— Вы, девчонки, попадаетесь на это веками. Кровь животных им не нравится, вот и все. От нее они слабеют и уже не выглядят такими красавчиками, да и гордость не позволяет ее сосать. Зато человеческая кровушка для них как филе-миньон. Говоря тебе, что погибнет без твоей крови, он попросту врет. Бездушный, вонючий, паскудный насильник, вот он кто, твой Феликс.

Сара разрыдалась еще пуще — как видно, речь Аларика ее не устраивала. Аларик слегка устыдился: Хольцман всегда говорил, что общение — это наука.

Он достал бумажный платочек из пакета, предоставленного агентством по прокату автомобилей, и дал ей.

— Злой ты, — выговорила, сморкаясь, Сара. — Никакой он не бездушный, а очень даже чувствительный. Стихи мне читал. Шекспира.

Аларику хотелось остановить машину и проблеваться, да время не позволяло. Чем быстрее они с этим покончат, тем быстрее он вернется в гостиницу. Закажет что-нибудь в номер, посидит в ванне (в малюсенькой ванночке с шершавыми полосками на дне, чтобы гость не поскользнулся, когда принимает душ). Потому-то Аларик и не любил останавливаться в отелях меньше чем с пятью звездами: он человек взрослый и давно не падает в ваннах. Потом ляжет спать.

Утром он вылетит в Нью-Йорк, снимет номер в «Пенинсуле», найдет князя и прикончит его.

Мысли об этом доставляли ему наслаждение.

— То, что ты чувствуешь, не любовь, — стал объяснять Аларик добрым, как ему представлялось, голосом. — Сплошной допамин. Феликс не похож на других твоих знакомых: он ночной зверь и в качестве такового активирует в твоем мозгу центр, вызывающий у тебя эйфорию в его присутствии. При этом ты сознаешь, что по-настоящему вы никогда не будете вместе, а он такой сложный, чувствительный и ранимый. Поверь мне, ничего такого в нем нет.

— Как ты смеешь! — вспылила Сара. — Это не допа… как его там. Это любовь! Любовь!

Аларик охотно бы с ней поспорил. Вампиры неспособны на любовь в человеческом понимании, поскольку у них нет сердца. То есть формально, в общем, есть: куда-то ведь он колья вгоняет. Но эти сердца не перекачивают кровь и не бьются.

Чем же вампирам любить и тем более отвечать на любовь?

Но спорить с сопливой девчонкой о природе вампирской любви — занятие бесплодное.

— Брось, — сказал он вместо этого, видя, что Сара не перестает плакать. — Не так уж все плохо.

— Не так плохо? Ты собираешься убить моего любимого!

— Да, — сказал Аларик (они уже подъезжали), — но ты взгляни на это дело с другой стороны. Он обещал сделать тебя вампиром, верно?

— Да, — слегка удивилась Сара. — Он сказал, что обратит меня, как только сил наберется. Тогда я стану такой же красивой, как он. И бессмертной.

— Ну-ну. — Аларик хорошо знал, что Феликс и не думал ее обращать — зачем лишать себя надежного источника пищи.

Вампир будет дурить ей голову еще несколько месяцев, а когда девица совсем исчахнет от анемии, найдет себе кого-то поздоровее. Скажет, что дело не в ней, что ему «надо подумать». И смоется.

Потом, когда Сара залечит сердечные раны и пополнит запас кровяных телец, он, возможно, вернется к ней в Чаттанугу и возобновит цикл — если, конечно, она не скажет ему твердого «нет».

А этого никогда не случится. Вампиры — слишком умелые соблазнители. Их жертвам даже в голову не приходит, что они заслуживают чего-то лучшего, и «нет» они не говорят как раз из боязни, что ничего лучшего у них в жизни уже не будет.

На то он, Аларик, и существует на свете — чтобы говорить «нет» за тех, у кого на это недостает сил или воли. Он позаботится о лучшей судьбе для Сары и прервет порочный цикл навсегда.

Припарковался он за пожарным краном — ну, ничего, надолго они тут не задержатся.

— И если он даже превратит тебя в одну из своих, — сказал он, выключив двигатель, — то мне или другим воинам придется со временем убить и тебя. Такая у нас работа — демонов убивать, и с нами, поверь мне, лучше не связываться. Выход, который я предлагаю, гораздо лучше. Ты останешься человеком, поступишь в колледж, найдешь работу себе по душе. А может, останешься в «Уолмарте», встретишь хорошего парня, выйдешь за него замуж. Будет желание — заведете детишек, внуков дождетесь. От Феликса у тебя никогда не будет детей.

— Нет, у вампиров тоже могут быть дети. Я в книжке читала.

— Книжки, ну да… Там еще пишут, что вампир сдерживается и не пьет твою кровь, если по-настоящему тебя любит. Было у вас такое хоть раз? Нет? Выходит, врут они, твои книжки.

— Ненавижу тебя! — гневно глянула на него Сара.

— Я знаю. — Аларик, протянув руку, открыл дверцу с ее стороны. — Вылезай.

— Что?

— Выходи, говорю. Тебе же не терпится предупредить любимого, ну так беги. Скажи, что я дам ему уйти при одном условии.

Девушка внезапно сделалась крайне услужливой и любезной.

— При каком? — жадно спросила она.

— Если скажет, где найти князя, я отпущу вас обоих. Идите себе, рожайте своих вампирят.

На последних словах Аларик невольно прыснул. Да, надо над собой поработать.

— Спасибо! — Сара, ничего не заметив, вылезла из машины. — Спасибо огромное!

— Не за что. — Девушка перебежала к неприметной двери рядом с витриной антикварного магазина, нажала домофонную кнопку. Аларик тем временем взял вещички и прошел в переулок, где, как он и подозревал, находился запасной выход. Когда он, подпрыгнув, ухватился за ржавую пожарную лестницу, Феликс спросил в домофон:

— Кто там?

Раздался сигнал, Сара вошла.

Аларик в два счета залез на крышу, прицепил крюк, закрепил веревку на поясе и прыгнул в окно Феликсовой гостиной.

Вампир как раз надевал черный противосолнечный плащ. Сара завизжала, когда разлетелись вдребезги затемненные стекла.

Вампир, спасаясь от смертоносного света, метнулся в прихожую.

— Нет, Феликс, не выйдет. — Аларик метнул в дверную ручку пузырек со святой водой. Вампир обжег руку и завопил, тряся дымящимися пальцами.

— Ты сказал, что отпустишь его, если он скажет! — возмущенно крикнула Сара.

— Сказал — значит, отпущу. Так где я могу найти вашего князя, Феликс?

Феликс выглядел как красивый парень лет восемнадцати-двадцати. Судя по постерам на стенах, ему нравилась группа «Белль энд Себастьян». Услышав вопрос, он оскалил великолепные белые зубы с длинными, как и полагалось, клыками.

— Э, нет, охотник за демонами.

И зашипел, высовывая и пряча длинный язык. Такого Сара явно раньше не слышала — и не видела, как его глаза зажигаются багровым огнем.

— Скажи ему! — взмолилась она. — Он обещал отпустить тебя, если скажешь!

Когда глаза-угли и шмыгающий язык обратились к ней, она попятилась к стенке.

— Ты зачем его сюда привела, глупая шлюха?

Сара снова расплакалась.

Ну, теперь можно, сказал себе Аларик, извлекая «Сеньора Липучку» из ножен.

Все закончилось очень быстро. Вампир, к его чести, не сдался без боя, но солнечный свет и святая вода зажали его как клещами.

Последнего слова Аларик ему не дал, зная по опыту, что ничего стоящего он все равно не скажет. Одни эмоции да Шекспир.

Девушка тихо заливалась слезами, свернувшись в комочек у выбитого окна. Ее волосы — Аларик знал, что это не игра воображения — стали уже не такими тусклыми, на щеках появилась краска.

Через пару дней, если родители обеспечат ей белковую пищу, она будет в полном порядке.

Аларик убрал меч в ножны.

— Вставай-ка, — сказал он, понимая, что утешитель из него никудышный — вот Мартин всегда знал, что сказать. — Поедем домой, к маме.

Сара смотрела холодно.

— Ты сказал, что не убьешь его, если он скажет. — Голос у нее тоже окреп, глаза обретали блеск, не имеющий ничего общего со слезами. Рабство, в котором ее держал вампир, кончилось вместе с Феликсом.

— Так ведь он не сказал, — напомнил Аларик.

— Ты не дал ему шанса! — крикнула Сара и поднялась, стараясь не глядеть на убитого. Там и не осталось ничего — одни тряпки. Феликсу было больше ста лет, и он сразу рассыпался в прах.