— Убился?

— Утоп. Стукнулся головой — и захлебнулся.

— Ну, а немцы что? Не узнавали, что это им подстроено?

— Нет. Корягу вытащили, покричали, покричали вокруг нее и разошлись. А Никита потом осиное гнездо сюда ночью притащил — сразу у фрицев пропала охота на берегу загорать.

Липовый листок, трепеща в воздухе, как золотая бабочка, опустился на его пилотку, но не удержался и скользнул вниз.

Мальчуганы вышли на берег.

Над водой, повторенное эхом, разносилось звонкое шлепанье валька по белью.

— Вот здесь вышка стояла, — показал Тимофей на торчащие из воды в двух метрах от берега концы срубленных столбов. — А коряга вон там лежит! — Он поднял камешек и швырнул его несколько подальше за столбы. — Как немцы уехали, мы ее опять столкнули. Только больше никто из фрицев с этой вышки не нырял.

На тропинке, идущей вдоль берега, показалась Надежда Яковлевна. Мальчики побежали ей навстречу.

— Надо забраться на школьный чердак, — первой заговорила она, предупреждая их вопросы, — посмотреть, нет ли там старых ученических тетрадей.

Ребята были разочарованы.

— У-у, а мы думали, что-нибудь серьезное! — протянул Тимофей.

— Очень серьезное, — без улыбки сказала Надежда Яковлевна, — лестница на чердак поломана, и забраться туда трудно.

— Чего ж трудного? По крылечному столбу — на крышу, а там — в окошко.

Когда они подошли к зданию школы, Тимофей сбросил бурки с ног и на деле доказал, что на чердак действительно ничего не стоит забраться без лестницы.

Сергей испытующе посматривал на учительницу. Почему она предупреждала их, чтобы никого с собой не брали сюда? Что ж тут секретного?

— Зачем вам этот утиль? — спросил он, когда Тимофей выкинул из окна первую связку тетрадей. От удара о землю шпагат на связке лопнул, и тетради рассыпались, выбросив целое облако пыли.

Надежда Яковлевна, вместо ответа, развернула одну тетрадь, оказавшуюся недописанной, вырвала из нее чистый лист. Выяснилось, что чистые листы имелись во многих тетрадях. Они-то ей и нужны были.

Сережа, ожидавший все-таки чего-то таинственного, интересного, недоуменно пожал плечами:

— Не понимаю, что тут скрывать? Из бумаги гранат или автоматов наделаешь, что ли?

— А разве победу приносит только то, что рвется или стреляет? — возразила учительница. — Коммунисты всегда считали и считают своим главным оружием в борьбе — правдивое слово…

Оказалось, что бумага и впрямь нужна была для очень важного секретного дела: Надежда Яковлевна достала где-то советскую листовку и задумала с помощью самых надежных ребят размножить ее и распространить по соседним деревням.

— Фашисты изо всех сил стараются запугать наш народ, убедить, что германская армия будто бы непобедима, — тихо говорила она, запершись вечером со своими помощниками в горнице. — С этой целью они усиленно распускают лживые слухи. О тех же «стальных рубашках», об уничтожении Красной Армии, о взятии Москвы и Ленинграда. И кое-кто на оккупированной территории готов верить этому вздору, готов отказаться от борьбы с фашистами. Наша задача — сделать все, чтобы как можно больше советских людей в тылу врага знало правду о положении на фронте.

Надежда Яковлевна развернула небольшой желто-серый листок. Это была весточка с далекой, как бы на время утерянной Родины. Ребята жадно потянулись к ней.

— «От Советского Информбюро.

Сводка хода военных действий на фронтах Отечественной войны с 30 сентября по 15 октября 1941 года», — прочел Сережа в заголовке.

Вести были нерадостные. В сводке сообщалось о тяжелых боях под Москвой, Ленинградом, на Калининском направлении и других участках фронта. И все-таки на душе у Сергея стало легче. Значит, Красная Армия не разгромлена, немцы на всех направлениях фактически остановлены. Если местами им удавалось еще продвигаться, то всего лишь на несколько километров. По сравнению с прежним их наступлением это уже было продвижение улитки. Стоило оно им потери многих тысяч солдат и громадного количества техники.

В конце листовки рассказывалось о смелых действиях партизан в оккупированных районах.

Особенно всем понравилась последняя фраза: «Смерть немецким оккупантам!» Сергей с Тимофеем начали было обсуждать сводку, но учительница остановила их:

— Потом поговорите, а сейчас вот вам ручки, бумага — переписывайте.

Кроме двух мальчиков, к этому делу она привлекла только Инну. Даже Илью с Верой Надежда Яковлевна на время услала куда-то из дому. Сережу несколько обидело недоверие учительницы к его друзьям.

— Втроем мы долго провозимся, — сказал он. — Посадить бы за стол сразу человек двадцать, в один бы вечер сотню листовок изготовили.

— А через неделю немцы всех нас по столбам развесили бы.

— Ну да? Как будто у нас в колхозе предатели есть! — удивился Тимофей.

— Предателей нет, но болтуны, к несчастью, имеются, — холодно произнесла Надежда Яковлевна. — Из-за чего, например, погибли дядя Андрей и дед Леон? Из-за того, что кто-то из наших колхозников похвастался в соседней деревне: у нас, мол, Андрей Кривой со старостой все колхозное добро в бору спрятали.

— А кто проболтался? — сузив глаза, спросил Тимофей. — Вот бы узнать! Мы б его…

— Так что, хотя у нас все ребята хорошие, — продолжала учительница, — но такое ответственное дело, как переписывание и распространение листовок среди населения, могу я доверить только вам троим. Больше об этом не должен знать ни один человек… по крайней мере пока что, — подумав, добавила она.

Через два дня Сергей с Тимофеем гнали по дороге к Шаталовке маленького хромого теленка, до того грязного, будто его недавно вытащили из болота. Больная нога животного была обмотана ниже колена тряпьем. Когда у сгоревшего моста пришлось переходить вброд небольшую речушку, ребята разулись сами и, осмотревшись по сторонам, сняли повязку с ноги теленка.

— Тим, погляди, не намокли от грязи по дороге? Тимофей вынул из тряпья небольшой пакет, завернутый в клеенку, и пошелестел бумагой:

— Сухие!..

Перейдя речку, мальчуганы снова замотали теленку ногу, Тимофей, набирая в пригоршни грязи, несколько раз плеснул на повязку.

— Хватит тебе его гримировать, — сказал Сергей. — Холодно же!

— Ничего. Зато ни один фриц не позарится на такого.

Действительно, когда возле первых шаталовских изб они проходили мимо патруля, поджарый немец, нахохлившийся, как петух в дождь, брезгливо посторонился, давая дорогу теленку.

— О, какой падаль!

Ребят он задержал.

— Пук-пук есть? — сделал он пальцем жест, будто стреляет из пистолета.

— Никс, никс! — с готовностью вывернул Тимофей свои дырявые карманы.

Немец, ощупав одежду подростков, отпустил их:

— Ходи домой.

— Погоди, будет тебе и пук-пук! — вполголоса пообещал ему Тимофей, заворачивая за угол.

Несмотря на частые наезды оккупантов в Березовку, колхоз «Луч Октября» продолжал существовать.

Колхозники тайком от немцев убирали с полей остатки урожая и прятали их в лесу. Сообща решали все важные деревенские дела. Даже овощи с индивидуальных огородов и то убирали звеньями. В такое время люди ни на час не хотели оставаться в одиночку.

Если в деревне не было немцев, то по утрам женщины собирались к бывшей конторе и мать Тимофея назначала их на работу.

Учительница вела учет общественного добра.

Время от времени тихий, но ехидный Тихон Анисимович, колхозный кладовщик, говорил Тимофею:

— Ты, атаман, прикажи своему войску, чтоб сегодня как следует караул несло.

Ребята уже знали: значит, в этот день он будет производить очередную раздачу продуктов.

Обычно под вечер возле колхозных амбаров, где стояли весы, собирались женщины с мешками и посудой, и Тихон Анисимович покрикивал около пригнанных из лесу телег:

— По алфавиту, по алфавиту подходи!.. Абрамова Е. И., муки — 27 килограмм, мяса — кило девятьсот, меду — кило сто… Авдотья! Оглохла — тебя зову!