Некрофилия, некромания, ликантропия – половое влечение к трупам. Черты некрофилии прослеживаются в стремлении производить сексуальные действия в отношении тяжело больных, находящихся в бессознательном состоянии или спящих людей. Разновидностью являются садистические фантазии (например, со сценами насилия, видом крови), заканчивающиеся сексуальной разрядкой.
Флагелляция(лат. flagello – бить, бичевать) – разновидность садизма, при котором половое возбуждение достигается путем бичевания. Партнера также колют острыми предметами, прижигают горящей сигаретой и т. п. В связи с ростом толерантности для достижения возбуждения больным необходима все большая жестокость мучений. Вариантом флагелляции является зоосадизм, при котором сексуальное возбуждение возникает во время избиения и истязания животных.
Разновидностью флагелляции является также педагогический садизм, называемый также диппольдизмом по имени студента-юриста и домашнего учителя Андреаса Диппольда, который во время очередного эксцесса, направленного на достижение полового удовлетворения, забил своего ученика Хайнца Коха до смерти. Яркий пример педагогического садизма описал Н.В. Краинский. Его пациент чувствовал сладострастие, трепет и наслаждение, мучая учеников во время спрашивания уроков. С течением времени истязание опрашиваемых стало для него непреодолимой потребностью. Половое возбуждение он чувствовал только тогда, когда ученик «проваливался» на экзамене. В таких случаях у него бывали эрекции, а иногда и извержение семени. Максимальное удовлетворение он получал, когда ученики кончали самоубийством (Антонян, 2003).
☺ – Доктор, что мне делать?! Я зоофил. Неделю назад я совершил половой акт с молью.
– Интересно, а почему это вас, собственно, так волнует?
– Дело в том, что моль из ревности сожрала шубу моей жены…
Чикатило Андрей Романович, 56 лет. Серийный убийца, сексуальный маньяк, садист и людоед. Сейчас за решеткой клетки в зале суда – бледная маска с опущенными глазами и тупо приоткрытым ртом. Судья задает вопросы: «С какой целью кололи столько раз жертву ножом?», «Зачем откусили язык?», «Куда девали половые органы, что делали с ними?» Маска моргает, глухо бормочет одно и то же: «На следствии записано правильно… Добавить нечего… В деталях не помню, прошло уже много времени…».
Судебно-психиатрическая экспертиза признала его вменяемым. Интеллигент: филолог по образованию, педагог по профессии, специалист по радио (закончил училище связи). Идейно зрелый: член КПСС, закончивший четыре разных факультета университета марксизма-ленинизма, работал председателем городского спортивного общества, водил школьников в походы; хороший семьянин: отец двоих взрослых детей, заботливый муж, любящий дедушка.
До перестройки он был тихим, робел перед начальством, выглядел неуклюже, все время держал руку в кармане, иногда его заставали за онанизмом. Когда началась перестройка, он оживился, красноречиво и подолгу критиковал правительство, начал надоедать местным властям различными жалобами и претензиями, писал лично президенту по поводу жилья, жил в знаменитом палаточном городке у Кремля. После путча, уже находясь под арестом, написал тоже арестованному Лукьянову, к которому в свое время ходил на прием, возмущенное послание. Мол, обещал помочь, и ничем не помог, так тебе и надо. Во время следствия признавался, что в своих мечтах он видел себя большим политиком, а иногда и президентом.
В детстве сверстники часто дразнили и били его, он прятался от них; до 12 лет страдал ночным энурезом. Родители рассказали ему, что во время голода в 1933 г. они съели его старшего брата. После войны нередко с ужасом вспоминал окровавленные куски мяса, лужи крови, части трупов. В период голода в 1946–1947 гг. боялся, что его выкрадут и съедят.
В молодости он избегал женщин, боялся опозориться перед ними – хорошо, жену ему нашли (в 27 лет) в сексуальном плане непритязательную. История его преступлений началась в 1973 г., когда он преподавал русский язык и был старшим воспитателем в школе-интернате. Тогда он закрывался с какой-нибудь14–15-летней воспитанницей в классе и грубо «приставал» к ней, разрывая одежду. Его уволили «по собственному желанию», и через пару дней он работал воспитателем в соседнем СПТУ. Он часто менял место работы, и везде ему прощали набеги в женские туалеты школ, «странные игры» с девочками, которых он заманивал к себе домой жвачкой.
В 1978 г. он совершил свое первое убийство. Перед этим учащиеся избили его, что было уже не в первый раз. С некоторыми из них он имел гомосексуальные отношения, причем выступал в них в пассивной роли. Пассивным гомосексуалистом, кстати сказать, он был и в армии, и в следственном изоляторе, где находился по подозрению в воровстве.
Свою первую жертву, 10-летнюю Лену, Чикатило отвел в укромное место, сорвал с нее одежду, «залез руками в ее половые органы», а когда она стала вырываться и кричать, испугался, навалился на нее и начал душить. Хрипы девочки и вид крови на руках вызвал у него сильнейшую разрядку с ярким оргазмом и последующим чувством облегчения: «как будто освободился от цепей». Труп он сбросил в реку и несколько вечеров не выходил на улицу – боялся повторить насилие.
В 1981 г. Чикатило начал свою страшную охоту – теперь он всегда ходил с портфелем, в котором находились ножи, веревки и вазелин. Он предпочитал охотиться в лесу, где чувствовал себя хозяином. За 12 лет он замучил 14 девочек, 18 девушек и молодых женщин, 21 мальчика и подростка. Задержали его случайно, срок задержания под стражей уже истекал, и его надо было отпускать на свободу, поскольку не нашли никаких доказательств его виновности.
Он сам потребовал вызвать психиатра и в присутствии следователя рассказал ему историю своего превращения в чудовище. Рассказал, как приставлял нож к своему лобку и вонзал его в умирающую жертву, имитируя фрикции. Как откусывал и поедал соски и матки женщин, а также яички мальчиков (попытка импотента символически овладеть женщиной и забрать половую силу у мужчины).
«Ничего с собой поделать не мог; это доставляло мне неизъяснимое удовольствие. Почувствовал, что если сейчас не нападу, то потеряю сознание. Не могу сказать, с какой целью я это делал, но стоны, крики, агония давали мне разрядку и какое-то наслаждение. Одну девушку, которую я повел лесом, я искромсал ножом. Меня всего трясло, произошло семяизвержение. При виде крови начинал бить озноб, весь трясся, совершал беспорядочные движения. Я не обращал внимание на крики и стоны, не думал и о том, что меня могут поймать. Я действовал как заведенный, резал, колол, бил не только жертву, но и ее одежду, деревья, кусты, траву, срывал и ломал ветки, разбрасывал части тела. Иногда долго носил их по лесу и только потом закапывал, уносил с собой нос, груди, кончик языка, матку, кишки, выбрасывал их неохотно, а когда нес их, меня это успокаивало. Когда резал ножом, то покачивался, имитируя половой акт. После всего чувствовал себя обессиленным; уже ничего не интересовало. Даже если, скажем, на вокзале милиция проверяла, чувствовал себя спокойно, но во время убийства был в полуобморочном состоянии. На половых органах срывал свое отчаяние, эти органы были причиной моего несчастья».
(Антонян, 2003, с. 50–51)
На суде всего один раз с Чикатило спала его привычная маска. На вопрос, что он делал после того, как жертва уже была растерзана, он с экстазом стал рассказывать, как кружил вокруг трупа по лесу, словно бы в опьянении, разбрасывал по деревьям одежду истерзанного, гнул и ломал ветки, чувствуя себя при этом победителем, властелином и леса, и своей жертвы, и чуть ли не всего мира!..
Он совсем не выказывал страха перед смертной казнью. По-видимому, он преодолел свой детский страх перед смертью, приняв ее облик (Антонова, 2002; Антонян, 2003).
Сексуальная аутоагрессия