Таррэн с трудом заставил одеревеневшие ноги двигаться, с усилием отвел остановившийся взгляд от опустевших зарослей и только спустя пару долгих минут сообразил, что изумительный по красоте доспех Белки, от которого со свистом вырывалось дыхание даже у самых стойких, был скроен как раз из такого чудовища. Точно такого же здоровенного питона, как они недавно видели. Только из самки, да еще готовой к откладке яиц. Иными словами, очень опасной и злой. Кажется, Белка обмолвилась, что пришибла ее «случайно». На дороге, мол, попалась, да под поганое настроение, вот и не сдержалась девушка: зашибла сгоряча, чтобы нехорошая змеюка пасть не разевала, когда не надо, и не пугала Каррашика почем зря. Он еще тогда подумал: какого же размера должны быть та змеюка, чтобы из ее кожи можно было скроить столь удачный доспех? Вот, выходит, и узнал.
Боги… ну, и страшилище!
— Х-хорошо, что у Белика доспех оказался сплетен из самки, — согласился рыжий, утирая со лба обильный пот. — И х-хорошо, что воняет медом на сто шагов окрест, п-потому что, кажется, ЭТО был самец. И он не захотел с нами связываться.
— Точно, — с ленцой отозвался Шранк. — Зато больше он нас не потревожит: побоится.
— И п-правильно, а то я ж могу и зашибить с перепугу.
Гончие дружно хмыкнули и снисходительно переглянулись: наивный глупец. Его-то как раз перекусят пополам и не подавятся! Может, только Белка и сумеет отстоять, но мы бы не рискнули отбирать законную добычу у голодного питона. Впрочем, пес с ним, болтуном патлатым. Главное, что держит себя в руках, даже штаны менять не пришлось. Главное, что наконец-то осознал, КУДА пришел непрошенным гостем. Понял, на какое безумие решился. И остальные тоже впечатлились. Даже Темный, который в последнее время вел себя, как в родном Лесу: никого не боялся, будто знал, что его не тронут, нелюдя ушастого. Теперь присмиреют, небось, а то больно расслабились за эти два дня. Рты разинули и начали любоваться местными красотами, как знаменитыми на всю Лиару Аккмальскими Садами. Наивные! Наверняка подумали, что опасности Серых Пределов сильно преувеличены. Мол, ни одного путного противника на пути, ни одного нападения, ни даже попытки. А тут, наконец, опомнились, зашевелились, подобрались, как и положено. Сообразили, что не все так радужно, как им казалось. К оружию, вон, потянулись, морды снова тряпками прикрыли, глазки уронили в землю, вспомнив про ядовитых бабочек и плюющихся стрекоз. Вот теперь они точно прониклись. Теперь-то все как раз так, как надо: и тишина эта ненормальная, и громадные твари в засаде, и ядовитая мелочь под ногами.
Конечно, обычно их не так много собирается в одном месте, да все — по нашу душу. Но это лишь потому, что недавно Застава здорово потрепала местную армию, вот они и зализывали раны, хоронились в норах до поры до времени. Зато сейчас пришли в себя и, как водится, наглядно показали свое истинное лицо. Гм, знатная же вышла харя. Но это вам не прогулочный лесок, не милый домашний садик. Это — Проклятый Лес. Хищный и очень умный зверь, привыкший нападать из засады. Только оступись, и он уж своего не упустит. Прозевай опасность, и тебя мигом сожрут. Хоть на миг сойди с надежной тропы, и уже не вернешься обратно. Здесь тебя ждут за каждым углом, на каждой ветке, под каждым кустом. Чужие глаза буквально везде. Невидимые враги кроются повсюду — умные, быстрые, работающие слаженно, как одна команда. Они давно ждут малейшей нашей оплошности, и им нельзя дать ни единого шанса. Тут надо быть быстрее, хитрее, умнее и выносливее, чем они. Опережать их на шаг. Чувствовать их настроение, предугадывать его, вовремя реагировать на каждый неслышный шорох и ждать, ждать, ждать… все время ждать подвоха, как на напичканной ловушками Тропе Смертников. И идти нам теперь в таком темпе почти целый час.
Если ОНИ, конечно, не надумают наброситься.
На широкую поляну отряд вышел внезапно.
Вот, вроде бы, стояли посреди непролазной чащобы, с трудом пробирались сквозь колючие ветки, пряча глаза и внимательно следя за угрожающе шевелящимися шипами с крохотными ядовитыми капельками на кончиках. Только-только осматривали рукава и спины соседей в поисках дыр и рваных лоскутов. Едва сумели выбраться из одного зеленого препятствия, потом попали в другое, затем еще и в третье… а теперь будто на краю пропасти оказались и даже пошатнулись от неожиданности: впереди, насколько хватало глаз, простиралось полупустое раздолье. Ни тебе многообещающего просвета среди деревьев, ни намека на скорую свободу из этого плена, ни солнца на небе, ни дуновения свежего ветерка, ни аромата полевых цветов. Ничего. Р-раз, и будто в другом мире оказались.
Перед озадаченно остановившимся отрядом, одинаково далеко в обе стороны, раскинулся неестественно ровный круг свободного от деревьев пространства. То ли пожар когда случился, то ли просто место такое — не росли тут величественные гиганты и все. Ни крохотного деревца, ни кустика, ни даже пенька, будто сосны и ели тут вовсе не приживались. Зато трава — роскошная, сочная, почти по пояс. Удивительно яркая, почти изумрудная, поблескивающая острыми краешками, как стальными лезвиями, невероятно густая, из-под которой совершенно не видно земли. Но на ощупь мягкая, шелковистая, приятная. Замечательно нетронутая присутствием человека или зверя. Нехоженая. По такой должно быть восхитительно ходить ранним утром босиком. А в центре этого изобилия виднелся небольшой, почти незаметный холмик — невнятный и невзрачный. Такой крохотный, что с первого взгляда и не заметишь. Короче, настоящая глухомань. И вокруг — тишина-а-а…
Таррэн непроизвольно замер, смаргивая выступившие от внезапно обрушившегося сверху света слезы. Торк! Да как же это, если буквально в шаге за спиной — беспросветная темень?! Если стоит ступить назад, и тут же напорешься на какой-нибудь сучок? Если ветки буквально толкают и пихают под зад, настойчиво цепляясь, царапаясь и норовя влезть под куртку? Если там света — с гулькин нос, да и тот — карликовый? Разве такое бывает?!
Эльф помотал головой, прищурился и, быстро отступив от опасно ядовитых зарослей, снова огляделся, одновременно прислушиваясь к себе. Нет, его чутье не восстановилось. Ощущение прежнего единения с Лесом не вернулось, а мудрое сердце продолжало предательски молчать, будто отмерло с перепугу. Но здесь, как ни странно, было светло, довольно тепло, сухо, очень спокойно и… действительно, будто другой мир, в которой прежняя аура настороженности и недовольства едва ощущалась. А за ним — уже знакомая стена ненависти и яростной злобы, от которой вскипает кровь и дурманит голову. Как сторожа, стоят вокруг этого царства неоправданного покоя, чутко храня здешнюю тишину от посягательств извне.
Белка, не обращая внимания на спутников, стащила с головы кольчужный капюшон и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Затем подцепила с ближайшей травинки (а ширина-то у нее была — почти с ладонь!) горсть крупной росы и с удовольствием отерла лицо, избавляясь от невидимых ниточек паутины, мелких спор, надоедливых сухих листиков и прилипших иголок. После чего погладила успокоившуюся хмеру, потрепала довольно заурчавшего мимикра и, наконец, обернулась.
— Раздевайтесь, чего встали? — усмехнулась она, увидев настороженно озирающийся отряд, с головы до ног укрытый доспехами, чешуйчатыми щитками и, в довершение, надежно скрывший лица за эльфийскими плащовками. Да так, что сразу и не поймешь, кто есть кто. — Здесь уже можно. Больше они нас не достанут.
— Хочешь сказать, мы дошли? — осторожно уточнил Весельчак, не торопясь снимать защиту.
— Почти. Пойдемте, тут уже недалеко. Таррэн, ты чего-нибудь чуешь?
Темный эльф послушно скинул надоевший капюшон, прислушался и медленно покачал головой.
— Нет. Абсолютно ничего. Просто полный ноль, будто я не маг, а Торк знает что.
— Так и должно быть, — успокоила его Белка. — До тех пор, пока не войдешь в Лабиринт, твоя магия совершенно бессильна. Здесь только Светлые и люди могут творить заклятия. Проверено. Так что даже не пытайся.