Когда все расселись, господарь заговорил:

— Господин архиепископ, владыка, господа из Национального Совета, я осмелился собрать вас всех здесь, потому что время торопит и жизнь того, который всем вам дорог — воеводы Виссариона, — под угрозой. К счастью, вражеский план во второй его части расстроен. Воеводина вне опасности, она среди нас. Но воевода в плену — если он еще жив. Он должен быть где-то поблизости от Илсина, хотя, где точно, нам пока неизвестно. Наше войско готово выступить немедленно, как только мы получим ваше одобрение — вашу санкцию. Ваши пожелания мы выполним даже ценой жизни. Поскольку время не терпит, я отважусь задать один вопрос, только один: «Должны ли мы вызволить воеводу любым путем, который будет возможен?» Я спрашиваю об этом, поскольку дело приняло международный характер, и если наши враги столь же дерзки, сколь мы, речь идет о войне!

Высказавшись, с неописуемым достоинством и величием он удалился. Совет же, назначив писарем монаха Кристофероса, предложенного мною, приступил к работе.

Заговорил архиепископ:

— Господари, представляющие Совет Синегории, отважусь просить вас незамедлительно ответить «да» господарю Руперту, а также возблагодарить достойного хвалы храброго англичанина, который в нашей цели видит свою цель и который вызволил нашу дорогую воеводину из рук нечестивых врагов.

Затем старейший член Совета Николос из Волока поднялся, вопрошающе оглядел всех вокруг и, заметив степенные кивки — собравшиеся при этом не проронили ни звука, — обратился к человеку у двери:

— Позовите сюда господаря Руперта! — Когда же Руперт вошел, он сказал вошедшему такие слова: — Господарь Руперт, у Совета Синегории только один ответ: «Действуйте! Вызволите воеводу Виссариона, чего бы это ни стоило!» Отныне у вас в руках наше национальное оружие, наш кинжал, в груди же у вас, отважного спасителя дорогой нам всем воеводины, уже давно бьется сердце нашего соотечественника. Действуйте немедленно! Боюсь, мы даем вам мало времени, но мы знаем, что таково ваше желание. Позже мы официально санкционируем эти действия, с тем чтобы в случае войны нашим союзникам было ясно, что вы выступаете от имени нашего народа, а также вручим вам мандат, который, возможно, потребуется вам в столь исключительных обстоятельствах. Бумаги догонят вас в пути — не позже чем через час. Что касается врагов, то у нас их не счесть. Смотрите, мы выхватили кинжал — тот, что вручаем вам!

В зале все как один вытащили свои кинжалы, сверкнувшие будто молнии.

Промедление было смерти подобно. Совет разошелся, его члены, смешавшись с прочими людьми в замке, энергично включились в подготовительную работу. Спустя считанные минуты яхта с людьми, оружием и припасами уже покидала ручей. На мостике, рядом с капитаном Руком, стояли господарь Руперт и по-прежнему облаченная в саван воеводина Тьюта. Сам я был на нижней палубе, вместе с солдатами, и разъяснял некоторым из них их особые задачи, которые, возможно, им потребуется выполнить. У меня был перечень этих задач, подготовленный господарем Рупертом в то время, когда мы дожидались прибытия яхты из Гадаара.

Петров Властимир

Дневник Руперта. Продолжение

июля 9-го, 1907

Мы шли со страшной скоростью, держась у берега, с тем чтобы, насколько это возможно, остаться незамеченными с юга. Сразу к северу от Илсина в море выдавался скалистый мыс, он и служил нам прикрытием. На севере полуострова был небольшой глубоководный залив. В него без труда зашла бы яхта, хотя для крупного судна это было бы небезопасно. Мы быстро проникли в залив и бросили якорь вблизи берега, скалистого, с естественным выступом скалы, практически ничем не отличавшимся от причала. Здесь мы встретились с людьми, которые по нашему сигналу заранее пришли сюда из Илсина и окрестностей. Мы получили от них сведения относительно похищения воеводы, а также услышали, что нет жителя в этой части страны, который не кипел бы от ярости из-за случившегося. Они заверили нас, что мы можем положиться на них: они будут сражаться насмерть и даже слова не проронят о наших тайных планах. Пока моряки под руководством Рука снимали с яхты аэроплан и устанавливали его на берегу в подходящем месте, откуда он был бы незаметен для любопытных глаз, но мог бы легко взлететь, владыка и я — и, конечно же, моя жена — слушали в подробностях рассказ об исчезновении отца воеводины.

Похоже, он совершал свою поездку тайно, с тем чтобы оградить себя как раз от того, что и случилось. Никто не знал о его возвращении, пока он не прибыл в Фиуме, откуда отправил зашифрованное сообщение архиепископу, который только и мог расшифровать текст. Однако турецкие шпионы, очевидно, неотлучно следовали за ним, и, несомненно, агентура султана была хорошо осведомлена. Воевода сошел в Илсине с каботажного судна, направлявшегося из Рагузы в Левант.

За два дня до прибытия воеводы в маленький, редко принимающий гостей порт съехалось необычно много путешественников. И маленькая гостиница, единственная приличная гостиница в Илсине, оказалась едва ли не переполненной. Оставалась свободной фактически одна комната, в которой воевода и заночевал. Хозяин гостиницы не узнал изменившего внешность воеводу, но мог догадываться, кто перед ним. Постоялец в молчании пообедал и лег. У него была задняя комната на первом этаже, выходившая на берег речки Сильва, возле ее впадения в воды илсинской гавани. Ночью никто не слышал никакого шума. Поздним утром, когда пожилой незнакомец не вышел к завтраку, в его комнату постучали. Ответа не последовало; хозяин гостиницы, взломав дверь, обнаружил, что комната пуста. Багаж постояльца, похоже, был не тронут, исчезла только одежда, в которой его видели. Это было странно, тем более что на кровати кто-то спал.

У местных властей, появившихся, чтобы произвести дознание, очевидно, зародились мрачные подозрения, потому что всем в гостинице было приказано ничего не рассказывать о произошедшем. Когда же власти заинтересовались другими постояльцами, то выяснилось, что все они до единого, расплатившись, съехали в то же утро. Ни у кого из них не было крупного багажа, и в комнатах ничего не осталось, что могло бы указать на их след или как-то намекнуть на то, кем они были. Власти, отправив секретное донесение правительству, продолжили расследование; в настоящее время все, кто может, принимают участие в нем. После моего сообщения, отправленного по сигнальной связи в Виссарион еще до моего возвращения в замок, все духовенство было оповещено о случившемся и призвано привлечь каждого достойного человека к расследованию, с тем чтобы ни один фут земли в той части Синегории не остался неизученным. Сторожа заверили владельца порта, что в ту ночь ни одно судно и ни одно суденышко не покидало гавань. Отсюда заключали, что похитители воеводы направились с ним в глубь страны, если не затаились в самом портовом городе или в его окрестностях.

Мы получали разные донесения, а тем временем пришло спешное сообщение о том, что вся вражеская группировка засела, как предполагалось, в Немой башне. Это было удачно выбранное место для подобного замысла. Громадную, устрашающе крепкую башню выстроили в память о том героическом отпоре, который некогда был устроен вторгшимся в Синегорию туркам. Эта мемориальная башня, одновременно служившая и сторожевой, стояла на вершине скалы, находившейся в материковой части страны примерно в десяти милях от порта Илсин. Места этого обычно сторонились: земля была настолько пустынна и бесплодна, что никто не желал селиться там. Поскольку башня считалась государственным объектом военного назначения, она имела массивные железные врата, которые всегда, за исключением особых случаев, были заперты. Ключи от башенных врат хранились в правительственной резиденции в Плазаке. А значит, если турецким бандитам удалось найти вход в башню (и выход из нее), трудной и опасной была бы задача по вызволению воеводы оттуда. Было совершенно ясно: турки держат воеводу при себе как заложника…