В присутствии упомянутого графа Сен-Поль выбрано было место для боя у Лонжюмо; согласились на том, что граф Сен-Поль отступит к Лонжюмо, в случае если подойдет король; присутствовали при этом сеньор Обурден и сеньор де Контэ.
В то время как граф Шаролэ стоял лагерем у Лонжюмо, а его авангард - у Монлери, он узнал от одного пленного, который был приведен к нему, что граф Мэйн соединился с королем, и что там находится все войско королевства, около 2 200 всадников, ополчение Дофине и 40 или 50 савойских дворян, а король держал совет с графом Мэйн, с сенешалем Нормандии по имени де Брезэ, адмиралом Франции из дома Монтобан и другими: в конце концов, король решил, что бы против этого ни говорили, не сражаться вовсе, а отправиться в Париж, не приближаясь к бургундскому лагерю. И, по-моему, это намерение было разумно.
Относясь с подозрением к сенешалю Нормандии, король потребовал у него ответа, присягал ли он на верность властителям, объединенным во враждебный королю союз, или нет. На это сенешаль ответил: "да", что присяга его остается у князей, тело же принадлежит королю.
Говорил это он смеясь, так как привык говорить именно так. Король удовлетворился таким ответом и доверил сенешалю командование авангардом, а также и проводников, желая, как сказано, избегнуть сражения. Великий сенешаль сказал тогда одному из приближенных, выражая собственные свои желания: "Сегодня я так плотно сдвину их, что понадобится большая ловкость, для того чтобы их разъединить". Так он и сделал, но он и его люди были первыми из павших. Эти слова передавал мне король, так как тогда я был с графом Шаролэ.
17 июля 1465 г. авангард (королевской армии) прибыл в Монлери, где был лагерь графа Сен-Поль. Названный граф Сен-Поль тотчас же снарядил посольство к графу Шаролэ (стоявшему лагерем в 3 милях оттуда на назначенном для боя месте), прося его немедленно прийти к нему на помощь, так как всадники и лучники уже спешились и приближаются к его обозу; ему-де невозможно отступить (как приказано), так как, если бы он выступил в путь, это было бы понято как бегство и создало бы опасность для всего войска.
Граф Шаролэ спешно выслал бастарда Антона Бургундского со значительным отрядом на соединение с ним, сам же колебался, следует ли ему идти или нет, но, наконец, последовал за другими и прибыл около 7 часов утра. Там уже было 5 или 6 знамен короля, стоявших вдоль разделявшего оба войска большого рва.
Граф Шаролэ нашел графа Сен-Поль пешим; все остальные прибывали друг за другом; лучников мы нашли разутыми, и каждый вкопал перед собой по колу; много бочек вина было пробуравлено, чтобы пить из них; до того я видел немногое, но никогда не встречал людей, которые так рвались бы в бой: это показалось мне очень хорошим знаком и весьма ободрило меня.
Сперва было принято решение всем без исключения спешиться, затем переменили мнение, и конники сели на коней, но многие храбрые рыцари получили приказание оставаться пешими, монсеньор де Кордэ и его брат в их числе. Мессир Филипп де Лалэн спешился; у бургундцев наибольшим почетом пользовались те, которые сражались пешими с лучниками, и многие знатные прибегали к этому средству, чтобы пехота чувствовала себя более уверенной и лучше сражалась.
Научились они этому у англичан, с которыми герцог Филипп еще юношей сражался в войне против Франции, длившейся 32 года без перемирий. Но главные бои вели тогда англичане, бывшие богатыми и могущественными. В то время у них был мудрый король Генрих, прекрасный и храбрый полководец. Он имел мудрых и храбрых людей и крупных военачальников, как Солсбэри, Тальбот и другие, о которых я умалчиваю, так как в мое время их уже не было: я видел только их останки. Когда бог утомился делать им добро, этот мудрый король умер в Венсеннском лесу, а его безумный сын был коронован в Париже короной Франции и Англии. Соответственно с этим изменились и другие ранги в Англии, и между ними возникло разобщение, существующее до настоящего времени или почти до сегодня. Тогда представители Йоркского дома узурпировали королевскую власть или получили ее по праву, по какому - не знаю, так как такие вещи распределяются на небе.
То, что бургундцы сперва спешились, а затем снова сели на коней, было для них причиной большой потери времени и ущерба. Тогда пал юный храбрый рыцарь мессир Филипп де Лалэн из-за плохого вооружения. Люди короля друг за другом, цепью прошли через лес Турфу, их не было и 400, когда мы прибыли, и многие полагают, что если бы мы тотчас напали на них, то не встретили бы никакого сопротивления, ибо, как я уже сказал, прибывающие могли идти только один за другим, но все же число их возрастало.
Видя это, благородный рыцарь монсеньор де Контэ поспешил сказать господину, монсеньору де Шаролэ, что если он хочет выиграть это сражение, то пора двигаться вперед, обращая внимание на то, что если бы они начали наступление раньше, враги были бы уже разбиты; граф де Шаролэ нашел их в малом числе, теперь же их заметно прибавилось; так и было в действительности.
Обсуждение стало тогда весьма беспорядочным: каждый хотел высказать свое мнение. Уже началась большая стычка в конце деревни Монлери; с той и с другой стороны были только лучники. Со стороны короля ими предводительствовал Понсе де Ривьер, и все это были лучники регулярных войск, в золототканных одеждах, высокого звания, тогда как лучники бургундцев были в беспорядке и без руководства, как партизаны (voluntaries). Когда начались стычки, пешими были с ними Филипп де Лалэн и Жак дю Ma, человек с громким именем, впоследствии ставший конюшим герцога Карла Бургундского.
Бургундцы были многочисленнее; захватив один дом, они сняли две или три двери и пользовались ими как щитами. Они начали пробиваться на улицу и подожгли один дом. Ветер пришел к ним на помощь и погнал огонь навстречу воинам короля, которые затем начали уходить, садиться на коней и спасаться бегством.
Хотели идти 3 эшелонами, так как расстояние между 2 отрядами (batailles) было велико. Войско короля стояло у замка Монлери; перед ним была большая изгородь и ров. На полях были рожь, бобы и другие высокие и густые злаки: земля там была плодородна. Все лучники графа шли пешком, в беспорядке перед ним.
Хотя, по моему мнению, лучники важнее всего на свете в сражениях, но их должны быть тысячи (в малом числе они не имеют никакой цены), у них должны быть плохие лошади: они не должны дорожить своими лошадьми; все же лучше для этого дела такие, которые вовсе не участвовали в боях, чем хорошо обученные, и таково мнение англичан, которые являют собой цвет стрелков.
Как сказано, решено было, что по дороге дважды будет привал из-за дальности пути и густых злаков, мешавших людям идти; случилось как раз обратное, точно они сами себя хотели погубить. Здесь господь показал, что он держит битвы в деснице своей и дает победу по своему усмотрению; мне кажется невозможным, чтобы разум одного человека мог бы такое большое число людей привести в порядок и сохранять его или чтобы в поле все происходило так, как ранее предполагалось в военном совете; тот, кто этому поверит, согрешит против господа, если он человек здравомыслящий. Впрочем, каждый должен делать при этом что может и что обязан, и постигать, что бог, начиная такие дела по ничтожным мотивам и поводам, дает победу то одному, то другому. И велика тайна того, как королевства и большие сеньории иногда гибнут, а другие начинают расти и возвышаться.
Мы возвращаемся к предмету нашего повествования: граф шел без остановки, не давая перевести дух стрелкам и пехотинцам; воины короля с двух сторон обошли изгородь; когда они приблизились настолько, что пора было взять копья на удар, бургундские конники прорвались сквозь ряды лучников, не оставляя им времени ни для одного выстрела, хотя те были цветом и надеждой войска; я не верю, чтобы среди бывших там 1 200 всадников было хотя бы 50 таких, которые умели бы владеть копьем. У 400 не было кирасы; не было ни одного вооруженного слуги.