Я взяла лежавшую у него на столе толстую книгу, хлопнула ею по столу и, посмотрев на него так сердито, как только могла, сказала:

— Я думала, Америка свободная страна. Нет!

После этой уничтожающей речи я повернулась и вышла. Не надо было, чтобы он видел мои слезы.

Когда я ждала лифт, меня похлопала по плечу приятная молодая секретарша и попросила вернуться обратно в кабинет мистера Шенга.

— В конце концов, может быть, вы и сумеете, — сказал совершенно изменившийся мистер Шенг. — Я имею в виду, взять верх над широкими слоями американской публики. Я хотел бы попробовать на год, — он казался действительно заинтересованным. — Но потребуется большое количество рекламы, а это очень дорого стоит. Можете вы заплатить — скажем — пять тысяч долларов на рекламу?

— Попытаемся, — сказала я, и мы пожали друг другу руки.

Все, что я позволила выжать из меня в отеле «Веллингтон», было:

— Мистер Шенг почти уверен, что возьмет нас. Не совсем, но почти. — Потом я впала в молчание и стала молиться о деньгах. В банке у нас было ровно 250 долларов.

Этим же вечером мы отправились к Дринкерам и пели с ними два часа. Потом я рассказала свою историю.

— Если мы сумеем заплатить авансом пять тысяч долларов, он нас возьмет, — закончила я, избегая смотреть на свою семью, но умоляюще глядя на мистера Дринкера. Не мог ли он подать идею?

Тогда, пока Софи все еще смеялась до слез по поводу моего посещения книжного магазина, раздался голос Гарри Дринкера:

— Я одолжу вам половину этих денег, если вы найдете кого-нибудь для другой половины.

Я закрыла глаза от волнения, а также чтобы крепко подумать.

Когда я открыла их снова, я сказала:

— Миссис П.

Это была богатая леди, с которой мы познакомились на концерте в клубе космополитов в Нью-Йорке, и она сказала тогда с искренней сердечностью:

— Если вам когда-нибудь понадобится помощь, дайте мне знать.

Мистер Дринкер подошел к телефону и позвонил миссис П. Она сказала «да». Чудо свершилось. Уже на следующее утро — он сказал, что нельзя терять времени, сезон был в разгаре — я стояла в офисе мистера Шенга и протягивала ему два чека, по 2500 долларов каждый, и просто говорила:

— Пожалуйста, взаймы на год.

В комнате стояла полная тишина, пока из-за густых голубых облаков не раздался теплый, искренне-звучащий голос:

— Поздравляю вас!

Мне снова также сильно захотелось «что-нибудь сказать». Я сжала его руку, и он должен был увидеть в моих глазах, что было у мена на сердце, когда я сказала:

— Вы не пожалеете — никогда — я действительно имею это в виду!

Когда он шел со мной к лифту, он сказал:

— Я верю в вас, как музыкантов, но теперь нам надо попытаться превратить золотой запас вашей артистичности в реальные денежные знаки, так чтобы каждый мог унести что-нибудь домой с ваших концертов.

— А для этого мы начнем с того, что изменим ваше имя. «Хор семьи Трапп» слишком елейно звучит. Я менеджер «Певцов семьи Трапп».

Глава IX

МЕРИОН

Когда я рассталась с мистером Шенгом, то не пошла прямо домой, а остановилась сначала у дома Дринкеров. Последние двадцать четыре часа я жила как будто в розовом тумане. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. По мере того, как все это постепенно оседало во мне, мной овладевала не только глубокая благодарность, но и новое чувство ответственности. Эти люди — миссис П., мистер Дринкер, мистер Шенг — рисковали чем-то, поверив нам. Они не только не должны были разочароваться, но однажды должны были обрести серьезную причину гордиться нами. Теперь мы были просто обязаны стать лучшими артистами в своей области, ради этих людей, поверивших в нас.

И все это я должна была сказать Дринкерам, перед тем как идти домой.

Мы уже испытывали в своей жизни, как на тебя влияет доверие других людей. Это высвобождает новые источники энергии, новые глубины твоей души, до настоящего времени тебе неизвестные. Это обостряет твою волю и укрепляет ее в поставленной цели — это помогает тебе свершить невозможное. Это путь, которым вел нас Бог. Он всегда дает нам новый шанс. Почему люди так мало используют эту волшебную палочку? Это могло бы превратить этот мир в рай.

Новая жизнь началась для нас, как только мы въехали в «дом через улицу». Наше обращение за продлением временного пребывания на этот раз было удовлетворено в связи с военной ситуацией в Европе. Его нужно было продлевать каждые шесть месяцев, но никто не мог быть насильно выдворен из Соединенных Штатов во время войны. И у нас был новый менеджер, в руках которого мы чувствовали себя уверенно. Эти тревоги последнего года больше не заволакивали тучами наше небо. С новой силой и энергией мы перестроили спою жизнь. Иоганна занималась кухней. Гедвига заботилась о стирке. Агата начала шить. Мария взялась чинить и штопать. Мартина ведала уборкой дома. Мальчики чистили обувь всей семье и помогали с посудой. Георг ходил по магазинам. Я приняла на себя заботу о корреспонденции. Отец Вазнер — о содержании книг. С того дня, когда мы покинули Австрию, Георг попросил отца Вазнера принять на себя управление деньгами. Во время всех тех тяжелых лет, когда мы были в долгу, мы чувствовали себя не в праве лично владеть чем-то, пока не отдадим обратно последний цент, который были должны. Следовательно, все заработанные деньги и приобретенные счета поступали к отцу Вазнеру, и каждый, включая Георга и меня, кому требовались деньги, шел к нему.

К этому времени маленькие девочки захотели начать учиться играть на инструментах, которые казались неподходящими для их обучения в школе. Именно в этот момент мне посчастливилось встретиться со своей бывшей учительницей из Вены. Она была здесь, тоже эмигрантка. Это было почти неописуемо, какую удачу мы с ней обе почувствовали. Она подыскивала себе дом, я — учителя. Поэтому она приехала и осталась с нами, став одним из членов семьи, Танте Лене. Очень скоро мы с изумлением заметили, как много времени наши малышки практиковались в игре на фортепиано, скрипке, рекордере и еще каждый день проводили несколько часов на улице.

Мистер Шенг предложил, чтобы мы дали два рождественских концерта в Городском Зале. Требовалась совершенно новая программа, и мы принялись за работу над ней. Отец Вазнер отправился в крупные библиотеки в поисках рождественских песнопений. Когда он принес их домой, различные части пришлось переписать, прежде чем мы смогли начать работать. Потом нам пришлось познакомиться с английскими и американскими рождественскими песнями, для многих из которых отец Вазнер написал новую музыку.

За день до Рождества мы въехали в наш новый дом — маленький дом с голубыми ставнями. К нам заглянула соседка, чтобы узнать, не могла ли она чем-нибудь помочь.

— Да, — ответила я, — не могли бы вы сказать мне, где я могу достать гуся? Видите ли, в Рождество каждый должен съесть гуся, если может себе позволить это.

Добродушная дружелюбная леди, которую звали Бетти, сама отвезла меня на филадельфийский рынок за этим необходимым австрийским гусем. Она явно не хотела портить мне Рождество. Но это был последний день моего отпуска.

Сразу после Рождества началась учеба. Это была уже не начальная школа с водителем автобуса в качестве учителя. Это была высшая школа, с такими предметами: прошлое Америки, настоящее Америки, американский образ жизни, американский образ мышления. И учительницей была Бетти. Скоро мы стали хорошими подругами. Основываясь на том, что я говорила ей своим хромающим английским, она сделала наблюдение, от которого волосы дыбом вставали, что я пребывала в мире, в котором деньгам и всему, что за этим стояло, не было места. Своим острым американским глазом Бетти подметила, что мы были свежевылупившимися цыплятами, причем яичные скорлупки еще оставались на нас: скорлупки европейского мышления и верования. Так как пользы от них не было, она решила, что с этим надо что-то делать. Прежде всего она принялась за мой английский, в котором еще чувствовались сильные следы моих первых двух учителей: доктора Джонсона и водителя.