Отец более или менее вычистил стену: коричневых кругов на обоях не было видно, всё стало одинаково светло-серым.

— Обои вроде бы моющиеся, — недоумевал отец.

— Понятия не имею, куда делись с них цветы!

Смотреть, как отец стирает бельё, было увлекательно. Он напустил полную ванну воды, высыпал в неё полпачки стирального порошка «Бэмби» и затем начал руками взбивать воду, чтобы была пена. Имби стояла, держась за край ванны, и пищала от удовольствия до тех пор, пока вода не попала ей в глаз. Я подхватила кричащую малышку на руки и показала ей ванну:

— Гляди, каким бывает море в шторм. Во время шторма дети не плачут, иначе придёт злой Водяной!

— Сейчас я действую по принципу стиральной машины, — пояснил папа. — Ошибка женщин состоит в том, что они ведут домашнее хозяйство по-старинке, как делали прабабки. Но если рационализировать и механизировать, любая работа станет удовольствием, детской игрой.

И в самом деле отец стирал бельё быстрее, чем мама, вот только Имби добавила нам грязного белья: её ползунки были мокрыми насквозь, так как мы не догадались завернуть её в памперсы, а блузка спереди была коричневой, так как в ящике для игрушек у медведя в кармане нашёлся пипар-коок [1], попавший туда ещё в Рождество.

Когда отец разобрался со стиркой, все мы были ужасно голодны. Мы оделись и пошли в магазин. Отец весь вспотел, потому что, как неожиданно обнаружилось, запихивать Имби в комбинезон-чик — работа для семи крепких мужчин. Сапог мы сумели надеть только правый, потому что левый Имби со смехом сбрасывала с ноги. Посоветовавшись, мы решили позволить ей взять сапог в руки. Всё равно она ходить ещё не умеет, пусть сидит в коляске и любуется на свой сапог!

Мы с Хелен решили, что нам достаточно будет на обед булки, паштета из шпрот и чупа-чупса, но папа решил, что обед должен быть солидным и питательным. Вообще-то он котлеты не жалует, но на этот раз купил восемь котлет и заявил нам:

— Дёшево и практично! Женщины тратят дорогое время и энергию на приготовление котлет из фарша, некоторые даже пропускают мясо через мясорубку. А ведь готовые битки сами тают во рту, их только разогреть на масле — и обед готов! Мы не в средневековье живём, на дворе космическая эпоха!

Битки и в самом деле аппетитно шипели в разогретом масле, но выходить из него не хотели — им и там было хорошо. Папа отчаянно пытался перевернуть их на другую сторону, но это ему не удавалось. Наконец он подцепил одну котлету ножом, воскликнул «Хоп!» — и уронил горячее мясо на нос своего домашнего тапка.

— Видишь, я впервые в жизни нарушил сформулированный Ньютоном закон бутерброда, — хвалился отец, носком тапка отпихивая котлету к миске Девы. — Обычно всё падает маслом вниз. Правда, это относится к бутерброду, а не к биткам. Котлета должна падать горячей стороной на тапок, но поди ты! Тапок слегка засалился, но я не обжёгся. Что вы тут пасётесь? Идите в свою комнату, я позову вас, когда стол будет накрыт!

Мы ждали в своей комнате довольно долго. Наконец, когда запах дыма стал уже ощутимым и Имби начала кашлять, мы решили, играя в пожарных собак, на четвереньках проникнуть в комнату. Отец как раз открыл окно и произносил слова, которые нам говорить запрещают. На сковородке вместе с дымом виднелось хорошенькое маленькое пламя.

Когда мы снова выбрались из комнаты, мы ели бутерброды и пили воду с вареньем. Дева сидела рядом со столом и тоже жевала бутерброд. Глядя на котлету, которая побывала на отцовском тапке и теперь лежала в мисочке, собака почему-то рычала.

Мы с Хелен решили, что сковородку эту придется выбросить: она выглядела как спалённая пожаром опушка леса, на которой беседовали между собой семь чёрных ёжиков. Но отец поставил сковородку в раковину и обещал, что если он в течение недели не сумеет отскрести сгоревшие котлеты от сковородки, то подарит маме тефлоновую сковородку, на которой можно жарить без масла и маргарина. Обычные сковородки давно устарели.

Когда мама вечером вернулась домой, у неё были красивые локоны, а в пластикатовом пакете еда. Локоны были очень красивые и пахли так, что аппетит вызывали!

— Бунт закончен! — сказала мама, снимая сапоги.

— Ох уж эта Имби! Теперь она покакала в собачью миску! — всплеснула мама руками, войдя в кухню.

Тут мы втроём рассказали маме, как успешно мы справились! Всё сделали и совсем не утомились. Как в космический век!

Отец сказал:

— Перво-наперво нам надо обзавестись тефлоновой сковородкой, потом машинкой, чтобы чистить картофель, потом стиральной машиной. Иначе я отказываюсь хозяйничать. Можно в будущем подумать и о посудомоечной машине, только сначала надо разузнать, какие из них надёжнее и как они работают: сковородки моют тоже или только стекло-хрусталь, как в рекламе?

Мама удивилась:

— Ты в самом деле стирал бельё? И прополоскал?

— Ах, незадача! — махнул рукой отец. — Я чувствовал, что чего-то не сделал. А ведь холостяком я сам стирал бельё.

— А я в невестах не замечала, что у тебя вся спина в мыле, — рассмеялась мама.

Она была ещё красивее, чем раньше: в новом платье и переднике, возясь у плиты как прабабки. Над плитой витали аппетитные запахи средневековых блюд.

— Ты можешь иногда устраивать бунт, если тебе нравится! — сказала я маме. — Но не забывай, что без тебя мы не справимся!

Мама улыбнулась:

— Может, оно и к лучшему!

Что нового в школе?

Бабушка и дедушка приехали в город узнать, что нового у нас с Хелен в школе. Бабушка испекла большой жёлтый пирог, а дедушка привёз свежее мясо косули — он с друзьями накануне ходил на охоту. Вообще-то дедушка ездить в город не любит, ему больше нравится, когда мы приезжаем к нему в гости, но на этот раз у него нашлись две причины для поездки в город: одна, как он сам сказал, хорошая, а другая плохая. Хорошая была в том, что он хотел послушать, как у меня в школе идут дела, а плохая — в необходимости сходить к врачу. Я не могла поверить, что дедушка тоже иногда болеет — такой мудрый и крепкий старик просто не имеет права болеть! Когда я сказала это ему, дедушка лукаво улыбнулся и сказал:

— Мне тоже временами хочется, чтобы за мной поухаживали. А кто за таким здоровяком станет ухаживать? Один выход — чуток приболеть, чтобы и обо мне позаботились!

Я решила поухаживать за дедушкой: надела на него школьную шапку, помассировала шею и попробовала, сидя у него на коленях, быть не слишком тяжёлой.

— Сама школьница, а всё лазает по коленям! — завистливо прошипела Хелен.

— Старому коню тоже хочется овса! — ответила я. Так дедушка говорит, когда бабушка ругает его за то, что он тайком поедает варенье.

— Не выпендривайся! — скорчила Хелен рожу.

— А ты, Кристийна, тоже жалуешься на школьные заботы? — спросил дед.

— Жалуюсь я или нет, какой с того толк? Пуссер мне не купили, кроссовки тоже… А, ты не понял, о чём я говорю, так я и думала. Пуссер — это такая клёвая блуза, без пуговиц. У моей соседки по парте есть и пуссер, и кроссовки. Кроссовки — это обувь такая. Вроде кедов.

— Это спортивные туфли для бега, — уточнила мама из кухни.

— Ишь ты, — удивился дед. — Специальные туфли для бега им нужны.

— А ещё я умею по пуговицам гадать, кто ты такой!

— Что ты говоришь? Ну попробуй, у меня много пуговиц! — улыбнулся дед.

— А вот и попробую: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, инвалид, больной… Получается, что ты инвалид, вот!

— Вроде бы так, — печально согласился дед.

— Спину ломит, да и суставы плохо сгибаются уже третью неделю.

— А что значит — инвалид? — испугалась я.

— Человек, у которого весь организм повреждён, — сказал дедушка, и у меня от стыда слезы хлынули из глаз.