Ученый и борец за права человека Лю Сяобо был в 2009 году приговорен к одиннадцати годам тюрьмы «за подстрекательство к подрывной деятельности». Его упрятали в тюрьму за участие в составлении «Хартии 08», требующей прогрессивных реформ.

В 2010 году ему присудили Нобелевскую премию мира. В Пекине были крайне раздосадованы. Главный орган ЦК КПК газета «Жэньминь жибао» писала: «Награждение Нобелевской премией Лю свидетельствует о попытках западных стран вмешиваться во внутренние дела Китая. Это хорошо спланированное западными державами шоу — еще одно в цепи акций по подрыву Китая». На вручение премии не позволили приехать даже его семье. Впервые после 1935 года, когда премию дали немецкому публицисту Карлу фон Осецкому, которого нацисты засадили в концлагерь.

В 2011 году было арестовано, по данным правозащитных организаций, несколько десятков человек — из страха перед «жасминовой революцией», повторением народных восстаний в арабском мире.

В феврале 2011 года руководители Китая обсуждали вопрос, как не дать разразиться социальному конфликту и как изменить общественное мнение и настроения в Интернете в нужном направлении. Прежде всего — не допустить массовых мероприятий на улицах. Слово «жасмин» под запретом. Даже перестали исполнять народную песню о жасмине. Больше ста правозащитников посадили под домашний арест.

Огромная держава воевала с фантомом. Несколько раз столичная полиция блокировала районы, где ожидались манифестации. Но никого, помимо иностранных репортеров, там не оказывалось. Отключали системы мобильных телефонов. Иностранных журналистов допрашивали часами, выясняя, что им известно о диссидентах. От них требовали сотрудничества — и угрожали в случае отказа не продлить им разрешение на работу в Китае.

В Пекине разрабатывается система, которая, используя сигналы о местонахождении мобильных телефонов, устанавливает точки большого скопления людей. Ее создатели говорят, что система поможет бороться с пробками. Но очевидно, что она же поможет и силам безопасности выявлять места протеста еще быстрее, чем раньше.

В 2011 году увеличены ассигнования на полицию, госбезопасность и тюрьмы сразу на 13,8 процента. Они составят почти 95 миллиардов долларов. Это больше, чем получит армия — 91 миллиард.

Известный американский политолог Фрэнсис Фукуяма пишет:

«Недовольство — серьезная проблема в Китае. Недавний доклад экспертов из университета Цзяо Тун сообщает о 72 случаях серьезных социальных волнений в Китае в 2010 году, на двадцать процентов больше, чем годом раньше. Многие зарубежные обозреватели готовы поспорить, что эта цифра занижена на пару порядков.

Качество китайского авторитарного правления значительно выше, чем ближневосточного… Правительство отслеживает признаки социального недовольства и отвечает на него послаблениями, а не репрессиями. При вопиющих случаях коррупции и ущемления прав — например, после разрушения некачественно построенных школ в результате землетрясения в провинции Сычуань — правительство спрашивает с местных чиновников, применяя жестокие наказания, вплоть до смертной казни.

Другая отличительная особенность Китая — добровольная смена лидеров. После Мао китайские лидеры стремятся свести срок пребывания у власти к одной десятилетке… Приверженность к ротации лидеров означает, что страна настроена на политические инновации в большей степени, чем те же Тунис и Египет, на десятилетия зависшие на стадии кланового капитализма…

Каждый год семь миллионов молодых людей получают в Китае дипломы о высшем образовании. Многим выпускникам трудно будет найти должность, соответствующую их ожиданиям. Несколько миллионов безработных вчерашних студентов куда опаснее для занятого модернизацией режима, чем сотни миллионов нищих крестьян…

Главная загадка Китая — средний класс, который пока выглядит довольным заключенной им сделкой по обмену политических свобод на растущий доход и стабильность. На определенном этапе это равновесие рухнет…»

В Китае отмечен всплеск интереса к работам Зигмунда Фрейда и психоанализу. Переводы книг Фрейда продаются во всех книжных магазинах. Еще недавно его имя было известно только профессионалам. Компартия в свое время запретила все виды психоанализа, назвав его псевдонаукой. Во время культурной революции психология в целом была под прицелом. У настоящего коммуниста не бывает психологических проблем. Если что-то непонятно, можно поговорить с секретарем парткома…

Между тем, в Китае высок уровень душевных заболеваний. Здесь не принято делиться сокровенным с чужими, мешает традиционная культура стыда. В реальности китайцы переживают так же, как и все остальные люди на земле: те же подавленные желания, стремления и чувства. Проблема подавляемых сексуальных эмоций очень актуальна для современного китайского общества… Но не это главное. Болезненные воспоминания о прошлых политических кампаниях, когда погибло множество людей, всплывают вновь и вновь. Погоня за экономическим успехом, конкуренция, соперничество, отчаянная борьба за рабочие места, должности и посты породили новые психологические проблемы. Обратиться к врачу все еще стыдно, однако же проблемы сами собой не рассасываются…

Но самое удивительное состоит в том, что и те, кто не сумел пока выполнить партийное указание и разбогатеть, не теряют присутствия духа, не жалуются на свою трудную жизнь, не клянут власть и начальство, а просто работают.

В XX столетии китайцы пережили все мыслимые и немыслимые несчастья: японскую оккупацию, гражданскую войну, революцию, грандиозные преобразования всей жизни, голод, «великий скачок», культурную революцию, не говоря уже о таких мелочах, как землетрясения и наводнения. Несмотря на все это китайцы, одна из старейших наций на земле, поражают своей жизнерадостностью и оптимизмом.

Мао Цзэдун обещал китайцам богатство и процветание, уважение в мире и территориальную целостность. Намерение восстановить величие страны и модернизировать ее натолкнулись на его же намерение превратить Китай в социалистическое государство. Его социальная инженерия заставляла страну содрогаться в безумных кампаниях. Они подорвали потенциал страны и привели к огромным человеческим потерям. Успех пришел после смерти Мао. Если бы он мог увидеть сегодняшний Китай, то, надо полагать, признал бы достижения своих наследников. Но едва ли порадовался.

Шрамы, оставленные культурной революцией, сохранялись долго. Экономическая либерализация и расширение личных свобод постоянно наталкивались на сопротивление ветеранов культурной революции. Танки на площади Тяньаньмэнь — свидетельство непреодоленной травмы маоизма. Дэн Сяопин потом вновь вывел страну из изоляции. Но политическая жизнь замерла. Только сейчас современно настроенные чиновники компартии экспериментируют с политическими реформами. Но понимают, что коридор возможностей очень узок.

Два столетия европейские страны безуспешно пытались открыть китайское общество. Это удалось только в результате опиумных войн. Для Китая началась эпоха иностранного доминирования и внутреннего хаоса, которая закончилась с приходом к власти компартии в 1949 году. В 1978 году Китай, после еще одного периода политического хаоса, выбрал путь экономической модернизации, и рыночные механизмы принесли невероятный успех.

«Как говорят сами китайцы, — отмечает профессор Евгений Бажанов, — у них пока не сформировалась модель устойчивого развития, продолжается ее конструирование, причем на рыночных рельсах. Китай движется к либеральной модели, но постепенно и под эгидой авторитарной власти. Лидеры КНР осознают, что по мере развития производительных сил страны либерализацию экономики необходимо будет дополнять демократизацией политической жизни. В процессе реформ Китай, кстати, так далеко отошел от принципов социальной справедливости, что ныне руководство страны делает особый акцент именно на преодолении бедности, безработицы, эксплуатации трудящихся, ножниц в доходах, коррупции…»

Считается, что китайцам нравится авторитарное государство. Но есть еще одна территория, населенная китайцами, — это Тайвань. Остров невероятно преуспевает благодаря тому, что там существует современная либеральная демократия. Кто знает, не станет ли Тайвань образцом для всего Китая?