(95) … Ведь до тех пор, пока хватало имущества эпиклеры, на которой женился Гегесандр, содержатель нашего Тимарха, и денег, которые он вывез из своего путешествия вместе с Тимомахом, друзья предавались всевозможным беспутствам и роскошествам. Когда же все это было растрачено, проиграно в кости и промотано, когда сам Тимарх стал постарше и никто, естественно, не хотел уже тратить на него деньги, тогда как мерзкая и нечестивая натура его продолжала требовать все тех же удовольствий и вследствие исключительной разнузданности своей толкала его от одного излишества к другому, беспрестанно возвращая к привычному образу жизни, тогда уже он начал проедать и отцовское достояние. (96) Собственно, он даже не проел, но, если можно так выразиться, разом проглотил это состояние. …
(106) … Ведь, будучи еще таким молодым человеком, каким вы его видите, он побывал уже чуть ли не на всех должностях. При этом ни одной должности он не получал по жребию или в результате голосования, но все их покупал вопреки законам. Б ольшую часть его служебной карьеры я опускаю и упомяну лишь о двух или трех должностях, которые он исполнял. …
(110) …когда Тимарх был членом Совета, Гегесандр, брат Кробила, был казначеем священной казны богини Афины. Общими усилиями, на чисто товарищеских началах, они пытались украсть у государства тысячу драхм. …
И вот во время народного собрание Памфил встал и заявил: «Афиняне! Муж и жена пытаются украсть у вас тысячу драхм» (111) Вы удивились: «Как это – муж и жена? И что все это значит?» Тогда Памфил, помолчав немного, сказал: «Вы не понимаете, что я имею в виду? Муж – это в настоящий момент вон тот Гегесандр, который прежде сам был женой Леодаманта, а жена – вот этот Тимарх. А каким образом они пытаются украсть деньги, я вам сейчас расскажу».
… (117) [ Начало раздела опровержения].
(119) Не в меру речистый Демосфен, несомненно, утверждает, что вы должны либо отменить существующие законы, либо не обращать никакого внимания на мои речи. С наигранным удивлением он спрашивает у вас, неужто вы все забыли, что каждый год Совет сдает на откуп налог на проституцию. Люди, берущие на откуп этот налог, не предположительно, а точно знают тех, кто занимается этим ремеслом. …
(120) … Мне стыдно будет за наш город, если Тимарх, этот советник народа, человек, осмеливающийся разъезжать с посольствами по Элладе, не попытается сразу же отвести от себя такое страшное обвинение, но станет требовать, чтобы ему указали места, где он предавался своему пороку, и откупщиков, которые когда-либо получали с него налог за проституцию. …
(123) Напротив, речи, которые внушает тебе Демосфен, достойны не свободного человека, а проститутки, спорящей лишь о местах, где она предавалась распутству. …
(124) … Вот и выходит, что своим проворством по части разврата ты [ Тимарх] многие помещения превратил в притоны. Поэтому не требуй, чтобы тебе указали места, где ты предавался пороку, а лучше докажи, что ты вообще этим не занимался.
(125) Будет использован, по-видимому, и другой аргумент, сочиненный тем же самым софистом [ Демосфеном]. Этот последний утверждает, что нет ничего несправедливее молвы. …
(126) … Точно так же, полагает он, если Тимарх был красавцем и подвергается сейчас насмешкам вследствие клеветы, а не из-за своих поступков, то, конечно, по этой причине он еще не должен подвергаться страшной опасности. …
(130) Итак, вспомните, граждане, какая молва ходит между вами о Тимархе. Разве не спрашиваете вы сразу же, как только произносится это имя: «Какой Тимарх? Проститутка?» …
(131) Ведь и с прозвищем Демосфена молва не ошиблась. Ибо это она, а не кормилица прозвала его Баталом, дав ему такое имя за изнеженность и противоестественный разврат. В самом деле, если бы кто-нибудь сорвал с тебя эти нарядные плащики и мягкие хитончики, в которых ты пописываешь свои речи против друзей, и пустил их без предупреждения по рукам судей, то они, я думаю, были бы в затруднении установить, чья одежда попала к ним в руки: мужчины или женщины.
(132) На стороне защиты выступит, как я слышу, и кто-то из стратегов. Гордо закидывая голову и постоянно прихорашиваясь, как человек, привыкший посещать палестры и школы философов, он попытается высмеять весь этот процесс в целом, утверждая, что моим стремлением было открыть не судебное разбирательство, а эру страшного невежества.
Он укажет в качестве примера прежде всего на ваших благодетелей – Гармодия и Аристогитона, - и будет подробно рассказывать об их верности друг другу и о том, сколь полезным оказалось это обстоятельство для нашего города. (133) Как утверждают, он не удержится, чтобы не процитировать стихи Гомера и имена героев. Он будет петь гимны пылкой дружбе, которая, по преданию, связывала Патрокла и Ахилла. Он будет прославлять перед вами красоту, как будто и без него ее не считали с давних пор благом, когда она сочетается со скромностью. Действительно, заявляет он, если кое-кто захочет опорочить телесную красоту и представить ее несчастьем для тех, кто ею обладает, то ваше общее решение окажется тогда в противоречии с вашими личными желаниями.
(134) Ведь это будет нелепо, полагает он, если сначала, когда вам предстоит стать отцами, вы все будете желать своим еще не родившимся сыновьям обладать от природы благородной внешностью и быть достойными нашего города, а затем, когда они действительно родятся такими, что ими может гордиться город, вы, послушавшись, как видно, Эсхина, будете клеймить их позором, если своей исключительной красотой и прелестью они поразят кого-либо и вызовут соперничество из-за своей любви.
(135) И тут, как я слышу, он набросится на меня со всевозможными упреками и будет спрашивать, не стыдно ли мне, кто сам постоянно болтается в гимнасиях и влюбляется в молодых людей, делать из этой любви к юношам тему для грязных нападок и обвинений. Напоследок же, как мне сообщают некоторые, он попытается вызвать среди вас смех и разного рода шуточки, обещая показать вам, сколько любовных стихов я посвятил разным лицам, и представить свидетельства о всевозможных оскорблениях и побоях, которым я подвергся из-за своих любовных дел.
(136) Однако, я вовсе не порицаю хорошую любовь и не утверждаю, что все, кто отличается красотой, занимаются проституцией. Я не отрицаю также, что сам был склонен к любви: я остаюсь таким еще и теперь. …
(137) Вообще я считаю, что любить красивых и скромных юношей свойственно мягкой и возвышенной душе, тогда как бесчинствовать в компании с субъектом, нанятым для этого за деньги, характерно для наглого и грубого человека. Равным образом я утверждаю, что бескорыстно делить с кем-нибудь его любовь – это прекрасно, а соглашаться за плату заниматься проституцией – это позор.…
(139) И снова тот же самый законодатель [ Солон] говорит: «Раб не должен ни любить, ни преследовать свободного мальчика под страхом публичного наказания пятидесятью ударами кнута». Однако он не запрещает гражданину любить, навещать и сопровождать свободного мальчика. По его мнению, от этого мальчику не будет никакого вреда; напротив, люди будут видеть в этом свидетельство его скромности. Впрочем, поскольку сам мальчик еще не волен в своих поступках и не способен отличить действительно преданного человека от притворяющегося таким, законодатель обращается с наставлениями к влюбленному. Он советует отложить речи о любви до тех пор, пока мальчик не достигнет разумного возраста. Сопровождать и присматривать за ним повсюду – вот в чем он видел лучшую охрану и защиту скромности мальчика.
(140) Именно поэтому чистое и благородное чувство, - назовем ли мы его любовью или склонностью, - сделало благодетелей нашего города, всех превзошедших своею доблестью, Гармодия и Аристогитона, такими героями, что похвалы людей, прославляющих их подвиги, кажутся всегда недостаточными.
(141-150) [ Об Ахилле и Патрокле]
(155) Чтобы не затягивать своего выступления, излагая мнения поэтов, я назову вам теперь ряд имен людей пожилых и вам хорошо известных, а также юношей и мальчиков. Одни из них благодаря своей красоте имели раньше много поклонников, другие, кто в настоящее время молод, имеют их еще и сейчас. Однако никто из них никогда не навлекал на себя таких обвинений, каким подвергается Тимарх. С другой стороны, я перечислю вам имена людей, которые самым постыдным образом открыто занимались проституцией. Припомнив поведение тех и других, вы сможете тогда отнести Тимарха к той категории, которая ему подходит.