Началась следующая фаза.

Он настоял чтобы они двинулись в путь, и они снова отправились в спотыкающийся, слепой, слишком медленней поход, натыкаясь то на один, то на другой гигантский ствол, промокшие и промерзшие до костей. Он намеревался пойти в сторону, противоположную той, в которую направился Эдисон, затем повернуть к шоссе, где патрули и спасательные бригады уже, наверно, их ищут. Майк хотел уйти как можно дальше от Эдисона, пока был в силах. Но даже шторм не мог противодействовать его поднимающейся температуре. Все плыло у него перед глазами. Рев бури над головой напоминал жужжание насекомых в тропических джунглях, где он убивал и убивал. Малчек сознавал, что теряет связь с реальностью. Когда он что-то скомандовал Клер и она не среагировала, он поднял руку, чтобы ударить ее, но сообразил, что говорил на поросячьем английском. Зрение изменяло ему, и ориентация путалась, пока голова не зажужжала, как улей. Через некоторое время они наполовину упали, наполовину съехали в узкий каньон, по дну которого протекал журчащий ручеек. Склоны каньона полностью скрывались под развесистыми лапами папоротника, на ощупь напоминавшими меховой покров. В овражке ветер был гораздо сильнее, и Малчеку пришло в голову, что каньон, должно быть, вел прямо к морю. Дождь лил в полную силу, и они, не спасаемые от него деревьями уже через минуту насквозь промокли.

Каждый раз, когда ветка папоротника касалась его горящего лица, Малчеку казалось, что он одновременно находится и здесь и там, в далеком прошлом.

Клер споткнулась о корень и натолкнулась на Майка. Он инстинктивно поддержал ее, не совсем понимая, кто она такая, но любя ее.

В далеких джунглях босые ноги шагали по тропинкам. Тяжелые хлопчатобумажные крестьянские куртка и брюки до колен были свободными и удобными. Под ними не было заметно, как бледен он от страха.

– Майк, нам придется где-нибудь остановиться, ты весь горишь. Майк?

Он стоял на опушке бамбуковой рощи, тонкие серебристые листья шелестели вокруг него.

– Дальше конца этого оврага мы не пойдем, – твердо сказала Клер. – Мы найдем какое-нибудь место, где можно спрятаться.

Кто это был, девушка или старик? Майк остановился, его рука по кисть утонула в папоротнике. Боль поднималась в груди. Вдох – холодный воздух, выдох – горячий. Он ощущал себя пламенем в темноте, почти видел свое дыхание, горевшее в воздухе бледным мерцающим жаром.

Он был благодарен за темноту, отсутствие лунного света, мягкий бриз. Так много листьев, беседующих среди теней, что не слышно собственного дыхания. Винтовка оттягивала руку, все тяжелее и тяжелее. Но он поднял ее и увидел в прицеле, как старик в саду внезапно превратился во всех стариков мира. Даже когда пули вылетела из дула, он видел, своего отца, деда, всех, кого он когда-либо любил, стареющих и беззащитных. Через десять невыносимых секунд он смотрел на еще одну пустую оболочку, лежащую в центре растекающейся лужи. Смотрел на все свои жертвы. И это было неправильно. Он автоматически убил охранников, выскакивающих из дома, но и это было неправильно. Он плакал потому, что это было неправильно. Он просил прощения каждый раз, нажимая курок. Он зашагал прочь, все еще держа ружье в руках, но уже зная, что больше никогда не выстрелит из него. Только не так. Даже если они будут угрожать. Все равно, что они скажут.

– Смотри, в стене маленькая ниша. Пещера… Ну почти пещера… И здесь сухо.

Клер дергала его за руку, заставляя двигаться. Это ведь не его винтовка?

Это какая-нибудь другая винтовка. Без орнамента? Без резьбы?

Почему он здесь, в холодном, продуваемом ветром туннеле? Кто-то тянет и тащит его вдоль живой стены колышущегося папоротника. Ветер рвется сквозь великанские деревья, с воем, с ревом, со свистом.

Или это не только ветер шумит в его голове?

Клер. Клер хочет, чтобы он остановился, спрятался. Но они должныдвигаться. Они не слишком далеко за линией фронта, чтобы останавливаться. Когда она тянула его к пещере, он упирался и не пускал ее. Он будет защищать ее, несмотря ни на что. Он будет заботиться о ней. Он любит ее. О боже, он так любит ее! И она так нуждается в его защите!

А какой-то негодяй, по имени Малчек, пытается ее убить.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Гонсалес с трудом открыл дверцу и выбрался наружу. Он не был так испуган в машине с тех пор, как вместе с лихим сержантом гнался за бандой через Тендерлойн. Вся поездка из Сан-Франциско с Реддесдэйлом за рулем, и, незаконно включенными, но эффективными сиреной и огнями, которые чудесным образом расчищали перед ними шоссе, была сплошным кошмаром. Нет, гораздо хуже. Когда кошмарный сон становится слишком невыносимым, обычно просыпаешься. Гонсалесу, как он ни старался, это не удалось. Ни когда они проехали на красный свет и чуть не врезались в тяжело на груженный грузовик, ни когда две женщины взвизгнули и выскочили из-под колес, ни когда Реддесдэйл пригрозил вылезти и набить морду патрульному полицейскому. Узнав о ловушке на шоссе 101, комиссар пробормотал, что хотелось бы ему там оказаться, а в следующую минуту они уже были в пути.

Гонсалес слишком поздно заметил знакомые искорки в глазах Реддесдэйла: по коням – и в погоню. Его не удивило, что комиссар полиции одного из самых больших городов страны хочет лично принять участие в операции. Просто сумасшедший. Но когда они приехали на место, то, оглядывая окрестности, он чувствовал, как лихое безумие уходило, а вместо него тяжелым грузом давила депрессия.

Тягач оттащил большой прицеп к краю шоссе. Остатки желтого «галакси» все еще были смяты под его кабиной. Дождь обмыл обломки, но, когда Гонсалес подошел ближе, то почувствовал запах горелой плоти, поднимающейся от чернеющего металла. «Скорая помощь» уже увезла тела.

Чуть дальше на обочине, за белым «фальконом» со спущенной шиной, стоял второй прицеп. Их окружали два патрульных автомобиля и машина с надписью: «Департамент шерифа Крешент Сити» – замыкала этот ряд. На противоположной обочине находились два желтых джипа парковой службы. Несколько промокших, усталых мужчин пытались курить под проливным дождем.

Среди них были Терсон и Гамбини: Гамбини с перебинтованной рукой, Терсон с синяком под глазом. Они подошли к старшим офицерам с выражением злости и вины на лицах.

– Извините, – сказал Гамбини. – Их нет. Никого.

– А где они? – требовательно спросил Реддесдэйл.

Терсон вздохнул:

– Дэвис и Ван Шаатен – в ближайшем морге, «войско» Эдисона – в ближайшей тюрьме, а водитель второго прицепа – в шоке в больнице.

– Он не был в этом замешан? – спросил Гонсалес.

– Проклятая глупость. Он говорит, что проехал мимо прицепа, который за три мили отсюда съехал на обочину из-за каких-то неполадок в моторе. Вокруг стояли парни с испуганными лицами. Ну, он решил, что это не его дело, и порулил себе дальше. Потом он видит, что другой прицеп перекрыл дорогу впереди, под ним расплющена машина, полыхая как в аду, а вторая машина, наша, разворачивается. Говорит, что нажал на тормоза и больше мало что видел, так как был слишком занят тем, чтобы не перевернуться. Мы начали стрелять. Когда его грузовик остановился, он упал на пол и стал молиться. Наверно, думал, что это разбой. Черт, мы были без опознавательных знаков, что еще он мог подумать? Теперь у него нервный срыв.

– А Майк и девушка? Эдисон?

Терсон кивнул в сторону леса:

– Где-то там.

– Все?

– Все.

Они на секунду уставились друг на друга. Говорить больше было не о чем. Затем двое мужчин подошли к группе. Гамбини представил их как капитана Мура из патрульной службы и шерифа Брэнда из Крешент-Сити. Мур был старше по рангу, и Реддесдэйл обратился к нему:

– Мы понимаем, что наше присутствие здесь не входит в наши полномочия, капитан. Мы просто приехали помочь чем сможем: Малчек наш друг.

Последнее заявление явно не понравилось капитану, который считал, что комиссары полиции не должны снисходить до обычных работяг. Его подтянутая армейская выправка скрывалась под слишком большим желтым плащом, тяжело свисающим с квадратных плеч. Дождь капал мимо его лица с краев широкополой шляпы.