Конечно же, Буш оказался не прав. Возможно, он, противопоставляя культуру общечеловеческую культуре национальной, надеялся добиться каких-то определенных политических целей, хотя всем, кто причастен к художественному творчеству, ясно, что человечество неудержимо идет по пути взаимообогащения культур разных народов. На родине Буша давно убедились в этом. Более того, приобретенным в уходящем веке духовным богатством Америка обязана в первую очередь России. Разве не наши артисты заложили в США основу исполнительского искусства? Чего стоит один Сергей Александрович Кусевицкий, создавший полвека назад Бостонский симфонический оркестр. За океаном до сих пор преклоняются перед его великим именем. Духовные сокровища американцев пополнили и те замечательные люди, которым посвящена настоящая глава, и еще кроме них можно назвать десятки российских артистов, взбудораживших общественную жизнь и общественную мысль Америки совершеннейшими образцами высокого искусства. Тот же Ростропович за 17 лет работы с Национальным симфоническим оркестром США оставил в Штатах целое музыкальное наследство, и все ныне здравствующие президенты США, включая правящего Клинтона, признали этот факт. Да что говорить, если более 70 процентов крупнейших музыкантов XX века — выходцы из России. И Америка, и Европа должны быть бесконечно благодарны России за ее культурный пласт, хотя частично и осевший за пределами Родины.

Справедливости ради надо заметить, что не один Буш оказался среди государственных лидеров, принимающих свой личный вкус за объективный критерий при оценке художественных и интеллектуальных ценностей. Вспомним Хрущева, назвавшего «педерастами» целую когорту мастеров абстрактной живописи на выставке их работ в Манеже в самом центре Москвы. Как говорится, Бог им судья, политикам, оторванным от реальности.

Я никогда не была апологетом режима или сторонницей идеологизированных постулатов на ниве культуры. Скрыть то, что действительно существовало и существует в природе, невозможно, хотя политики умудряются делать наоборот. Таким же образом они манипулируют и культурой, закрывая глаза на естественное стремление настоящего художника к совершенству и ответственности перед людьми. Конечно, идеи номенклатурного социализма довлели над умами моих современников, но только зависимых. Независимые же утверждали искусство сами, невзирая ни на что, ни на какие приказы, указания, директивы и «мнения» сверху. О них и пойдет речь. Разумеется, не о всех, а лишь о тех, кого я лично знала или чье искусство и творчество оказались мне близкими по духу и мировоззрению. Этим незаурядным личностям — в разной мере — всегда было близко понимание постоянных, длительно действующих культурных потребностей людей разных континентов с разным историческим и социальным опытом. Они в большинстве своем не хотели быть орудием или инструментом существовавшей системы, хотя последняя пыталась сделать из них глашатаев pi проводников своего курса. Они больше всего ценили подлинную свободу и независимость в художественных поисках, чтобы нести духовное благо тем, кто хотел его иметь, а таких в каждой стране оказывались миллионы. Большинство из них, освобожденных от господствующего мировоззрения, стали непререкаемыми в мире авторитетами, личностями, от которых сама эпоха получила нужные ей идеи.

Пропагандистские идеалы тех, кто формировал общественное мнение и оказывал решающее влияние на события общественной жизни, не имели власти над этими людьми. Даже Сталин, диктовавший волю художникам, никак не мог повлиять на артистические привязанности Игоря Моисеева, творившего вне «установок» правящей партии. Собственное жизнеутверждающее мировоззрение хореографа, в котором жажда деятельности во имя жизни и человека получила свое оправдание и объяснение, ориентиры и закалку, оказалось, как показало время, углубленным и облагороженным, обретя способность выдвинуть и осуществить внушенные духом подлинной гуманности идеалы красоты, с ликованием встреченные всюду. Через народный танец Моисеев, не подчиняя разум политике и ее веяниям от смены умирающих вождей, обосновал оптимизм и этику так прочно и надежно, что альтернативы нигде в мире в этой сфере искусства ему не нашлось.

Смыслом любой полноценной духовной жизни является непоколебимая вера в истину и открытое исповедание ее. Этим постулатом руководствовались великие художники. Ему следовал Мстислав Ростропович, и мы знаем, что из этого получилось и чего стоило музыканту. А сколько невзгод перенесла Плисецкая только из-за одного-единственного желания — творить, согласуя свою деятельность со смыслом своей жизни и жизни других людей, которых оказалось не так уж и мало на всех континентах.

Независимостью от политических веяний отличался и Огнивцев, с которым я часто встречалась на крупнейших концертных сценах страны и за рубежом.

Беглецам из Советского Союза — Нуриеву, Барышникову, другим артистам — «приклеивали» в свое время звания предателей, изменников родины только за то, что им хотелось расширить границы творчества, обрести свободу в нем и достоинство. (Помню, в Америке журналисты наперебой расспрашивали меня об «инакомыслящих» — Сахарове, Пастернаке, Тарковском… Что им было отвечать? Что мы не умеем беречь таланты? Что не прислушиваемся к голосу ученых и художников, смело исповедующих собственное видение мира? Что на моей родине есть еще, к сожалению, дураки, которые в силу скудоумия не понимают требований общественной пользы и элементарной нравственности, морали?)

«Почему добрая половина главы о звездах балета?» — резонно спросит читатель. Что тут сказать?.. Так сложились мои артистические привязанности. К тому же имена ведущих балерин и танцовщиков всегда были на виду и не сходили с уст даже людей, не имеющих никакого отношения к балетному театру. И дело не в моде или популярности русской хореографии. Просто мои художественные устремления, поиски сплошь и рядом шли параллельным курсом с творческими удачами лучших представителей национального балета.

Первый восторг от выступления Ансамбля народного танца под руководством Игоря Моисеева я испытала более сорока лет назад и с тех пор заинтересованно слежу за деятельностью коллектива, его солистов, самого Игоря Александровича. Три десятилетия исполнилось моей дружбе с Майей Плисецкой и ее мужем Родионом Щедриным. Общение с этой замечательной супружеской парой доставляет истинную радость, непередаваемое ощущение новизны художественных открытий, на которые они оба горазды. В напряженной гастрольно-концертной жизни я находила час-другой спрессованного до предела времени, чтобы побывать на спектакле с участием Екатерины Максимовой и Владимира Васильева, почитать, что пишут о любимцах балетной публики столичные газеты и журналы, зарубежная пресса. В поле моего зрения оказался и талант Михаила Барышникова, сверкнувший на балетном небосклоне родины и умчавшийся на Запад, чтобы лишний раз подтвердить репутацию русского человека, способного и вдали от Отечества творить чудеса.

Разумеется, далеко не все выдающиеся артисты, выходцы из бывшего Советского Союза, чей вклад в мировую сокровищницу культуры громаден и порой неоценим, уложились в рамки моего повествования. К примеру, Святослав Рихтер или Давид Ойстрах. Я боюсь показаться неискренней или малоискушенной в сложном творчестве таких гигантов музыки, их подчас необыкновенной, неоднозначной жизни в искусстве. Впрочем, с Давидом Федоровичем Ойстрахом и я часто выступала на концертах на родине, за границей, и память сердца хранит пережитое. И все же останавливаю свой выбор лишь на нескольких личностях из огромного соцветия блестящих имен уходящего века.

Хотя о всех персонажах главы написано столько, что из обилия публикаций — статей, очерков, интервью, книг — можно было бы составить уникальный многотомник, предлагаемые читателям воспоминания дополнят портреты моих современников, людей необычайной судьбы, мужества и веры в истинное предназначение человека на земле.

С красивейшим басом мирового уровня, певцом Большого театра Александром Павловичем Огнивцевым я познакомилась вовсе не на концерте в Большом зале консерватории, как написал однажды чересчур ретивый журналист, а на рыбалке, которой увлекалась в молодости. В ней я видела отдушину от бесконечной гастрольной жизни на колесах. Я удила на Истре, на Угре, на Оке под Тарусой… Обожала и подледный лов. И пусть не так уж богат был иногда мой улов, зато после дня, проведенного на снежной целине, чувствовала себя отдохнувшей, бодрой, легко дышалось, да и пелось всласть.