Ему показалось, что вокруг все журчит и булькает. Нечто струящееся как будто слегка подталкивает, обволакивает его. Он прилагает усилия, хочет открыть глаза, но снова видит что-то зеленовато-серое, прозрачное. Это его память. Он плывет в ней. Правда, тело движется очень лениво.

Ему становится очень жарко. Ощущение такое, будто он весь в поту. И неприятно. Очень, очень неприятно. Вдруг обжигает боль в груди. Дышится с трудом. И плечо… оно тоже невыносимо болит.

Он видит лица, сменяющие друг друга: лицо незнакомой женщины и лицо Энн Льюис…

Вдруг вспыхивает яркий свет, над ним — доктор Лазарес. Манипулируя инструментами, она что-то сосредоточенно делает в его груди.

Лицо Берты…

— Я не знаю, подойдет ли, но вот то, что вы просили принести, — сказала Берта, протягивая Мэри кусочки материи.

Мэри взглянула:

— Нет, нет, это не подойдет.

Лицо Марено…

Он старается помочь доктору, но, видимо, сделал что-то не так, потому что из груди Мэрфи резкой струйкой брызнула какая-то жидкость.

Мэри сердится, он слышит ее голос:

— Ах, черт побери! Нельзя же так, парень! Не торопись, аккуратнее…

— Смотрите-ка, ошибка включения! — слышит он голос Ники.

Легкий щелчок — и снова перед глазами Мэрфи мрак. Ему совсем скверно.

— Надо выбраться, надо подняться на поверхность, надо вынырнуть…

Как будто это ему удалось. Вынырнул. Стало светлее, прозрачнее. Голова освободилась, не слышно бульканья и журчания. Наступила тишина.

Перед глазами потоки света. Не такого, как прежде, а более легкого, какая-то золотисто-белая пелена.

Снова лица. Он едва их различает.

— Смотрите, он опять включился! — похоже, эта девочка не отходит от него ни на шаг.

— Ах, черт, — досадует Мэри, но руки ее заняты, она не может отключить его.

И снова Марено:

— У тебя будет все в порядке, дружище! — кричит он. — Тут что-то загорелось… А, ошибочное включение систем, — он обращается к Мэри.

Марено потянулся отключить, но тут его так сильно ударило током, что обожгло пальцы.

— Марено, поосторожнее, — предупреждает Мэри. — Ведь там системы коммуникации.

— Да я откуда знал! — удивительно, но Марено даже не чертыхается, а только дует на обожженные пальцы и морщится от боли.

— Ну да, действительно, откуда же ты знал, что лезешь туда, в чем не разбираешься, — смеется Мэри.

Свет исчезает.

И снова у него перед глазами вода, полумрак. Это уже не просто вода, а река. Где-то далеко, на противоположном берегу, чуть брезжит свет. Он должен добраться туда, только там его спасение. Свет — это надежда, там, где светло, там ему помогут.

Мэрфи вздрагивает: вокруг он видит растянутые злобными ухмылками лица убийц…

Их заслоняет лицо Энн Льюис. Она протягивает к нему руки и умоляет:

— Найди, их Мэрфи, разберись с ними…

Снова невыносимая боль в груди и в плече. И почему-то очень много крови! Она хлещет из груди, стекает за пояс… Он стягивает с себя полицейскую рубашку, рвет ее, перетягивает наискосок плечо и грудь, но кровь сочится и сочится сквозь повязку. Рана сквозная, на спине — дыра, он чувствует это по тому, что невозможно дышать, воздух с шумным хрипом проходит сквозь дыру, не попадая в легкие. Они стреляли ему прямо в грудь, подлые убийцы! Стреляли хладнокровно. Он помнит этих мерзавцев, он узнает их в любом обличий. Особенно главаря, светловолосого крепыша с широким черепом и жесткой улыбкой садиста.

Обрывки воспоминаний вертятся у него в голове без всякой логической связи. Он чувствует, что надо попытаться обуздать свои мысли, привести их в порядок.

Робокоп открывает глаза, поворачивает голову и осознает, что движения больше не причиняют ему боли. Что-то изменилось. Он уже не тот.

Мэрфи включает систему проверки:

«Список основных директив:

СЛУЖИТЬ ОБЩЕСТВУ,

ЗАЩИЩАТЬ НЕВИНОВНЫХ,

ОБЕСПЕЧИВАТЬ ВЫПОЛНЕНИЕ ЗАКОНА».

И еще:

«Директива N4 отменена.

Системы работоспособности в порядке».

— Мэрфи, привет! — слышит он голос Мэри и выплывает из небытия. — Добро пожаловать домой, дружище, — улыбаясь, говорит она.

Операция длилась несколько часов. Несколько часов напряженной работы, переживаний… все валились с ног от усталости. Только когда все нормализовалось, позволили себе пойти отдохнуть.

Мэрфи остался один.

Ника долго ворочалась, но никак не могла заснуть — не давали покоя переживания прошедшего дня. Она тихонько приподнялась и погладила по волосам Мэри, спавшую рядом. Как она была ей благодарна за Мэрфи! Девочка потихоньку встала и пошла к Мэрфи.

— Я не могу заснуть, — пожаловалась она Робокопу. — А как чувствуешь себя ты?

— Эффективность работы систем — 93 процента, — ответил Мэрфи. — Все, что выше 90 процентов, считается нормой.

— А почему Мэри называла тебя Мэрфи? Это что, твое имя?

— Меня так звали раньше.

— Когда раньше?

— Я не могу тебе ответить точнее, но знаю, что именно так меня когда-то называли.

Ника села рядом.

— Ну, а теперь, когда тебе стало лучше, ты же останешься с нами, правда? — говорила она, глядя Мэрфи в глаза. — Знаешь, Берта говорила, что если мы продержимся еще два дня, то они от нас отвяжутся, оставят нас в покое, и тогда нам не надо будет прятаться и всего опасаться. — Ника вздохнула. — А я найду своих родителей…

— Твоих родителей? — спросил Мэрфи.

— Да. Их схватили полисмены, а меня спасла Берта и Большой Сэм.

Мэрфи, включив электронный мозг, мгновенно восстановил список возможных участников сопротивления, полученный в полицейском участке. И вздрогнул от полученной информации:

— Давид Хелоран — ликвидирован 15.8.

— Кенко Хелоран — ликвидирована 15.8.

— Что с тобой, Мэрфи? — удивилась Ники, увидев, как он дернулся.

— Родители… — произнес Мэрфи. — Ты скучаешь без них, девочка?

— Да, — грустно вздохнула она.

— Все будет хорошо. Ты помнишь их, значит, они никуда не исчезли, никуда не делись, они всегда будут с тобой, — сказал Робокоп.

Его слова подействовали на ребенка успокаивающе. Она положила голову к нему на колени и закрыла глаза.

— Мэрфи, я тебя очень люблю и рада, что ты с нами, — произнесла она сонным голосом.

Через минуту она спала.

Мэрфи поднял руку в черной кожаной перчатке и нежно погладил Нику по волосам. Он не помнил, когда ему в последний раз было так же хорошо, как сейчас…

К ним подошла Мэри:

— Я услышала голоса и…

Мэрфи знаком показал ей говорить потише, кивая на спящую малышку.

— Ты балуешь ее, Мэрфи, сейчас ей полагается лежать в постели, — сказала она шепотом.

— Пусть еще немножко побудет со мной, — попросил Мэрфи.

Мэри улыбнулась, но в горле у нее что-то перехватило — пожалуй, этот робот способен на человеческие чувства больше, чем некоторые люди.

— Да, конечно…

Утром Берта отдала приказание Томасу Брэду и Сильвестру Максвеллу привести помещение базы в боевую готовность. А сама с Большим Сэмом и Марено начала обсуждать план предстоящих операций, чтобы отразить напор противника. Она предполагала, что именно сегодня полисмены реабилитационной службы предпримут новую попытку захвата базы.

Доктор Лазарес внимательно прислушивалась ко всему, о чем они говорили.

— Ладно, Берта, — сказал Томас Брэд. — Мы все сделали, как ты велела. Но что делать вот с этой штукой?

Все повернулись в его сторону, рассматривая непонятный предмет, напоминающий крылья. Берта на минуту задумалась.

— Боже мой! — присмотревшись повнимательнее, воскликнула Мэри. — Откуда это у вас?

Она подбежала к тележке, где лежала эта непонятная штуковина, и начала разглядывать ее со всех сторон.

— А, ерунда, стащили из полицейского арсенала, — сказала Берта, раздумывая, что же делать с этим предметом.

— А что? — важно сказал Марено, решив блеснуть своими познаниями. — Это, если я не ошибаюсь, система уничтожения самолетов Ф-27.