Изменить стиль страницы

— Переодевайтесь в эти одежды! — приказал рыцарям старый хранитель Грааля.

Без слов и стеснения они сняли свою запылённую одежду и облачились в новую, на которой не оказалось ни швов, ни каймы. Балахоны доходили рыцарям до лодыжек и были настолько легки, что едва ощущались на теле.

— Сейчас станет ясно, верно ли я понял знаки и на самом ли деле вы избраны для священной службы хранителей Грааля! — торжественно объявил аббат Виллар. — Спуститесь в купель и достаньте из скалы мечи! Сделать это Святой Дух поможет только тому, кто имеет чистое сердце и кто до глубины души проникся истинной верой! Только он сумеет вынуть клинок из скалы без всяких усилий!

Лишь теперь четыре избранника заметили под слегка колеблющейся поверхностью воды золотое мерцание четырёх рукояток мечей — они выступали из скалы почти у самого дна купели.

— Но это невозможно! — испуганно выкрикнул Морис.

— Для того, с кем Бог, нет невозможного! — возразил старый хранитель Грааля. — А теперь делайте то, что я сказал!

Когда Герольт вместе с братьями по ордену спускался по ступенькам купели, его сердце учащённо билось, а колени дрожали от волнения. Четыре меча, вонзённых в скалу! И один из них должен быть извлечён его рукой, если он этого достоин!

Пять широких ступеней доходили до дна полукруглой купели. Холодная, кристально-чистая вода, которая стекала под нависшую скалу, доходила им почти до горла, а Мак-Айвору — до груди, он был на голову выше каждого из рыцарей. Но и ему нужно было окунуться с головой, чтобы схватиться за рукоятку меча.

На миг четверо друзей оцепенели, как будто в последний момент испугались чудовищного риска, связанного с этой проверкой. Они молча обменялись взглядами и кивнули друг другу.

— Благослови нас Господь! — пробормотал Герольт, перекрестился, набрал в грудь побольше воздуха и почти одновременно с собратьями встал на колени перед скалой. Вода сомкнулась над ним.

Когда Герольт нерешительно протянул руку к мечу, ему показалось, что в ушах его шумит водопад. Он молился о том, чтобы старый хранитель Грааля в нем не ошибся, когда его пальцы обхватили рукоятку. Он ухватился за неё и потянул оружие к себе.

В первый момент он почувствовал сильное сопротивление — так, будто меч не поддавался его изъятию. Но в тот же миг неожиданная сила меча перешла в него и разлилась по всему его телу. И клинок выскользнул из скалы столь же легко, как и из мягкой земли.

Когда Герольт выпрямился и вынырнул из купели, он, к своей радости, увидел, что Морис, Тарик и Мак-Айвор держат в руках свои мечи. Каждый из великолепных клинков дамасской стали был украшен тамплиере ким крестом с розой, рукоятки заканчивались изображением пятилистной розы.

Потрясённые случившимся, они вышли из купели. То, что через мгновение на их мечах не осталось ни капли воды, а их одеяния высохли, они осознали лишь гораздо позднее.

— Слава Иисусу Христу! Видение меня не обмануло! Вы оказались достойны священной службы! — просиял аббат Виллар. — Вы прошли первое посвящение и отныне принадлежите к Тайному братству аримафейцев!

ЧАСТЬ III

ПАДЕНИЕ АККОНА

1

На следующий день после того, как рыцарей приняли в Тайное братство аримафейцев, капитан Рауль сообщил им, что их хочет видеть великий магистр. Они должны прийти к нему перед дневной молитвой, времени до которой оставалось совсем немного. Однако никто не знал, куда подевался Мак-Айвор.

Друзья разошлись в поисках шотландца — Морис отправился в оружейную палату и спальню, Тарик решил поискать Мак-Айвора на крепостной стене, а Герольт пошёл в башню цитадели, собираясь в случае неудачи осмотреть обширные конюшни. Искать ему пришлось недолго. Арчибальд, косоглазый конюх Мак-Айвора, знал, где Герольт сможет найти исполинского тамплиера.

— Мой господин вон там, в пустом стойле, — озабоченно сказал Арчибальд. — Но не спрашивайте, что он делает в этом тёмном углу. Знаю только, что он давно сидит там с мрачным лицом на корточках перед великолепным мечом, подобных которому я не видел. Я пытался о чем-то спросить его, но он грубо оборвал меня на полуслове и вышвырнул из стойла.

Он даже пригрозил избить меня, если я ещё раз его потревожу. За все годы, которые я провёл у него на службе, он ни разу так не поступал. Готов поспорить на мой лучший скребок: что-то с ним неладно!

— Он определённо не отдавал себе отчёта в том, что говорил и делал, — заверил его Герольт, понимавший, что могло угнетать и раздражать его друга. — Он думал об очень важных вещах, о которых не мог говорить. Это очень личное дело. Так что сосредоточься на работе. Я пойду, проверю его.

Герольт прошёл в конец конюшни и распахнул дверцу последнего денника.

— Да исчезни же, не то… — тут же зарокотал бас Мак-Айвора где-то в полутьме. Но, увидев того, кто к нему пришёл, шотландец оборвал себя на полуслове. Его голос прозвучал немного дружелюбнее, когда он спросил:

— Герольт, будь так любезен, оставь меня ещё ненадолго.

— Капитан Рауль известил нас, что великий магистр желает срочно нас видеть. Всех четверых. Наверное, аббат говорил с ним, — предположил Герольт. — Мы уже чуть ли не весь Аккон обошли, разыскивая тебя.

— Пусть подождёт, — хладнокровно проговорил Мак-Айвор, сидевший на охапке сена. На коленях великана лежал обнажённый меч, сделавший его хранителем Грааля. Он задумчиво поглаживал тамплиерский крест. Однако, на лице его отражалось не восхищение, которое можно было ожидать, а уныние и внутренняя боль.

Герольт подошел к Мак-Айвору и сел рядом с ним. Помочь товарищу, которого он ещё никогда не видел в таком мрачном расположении духа, казалось ему важнее, чем все остальное.

— Хочешь поговорить? — спросил он.

— О чём я должен говорить? — насупился Мак-Айвор.

— О том, что мы вчера пережили. Не знаю, как ты, но я почти не спал, настолько был взволнован. А когда все же ненадолго уснул, видел страшный сон, — признался Герольт. — И, если честно, я испугался. Я чуть не пожалел о том, что мне удалось вытащить меч из скалы. Аккон — накануне захвата мамелюками. А я должен быть одним из тех, кому поручена охрана Святого Грааля. О Господи!

Мак-Айвор невесело усмехнулся.

— А я так вообще все это время провёл как в кошмарном сне. Но не это меня пугает… правда, не это.

— Так что случилось? Или ты не доверяешь мне? Друг за друга в верности и чести — мы дали такую клятву. Эта клятва для меня священна, и я готов отдать жизнь и за тебя, и за других. Разве не должны мы поэтому откровенно и обо всем говорить друг с другом?

Шотландец поднял голову и молча посмотрел на него — так, будто колебался: должен ли он честно ответить?

— Клятва свята и для меня, Герольт! — убеждённо произнёс он. — Но мне… мне очень трудно говорить о том, что произошло в этот же день ровно десять лет назад… Точнее, о мерзости, которую я совершил в тот день.

Герольт понимал, что разумнее не задавать вопросов, а подождать, когда его друг продолжит говорить.

— Я прекрасно жил в Лох-Коннели, в Шотландии, в замке своего отца. Я был единственным сыном и его любимчиком, которому он однажды должен был передать наследство, — заговорил наконец Мак-Айвор. — Я имел все, что только мог пожелать, пока однажды не влюбился в дочь нового арендатора.

Герольт вздохнул, но ничего не сказал.

— Её звали Аннот. И она была самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел. Мне только исполнилось семнадцать, и я не мог думать ни о ком, кроме неё. Я добивался её расположения, и через несколько месяцев мне удалось завоевать её сердце. Она постоянно пыталась образумить меня, говоря, что наша любовь не имеет будущего, и что своим упорством я подвергаю её семью опасности. Конечно, я знал, что мой отец никогда не согласится на союз с дочерью бедного арендатора и что Аннот вместе с семьёй будет изгнана из нашей земли, как только отец узнает о нашей любви. Я должен был жениться на Элен Балфур, дочери нашего соседа. Наши семьи давно связывала дружба, и этот брак должен был сделать её ещё прочнее. С Элен мы давно были помолвлены. С её старшим братом Малкольмом мы выросли вместе, и он был моим лучшим другом. Как и все, Малкольм считал, что ему суждено стать моим шурином. Но мне пришлось убедиться, что наша дружба и моё счастье значат для него гораздо меньше, чем доброе имя сестры и возможность увеличить силу их рода через наш брак. Ведь родив меня, мать больше не могла рожать детей.