— Только не обувайте их на ноги, они жёсткие, как копыта, вы себе все кости переломаете!

Смешно — а для чего их покупали, как не для того, чтобы обувать? Не на руках же их носить! А танцевать в деревянных башмаках — это такое удовольствие! Я и не догадывалась, что паркет под ногами может так красиво скрипеть.

Сосед снизу, кажется, сообразил, что мы вернулись в город и по-дружески постучал черенком швабры о радиатор. Имби за время пребывания в деревне отвыкла от шума радиатора и захныкала. Мама заткнула уши руками и воскликнула:

— Немедленно прекратите, иначе я сойду с ума или вернусь в деревню!

С ума она, конечно, не сойдёт, она и раньше обещала, но ни разу не сошла. А вот вернуться в деревню может. Поэтому мы скрепя сердце сняли башмаки и надели тапочки. Они, пока ждали нас, совсем скукожились и стали малы.

— Ну вот, опять! — вздохнула мама. — Скоро придётся покупать вам новую обувь каждую неделю. Куда мы придём таким образом?

— В светлое будущее! — заявила Хелен.

— В старину школьники летом сами зарабатывали себе на постолы, — сказал отец.

— Папа, у тебя были красивые постолы? — спросила я.

Папа не ответил, только пробурчал что-то себе под нос.

Хелен сказала:

— Вообще-то пойти в школу в постолах было бы круто — девчонки бы все умерли! Хорошо бы и пёстрые гольфы к ним!

— Гольфы я вам свяжу к зиме, — пообещала мама, и ей можно верить, так как в последнее время она сделала в вязании заметные успехи: у шестого связанного ею шарфа обе стороны уже оказались одной ширины.

— Но я не верю, что наш папа вообще видел постолы, — добавила мама тоном, из которого было ясно, что она всё ещё слегка сердится на папу за мохнатые картофелины. — Я видела постолы только в музее.

Отец прокашлялся:

— Хорошо, завтра пойдём на школьную ярмарку за новой обувью. Скажи, Кристийна, а тапки Хелен тебе уже в пору?

— Не в пору! — ответила я и почувствовала, как краснеют щёки. Тапки Хелен уже не имели никакого вида. — Правый ещё кое-как налезает, а вот левый — ни в какую!

Подумать только — завтра пойдём на школьную ярмарку, будем покупать нужное для школы — и не только для Хелен, как раньше, но и для меня!

Вечером мы планировали пойти на ярмарку всей семьёй, но утром Имби была сильно не в духе, и когда мама измерила ей температуру, оказалось, что у этой недотёпы жар. Температура была не слишком высокой, что-то вроде триста семь и пять, но маме пришлось остаться с ней дома.

— Смотри, чтобы Кристийне одежда была впору, — наставляла мать отца у дверей. — Примерь каждую вещь, ничего не бери «на глазок».

На моей школьной ярмарке запах был лучше и крепче, чем год назад, когда мы покупали только для Хелен. Запах ранцев, фломастеров и новой обуви. Отец достал из кармана список покупок, и мы встали в первую очередь. В жизни бы не поверила, что на свете столько школьников. Не знаю, где они до сих пор прятались, но на ярмарку под Певческую эстраду пришли все и встали перед нами в очередь за письменными принадлежностями. Наконец мы добрались до прилавка, и отец уверенно и важно начал излагать наши пожелания:

— Сорок тетрадей в клеточку, сорок в линеечку. Два дневника, две ручки для начальных классов…

— Бери четыре: больше недели они не продержатся! — поучала его Хелен.

— Хорошо, четыре. Две резинки, шесть тетрадей для рисования…

Чем больше росла куча на прилавке, тем менее уверенным становился голос отца. Когда он закончил: «Два набора гуаши и две кисточки», его голос стал совсем тихим и тонким, как у маленького мальчика.

— Я понимаю, что там, где дети ездят в школу на верблюдах, всё это хозяйство можно ежедневно возить в школу и из школы. Но как вы всё это потащите на себе — ума не приложу, — сокрушался папа.

— Придётся тебе купить машину, — с хитрой улыбкой заявила Хелен. — А ещё купи мне кожаный пенал — вон тот!

— А я не куплю, — рассердился отец. — Вот не куплю — и всё! Нечего каждый год новые пеналы покупать. Вот пойдёшь на работу — тогда и покупай!

И не купил. Хелен разозлилась и сделала такое лицо, будто она нас с отцом знать не знает. Отец запихнул школьные товары в сумку, а бутылочку с чернилами нести велел мне — ещё не хватало, чтобы она раскрылась в сумке и испачкала все новые вещи. Хелен от зависти стала синяя, как чернила, но ничего не сказала. Когда покупали тапки, она рта не раскрыла, только мычала сквозь зубы «мгммм» да «мгм…» и даже спасибо отцу не сказала. И только когда мы покупали школьную форму, её зависть проявилась во всей красе — по её мнению, мне ни одно платье и ни одна блузка не шли. Даже самая узкая юбка оказалась мне велика, зато блузка — в самый раз! Рукава всегда можно подвернуть. Мама говорит, что подвернутые рукава — свидетельство элегантной небрежности.

А ещё я из-за Хелен чуть не осталась без школьной шапки!

— Кто их сейчас носит! — ворчала моя уважаемая старшая сестра, когда я, присев у зеркала, примеряла эту синюю шапку. — Выброшенные деньги — и всё!

Но папа, кажется, догадался, что я вот-вот разревусь, и все-таки купил мне шапку. И она оказалась мне впору, настолько впору, что не захотела слезать с головы.

Хелен посмотрела на меня сердито: «Соплячка!». Но я не обратила на это внимания.

В лифте по дороге на свой этаж я представляла себе, как удивится мама, увидев меня в школьной шапке. Вдруг она меня не узнает? Вот смеху-то будет! Я так развеселилась, что мне немедленно захотелось попрыгать.

— Что ты прыгаешь, вот застрянем между этажами! — прошипела Хелен. И под её злым взглядом я тут же споткнулась, упала на четвереньки, чернильница, разумеется, разбилась — и чернила залили меня с ног до головы.

У Хелен только на носках были чернильные пятна, а у папы на одной штанине. Но оба рассвирепели, как цепные собаки.

Когда мама увидела нас втроём в дверях, она сначала рассмеялась, а потом сердито покачала головой и сказала:

— Ну, вы в своём репертуаре! Живо снимайте всю испачканную чернилами одежду, посмотрим, можно ли её спасти!

Я увидела в зеркале в прихожей своё лицо в синих пятнах, и мне так жалко стало и чернильницу, и себя.

— Мамочка, если бы я не была синей, ты бы заметила, что на мне школьная шапка? — спросила я.

Мама рассмеялась и обняла меня, и на её переднике появились чернильные пятна, только немного бледнее, чем на мне. Чернила — штука заразная, как ветрянка!

— Нет, я сразу увидела, что это за девочка. Шапка тебе к лицу, ты в ней настоящая школьница… местами. А ну, марш в ванну! Сегодня ещё течет горячая вода, но опыт показывает, что горячую воду отключают как раз накануне учебного года. Так что те, кто припозднятся с возвращением из деревни, должны будут сдавать своих детей в химчистку!

— Кристийну точно надо сдать в химчистку! — склочным голосом сказала Хелен. — Но я с ней в ванну не пойду!

— Подумаешь, напугала! Мне и одной в ванной хорошо. Вот только не с кем брызгаться и шуметь, как тогда, когда мы в ванне с Хелен.

Первая вода была такой синей, что я захотела набрать её в пустую бутылочку из-под шампуня, тогда нам не пришлось бы покупать новые чернила. Но мама отвергла мой план — что это за чернила, которые пенятся мыльной пеной?

— Ох, Кристийна, у тебя и волосы синие! — удивилась мама.

Это было хуже всего. Мама несколько раз мылила мне голову. Смывала синюю пену и снова мылила. Эх, без этой головомойки насколько лучше была бы жизнь! И кто только выдумал такую пытку? Я думаю, что мыть голову придумал первый в мире лысый — чтобы других доставать!

— Мама, жаль, что я не китайка или японка, правда? — спросила я сквозь мыльную пену.

— Почему?

— Тогда у меня были бы хорошенькие раскосые глазки, и мыло не попадало бы в них так легко!

Мама рассмеялась, а потом вдруг умолкла. Несмотря на мыло, я открыла один глаз и заметила, что у мамы слезы на глазах.

— Тебе тоже попало мыло в глаз?