— Похоже, последний раз тут работали давно, — заметил Мак-Айвор, наморщив лоб. — Доски на окнах порядком обветшали, до них не дотрагивались уже несколько лет. Очень странное место для святого человека…

Бисмилла и Джуллаб упорно шли вперёд, к месту, где за строительными лесами виднелся портал. Они миновали узкий проход, не касаясь вертикальных стоек и поперечин. Джуллаб открыл тяжёлые ворота. В прямоугольном проёме не показалось и проблеска света.

— Входите, достойные рыцари. — Бисмилла жестом пригласил тамплиеров.

— Мы должны быть бдительны! — прошептал Морис. — Не спускать с них глаз ни на мгновение!

Терзаясь подозрениями, он отбросил край плаща с перевязи, на которой висел меч, и многозначительно положил ладонь на его рукоятку.

Герольт издал тихий нервный смешок.

— Я не считаю, что плохо бьюсь на мечах, — тихо ответил он. — Но после того, что нам показали эти слепцы, я бы не очень охотно вступил с ними в бой.

— И все же Морис прав. Мы должны быть начеку, — сказал Тарик. — Я согласен с бедуинами, которые говорят: «На бога надейся, но и сам не забудь привязать верблюда».

И Тарик тоже отбросил край плаща.

Мак-Айвор молча последовал их примеру. Его лицо выражало решительность — похоже, он тоже не исключал, что слепцы могут заманить их в ловушку. Что ж, в таком случае меч окажется в его руке так же быстро, как и у этого Бисмиллы. И тогда слепцы в коричневых плащах, с какими бы темными силами они ни заключили союз, кровью расплатятся за предательство!

3

В голосе Бисмиллы послышалось веселье, когда он сказал:

— Достойные рыцари, вы можете спокойно убрать руки с ваших мечей. Здесь вам нечего бояться. В Акконе и даже во всей Святой Земле нет более безопасного места, чем эта церковь.

— Идите вперёд, — буркнул Морис.

Бисмилла и Джуллаб вошли в церковь первыми. Тамплиеры, все ещё полные подозрений и готовые в любой момент выхватить мечи из ножен, последовали за ними. Они шагнули внутрь восьмиугольной церкви и оказались в темноте. Все замерли, чтобы дать глазам привыкнуть к сумраку и при необходимости быстро оглянуться, откуда бы ни пришла опасность.

Свет едва проникал в церковь Святого Иосифа Аримафейского — почти все её окна были заколочены досками или замурованы. Лишь кое-где темноту прорезали полоски света, пробивавшегося сквозь щели.

Изнутри церковь казалась совершенно пустой и покинутой. Человеку, который забрёл сюда по ошибке, тут же захотелось бы уйти. Это было не место для молитв и богослужений. Напротив, тут господствовали тени и тяжёлый дух.

Когда Герольт, держа руку на мече, продвигался в глубь церкви, ему казалось, будто он несёт на своих плечах невидимую тяжесть. Его взгляд беспокойно блуждал по неуютному пространству. Все здесь говорило о том, что в один, уже далёкий, день рабочие внезапно бросили то, что держали в руках, и пустились в бегство, чтобы больше не вернуться сюда. Повсюду валялись инструменты, камни, доски. Во многих местах, среди всё ещё одетых в леса колонн, громоздились горы мусора, огромные бочки и бадьи с окаменевшим раствором, однако попадались и стопки аккуратно сложенных досок и балок, тщательно скрученные канаты.

Но гораздо больше, чем запустение, угнетали голые стены церкви. Пустой алтарь, не имевший и намёка на освящение, наполовину был закрыт грязной дырявой парусиной. Нигде не было ни фресок, ни мозаики, ни статуй, ни подсвечников или других украшений. Самым безотрадным для рыцарей было отсутствие распятия. Нигде в Божьем доме не видно было ни одного креста.

— Не очень-то набожное место для вечерни или любой другой службы, — заметил Морис. — Что же мог найти святой человек в таком мрачном месте? Не говоря уже о том, чтобы пригласить нас сюда?

— Здесь слишком мрачно даже для языческого погребения, — заметил Тарик.

— Да, как будто проклятие наложено на это место, — хрипло сказал Мак-Айвор и облизнул губы, пересохшие от напряжения. Шотландец задел лицом паутину, висевшую между недостроенными колоннами, и еле сдержался, чтобы не выругаться. — Здесь только паукам да другому зверью весело, — проворчал он, сдирая с себя липкую паутину.

— Где же прячется ваш аббат? — сердито крякнул Герольт туркополям. Ничего ему сейчас так не хотелось, как поскорее бежать из этого гнетущего душу места.

— Ещё немного терпения, — ответил Бисмилла, который вместе с братом стоял между двумя колоннами. — Уже все в порядке. Наш учитель ждёт вас внизу.

С величайшей осторожностью рыцари перешли на восточную часть церковного здания. И там они заметили прикрытую решёткой лестницу, которая вела вниз.

— Должно быть, эта лестница ведет в крипту [22], — с подозрением прошептал Морис.

— Очень уж необычно все оборачивается! Слишком странно, на мой взгляд!

— Тогда спуститесь и скажите своему аббату, что мы здесь! — потребовал Герольт.

Бисмилла и Джуллаб начали спускаться, а следом за ними — рыцари во главе с Герольтом. После того как была пройдена половина ступенек, возникла площадка, на которой лестница круто поворачивала налево. Площадку и последние каменные ступени освещал идущий снизу свет. Там и находилась крипта.

Герольт увидел три простых каменных саркофага у задней стены, седовласого тамплиера, сидевшего в обитом кожей кресле возле железной жаровни, стоявших за ним слепых слуг, а также четыре пустых кресла, расставленных перед стариком полукругом. Никаких намёков на то, чего стоило бы бояться, рыцарь не заметил. В склепе было холодно.

— Все выглядит так, чтобы показать: зря мы терзались подозрениями, — проговорил Герольт так тихо, чтобы услышать его могли лишь стоявшие рядом друзья.

Старый тамплиер поднялся со своего места.

— Нет, Герольт фон Вайсенфельс, вы вели себя правильно, с осторожностью доверяясь незнакомцам, — скачал он. И эти слова, и голос старца, удивительно сильный и благозвучный для его возраста, снова потрясли рыцарей. — Были бы вы менее осторожны, вряд ли можно было позвать вас. Но теперь подойдите ближе, достойные братья во Христе. Я рад, что вы нашли дорогу ко мне.

— Да, но лишь благодаря исключительным способностям убеждения, которые проявили ваши слуги, — сухо заметил Морис.

Рыцари незаметно рассматривали крипту.

Длина подземного склепа составляла около пятнадцати шагов в длину, а его ширина была примерно вдвое меньше. Помещение заканчивалось глубоким полукругом алтаря, к которому вели три ступени. В отличие от верхней части церковного помещения, стены крипты были искусно облицованы деревянными панелями. Алтарь из темно-серого мрамора, а также триптих со страстями Христовыми и висящее над ним распятие были совершенны и казались духовным оазисом в этой холодной каменной комнате. На мраморной алтарной плите стояли два тяжёлых железных светильника с тремя зажжёнными свечами в каждом. Настенный светильник из темно-красного стекла был заполнен маслом, и в нем ровно горел вечный огонь, который мог присутствовать лишь в освящённом алтаре.

Необычными казались лишь две статуи в натуральную величину. Они стояли на широких пьедесталах по обе стороны алтаря так, будто были призваны охранять священное место. Оба изваяния были сделаны из серого гранита. Одна статуя изображала человека в длинной, похожей на облачение священника, одежде. Этот человек будто окаменел на своем посту — в его левой руке было зажато древко вертикально поставленного копья. Было ли это изваяние святого Иосифа Аримафейского?

Другая статуя изображала женщину. Вне всякого сомнения, скульптор изваял не Богородицу. Нет, его глаза видели женщину далеко не столь молодую, но богатую — на это указывали аристократический покрой одежды и контуры её украшений. Её осанка, чуть откинутая голова демонстрировали уверенность в себе, а черты лица говорили о решительном характере.

— Хорошо, что вы пришли, — повторил седовласый тамплиер.

Он снова сел в своё кресло рядом с жаровней и указал на кресла, стоявшие перед ним полукругом: