть никак проснулась, решила Мей.

— Ты знаешь этих женщин? — резко осведомился он.

Мей продолжала улыбаться, невзирая на холод, пробирающий ее до костей.

— Они были в дамской комнате, — небрежно пояснила Она. — Такие болтушки!

На мгновение Энтони словно утратил дар речи. На лице его отразилась тревога, а Мей продолжала улыбаться, хотя сердце ее неотвратимо превращалось в кусок льда.

— И о чем же они болтали? — глухо осведомился он.

— О тебе, дорогой. — И поспешно добавила: — Когда мы поженимся… как ты представляешь себе нашу жизнь?

Энтони заметно расслабился, шумно выдохнул. Нет уж, еще не все! — мстительно подумала Мей.

— Я работаю дома, ты учишься на историка. Мы оба ухаживаем за твоим отцом и за Бекки… Ты ведь теперь у нас эксперт по пеленанию. Готовим по очереди. Сегодня у меня сгорает ужин, завтра — у тебя. — Серые глаза привычно заискрились. — И в постели безумствуем тоже по очереди. Чур, я первый.

И тут терпение Мей иссякло.

— Хмм… С выдержкой у тебя и в самом деле плоховато, верно?

Энтони напрягся: кажется, собеседница уже не шутит. Через плечо оглянулся на девиц в дальнем конце ресторана.

— То есть? — угрожающе осведомился он.

— То есть, если под одним с тобою кровом живет женщина, ты просто не можешь не распускать рук. Я-то, глупая, думала, что ты купился на мои неисчислимые достоинства. А выходит, тебе подошла бы любая… желательно брюнетка, но ежели таких нет, то сойдет кто угодно…

— Мей, что они тебе наговорили? — тихо спросил Энтони.

— Правда, это ужасно возбуждает, когда крутишь интрижки в пределах одной семьи? — язвительно продолжала Мей. — Приятно затащить к себе в постель невесту своего друга, а потом и его дочь?

Стороннему наблюдателю показалось бы, будто Энтони, мило улыбаясь, непринужденно беседует с невестой о сущих пустяках. И только Мей знала: он вне себя от ярости.

— Здесь не место обсуждать наши дела…

— Твои дела, не наши.

Энтони закусил губу.

— Не торопись меня судить, — дрогнувшим голосом произнес он. — Поехали домой. Все было не так, как тебе кажется, Мей. Погоди расстраиваться.

— Ну разве у меня расстроенный вид? — проворковала она, демонстрируя ослепительную «голливудскую» улыбку.

— Да. Скулы заострились, на виске пульсирует жилка, глаза потухли. Едем! — коротко приказал Энтони.

Ей очень хотелось дать выход своим чувствам. Но, стиснув зубы, она молча уселась на переднее сиденье «мерседеса». Энтони пару раз попытался заговорить с нею, но Мей проигнорировала все его попытки, и он сдался.

Оказавшись в гостиной, она налила обоим бренди и встала напротив камина, по-хозяйски подбоченившись. Пусть этот тип зарубит себе на носу, что с ней шутки плохи!

— Итак, у тебя был роман с Корал? И ты сделал ей ребенка, да? — холодно осведомилась Мей, решив не ходить вокруг да около, а сразу взять быка за рога.

Энтони выругался про себя. Он был бледен как полотно, с загорелого лица исчезли все краски.

— Давай расставим все точки над «i». Кто мать ребенка? — спросила Мей.

— Я уже говорил, что Бекки — дочка Корал, — хрипло ответил Энтони.

— А кто отец?

Теперь все зависело от его ответа — жизнь Мей, ее будущее, счастье ее отца и маленькой Ребекки…

— Почему бы тебе не взглянуть на свидетельство о рождении? — Запрокинув голову, Энтони одним глотком осушил бокал с бренди и вызывающе сощурился. — На документе стоит имя твоего отца. Он обожает Бекки. Ты отлично знаешь, что только благодаря ребенку Ник вновь обрел радость, надежду, волю к жизни…

— В таком случае ты здесь больше не нужен! — отрезала Мей и увидела, как в серых глазах плеснулось отчаяние. — Я намерена сама ухаживать за умирающим отцом. И неважно, как мучительны будут его последние дни. Я, и только я, буду с ним рядом, потому что я его ближайшая родственница! Мне плевать, что ты намерен делать и где жить — только не в этом доме!.. Ведь это дом моего отца, позволь тебе напомнить. И здесь поселюсь я. Ты можешь приходить в гости… отец тебе только порадуется. Мы будем держаться друг с другом учтиво и вежливо — ради отца. А потом, когда отца… не станет, я возьму на себя воспитание моей сводной сестры, а ты исчезнешь из нашей жизни. Потому что со смертью отца у тебя не останется ни единой веской причины здесь появляться.

Несколько секунд Энтони отрешенно смотрел на нее. В серых глазах читался неизбывный ужас — и истерзанное сердце Мей снова сжалось от боли. Он пытался заговорить, но тщетно. И молодая женщина поняла, что Бекки и впрямь дочь Энтони, и сейчас сбывается самый страшный из его ночных кошмаров.

Время шло. Мей словно приросла к месту, не в силах даже пошевелиться.

Отрицай все! — мысленно молила она. Скажи, что Бекки — дочь моего отца. Что интрижка с Корал была лишь мимолетным увлечением, не более. Что ты любишь меня, только меня, меня одну!

Энтони являл собою воплощенное горе и муку. Сгорбившись, стоял он, глядя в пол, не смея поднять глаз.

Мей любила его всей душой, и при виде его страданий у нее разрывалось сердце. Но Мей знала: стоит смягчиться — и она погибла. Энтони заставит ее жить с ним сначала ради отца, потом ради Бекки. Тогда остаток дней своих она проведет в аду, страстно и безнадежно обожая человека, от которого осталась лишь оболочка, а сердце умерло.

— Я люблю тебя, — хрипло проговорил он. — А ты любишь меня. Мы… У нас могли бы быть дети…

Что за ирония судьбы! Это же Барделл, вылитый Барделл! Еще один эгоист, возомнивший себя хозяином мира… Любитель определенного типа женщин — покорных, смиренных, послушных и чтобы в постели превращались в тигрицу!

— А я тебя, похоже, нет, — фыркнула Мей. — А то бы бросилась тебе на шею и закричала, что все понимаю и прощаю. Но мне почему-то все равно. Наверное, мне просто недоставало хорошего секса. Барделл в этом отношении мне скучать не давал, — безжалостно проговорила она, ненавидя себя, а заодно и собеседника за то, что принудил ее к этому разговору. — Ты был прав, советуя все хорошенько обдумать. Я бросилась в твои объятия под влиянием минутного порыва… в силу самых разных причин. А теперь вот говорю: хватит, надоело! За Бекки я отлично присмотрю. В конце концов она мне сестра, верно?

Ответа не последовало. Может, сплетницы ошиблись? Энтони ни за что не уступил бы собственного ребенка без боя. Он бы во всем признался, предложил какой-нибудь компромисс, стал молить об опекунстве…