Целую ночь я глушил джин. После этой непонятки в Аламо пришлось немного завязать с «Курвуазье».

Рэнди курил сигареты и пил колу из жестянки. Редко заглядывал в бутылку. Ему нравилась только эта ужасная анисовая хрень. Как её там? Анисовка. Что-то наподобие густого молочного ликера. Рэнди не принимал наркотиков. Наверно, компенсировал все сигаретами. Он мог получить золотую медаль в беге за раком легких, этот Рэнди Роудс.

— Прикалываешься? — спрашиваю я и пробую не поперхнуться джином.

— Нет, Оззи, я серьезно.

Не верю своим ушам.

Было далеко за полночь — наверное, три или четыре утра — и только мы двое бодрствовали. Шарон спала в задней части автобуса. Руди и Томми кемарили на двухъярусных кроватях вместе с некоторыми членами нашей команды, которые путешествовали с нами. Среди них была Рэйчел Янгблад, пожилая негритянка, которая занималась нашим гардеробом, прическами и макияжем.

Я удивился, что они вообще уснули, потому что автобус тарахтел и скрипел так, будто хотел рассыпаться на мелкие запчасти. Мы должны были проехать 1125 километров от Ноксвилла до Орландо и водила гнал как бешеный. Помню, как я смотрел в окно на огни фар легковушек и грузовиков, летящих в противоположном направлении, и думал: «В любую минуту у нас отвалятся колеса». Понятия не имел, что у водителя полный нос кокса. И узнал об этом только после вскрытия.

Знаете ли, тогда я вообще плохо соображал. Я был заряжен алкоголем, коксом и всей той хернёй, которую вливал в себя двадцать четыре часа в сутки.

Но точно помню: я не хотел, чтобы Рэнди уходил от нас.

— Как ты можешь сейчас уйти? — спрашиваю его. — Все только начинается, чувак! Шарон говорит, что «Diary of a Madman» разойдется еще лучше чем «Blizzard». По всему миру продается до фига наших пластинок. Завтра вечером играем вместе с «Foreigner»!

Рэнди пожимает плечами и говорит:

— Я хочу поступить в университет и получить диплом.

— Ты что, с ума сошел? — говорю. — Бля, через несколько лет у тебя будет свой собственный универ!

Ну, хотя бы сейчас улыбнулся.

— Послушай! — продолжаю я. — Ты просто сильно устал. Может, немного отдохнешь, сделай маленький перерыв.

— Тоже самое я мог бы сказать и тебе, Оззи.

— Что ты имеешь в виду?

— Это уже четвертая бутылка джина за последние сутки.

— Поднимаю себе настроение.

— Оззи, зачем ты столько пьешь? В чем прикол?

Правильный ответ на этот вопрос звучал бы так: «Потому что я алкоголик. Я легко становлюсь зависимым. Что бы я ни делал, я отдаюсь этому всецело». Но тогда я еще всего не знал.

Я знал только то, что я хочу пить. Поэтому посмотрел на него пустым взглядом.

— Знаешь, это тебя когда-нибудь погубит — говорит Рэнди. — И очень скоро.

— Спокойной ночи, Рэнди — отвечаю я, осушая стакан. — Иду баиньки.

Несколько часов спустя открываю глаза. Уже светает. Возле меня в халате лежит Шарон. Чувство такое, будто моя башка залита до краев каким-то токсичным дерьмом.

Не могу понять, почему я проснулся так рано. После джина должен проспать, по крайней мере, часов до двух.

И вдруг слышу этот звук. Напоминает рев двигателя на больших оборотах. Я подумал, что мы обгоняем фуру.

БББББББББРРРРР-РММММММММММБББББББРРРММММММ. Этот непонятный грохот, казалось, удалялся от автобуса, но потом неожиданно возвращался вновь и становился еще сильнее.

БББББББББРРРРР-РММММММММММБББББББРРРММММММ.

— Шарон! — ору я. — Блядь, что это за зв…

И ударяюсь лбом об изголовье кровати. Вылетают все стекла из окон. Чувствуется запах бензина.

На минуту у меня потемнело в глазах. А потом я смотрю в круглое окошко слева. Вижу копоть и кричащих людей, которые закрывают лица руками. Я вскакиваю с кровати — голый, только в старых испачканных трусах — и с трудом открываю двери спальни. Всё усыпано осколками стекла, в потолке что-то вырвало огромную дыру. Теперь вижу, что автобус согнут пополам.

Первое, что приходит мне в голову — водитель не справился с управлением и мы попали в аварию. В нос ударил едкий запах дыма и топлива, я закашлялся.

В мозгах промелькнуло лишь: «Огонь и бензин! Твою мать!»

— Все на хер из автобуса! — ору я. — Сейчас взорвется! Сейчас взорвется!

Паника. Ватные ноги. Шарон кричит.

Я еще не отошел после джина, у меня трещит башка и болят глаза. Ищу аварийный выход, но его нет. Бегу к открытым дверям в передней части автобуса и тащу за собой Шарон. Ищу взглядом остальных, но их кровати пусты. Куда они, на хер, подевались?! И где, бля, Рэнди? Выпрыгиваю из автобуса и приземляюсь на траву. Трава?

В тот момент я подумал, что это сон.

Где дорога? Где машины? Думал, увижу искорёженное железо, кровь, катящиеся колпаки. А мы стоим посреди поля в окружении роскошных резиденций как у кокаиновых баронов. Вижу знак, на нем написано: «Flying Baron Estates». Возле одного из домов — шар огня, будто снимают фильм про Джеймса Бонда. Это оттуда валит дым. Повсюду разбросаны какие-то останки и что-то что выглядит как…

О, Боже! Я чуть не блеванул, когда увидел это дерьмо. Мне следовало бы отвернуться.

Если не принимать во внимание дым, денек выдался погожим, но было раннее утро, и туман еще полностью не рассеялся.

— Где мы? Что случилось? — постоянно спрашиваю я. Никогда в жизни не чувствовал себя таким разъёбанно-потерянным. Это хуже, чем самые противные «галлюны» после кислоты. Вдруг вижу посадочную полосу и ангар. Неподалеку от ангара женщина, одетая в жокейские причиндалы, выгуливает лошадь, как будто ничего не случилось, как будто такая херня происходит каждый день!

Думаю: «Это какой-то кошмар, я сплю, этого не может быть».

Стою как в трансе, когда Дон Эйри, наш клавишник, подбегает к автобусу, вытаскивает откуда-то маленький огнетушитель, выскакивает обратно и направляет в сторону огня.

Огнетушитель только булькнул и оттуда что-то еле-еле потекло.

В это время Шарон пробует сосчитать наших, но все разбежались по полю. Указывают на горящее пламя, вопят и плачут.

Замечаю в эпицентре огня остатки гаража. Кажется, что в середине стоят две машины. Что-то, очевидно, врезалось в гараж.

И что бы это ни было, оно еще и вспороло крышу нашего автобуса и поломало половину растущих позади деревьев.

Шарон подходит к Дону (мы называли его «El-Doom-O» [67], потому что он всегда ожидал худшего) и верещит:

— Что случилось!? Говори, блин, что случилось!? — Но Дон сидит, скрючившись и ничего не говорит, тогда Шарон оборачивается к шотландцу Джейку Данкану — тур-менеджеру. И поскольку он тоже не в состоянии что-либо сказать, она снимает туфельку и начинает бить его по голове.

— Где Рэнди и Рэйчел? Где Рэнди и Рэйчел?

Но Джейк только показывает на пламя.

— Я не понимаю — говорит Шарон. — Я ничего не понимаю!

Я тоже ничего не понял. Потому что никто не сказал мне: «Кстати, Оззи, по дороге в Орландо, мы остановимся на стоянке для автобусов в Лизбурге, чтобы починить кондиционер». Никто не сказал: «И кстати, Оззи, стоянка находится на территории фешенебельного посёлка со взлетной полосой». Никто мне не сказал: «Ах да, и ещё, твой водила, который так траванулся коксом, что целую ночь не сомкнул глаз, оказывается ещё и пилот, правда, с просроченной медсправкой, без ведома хозяина собирается одолжить у того самолет. Пока ты сладко спишь, он возьмет на борт гитариста и стилистку, чтобы совершить обзорную экскурсию. А потом, на бреющем полете врежется в автобус».

Никто ничего подобного мне не сказал.

Вдруг вспыхивает дом, стоящий возле гаража, я без раздумий бегу, все еще хмельной и в одних трусах, чтобы проверить, а вдруг там кто-нибудь есть. Стучусь в дверь, жду не больше двух секунд и влетаю вовнутрь.

А в кухне пожилой человек делает себе кофе. Он почти свалился с кресла, завидев меня.

— Ты кто такой, бля? — спрашивает. — Пошел вон из моего дома!