Вскоре мы миновали этот пустынный, почти не управляемый пляж, и миль пять поезд мчал словно по пригородам Патны, однако опрятной, похорошевшей Патны, обсаженной плантациями бамбука. Затем проскочил туннель, а далее покатил по лондонской, чатемской, дуврской, словом, какой бы то ни было железной дороге, которая мечтает нырнуть под пролив. Во всяком случае путь пролегал по набережной, и волны лизали ее основание. С другой стороны возвышалась стена выемки, высеченной в скале. Неоднократно мы нарушали тишину и покой многочисленных рыбачьих деревушек. Веранды домишек выходили на железнодорожное полотно, а сети сушились чуть ли не под колесами паровоза. В этой части света железная дорога еще в диковинку, и матери поднимали на руки детей, чтобы те увидели поезд.

Невозможно «устать» от индийского ландшафта, который способен монотонно тянуться миль пятьсот. Здесь же утомляла смена полей, гор, пляжей, лесов, бамбуковых рощиц, волнистых вересковых зарослей, покрытых цветами азалии, и я стал добиваться общения с человеком, который прожил в Японии двадцать лет.

— Да, что касается климата, Япония — превосходная страна. Дожди начинаются в мае или в последних числах апреля. Июнь, июль и август — жаркие месяцы. Известны случаи, когда термометр показывал ночью до восьмидесяти шести градусов по Фаренгейту [323], но, клянусь, в целом мире не сыщется что-либо совершеннее погоды в сентябре-мае. Если хотите поправить здоровье, можно поехать на горячие источники в горы Хаконе. Это неподалеку от Иокогамы. Существует множество других мест, куда можно податься, но мы, англичане, не жалуемся на здоровье. Конечно, здесь нет и половины тех развлечений, которые есть у вас в Индии. Мы — крохотная община и проводим свободное время как умеем: концерты, скачки, любительские спектакли и прочее. У вас этого достаточно, не так ли?

— О да, — согласился я, — мы отдыхаем сколько нашей душе угодно, особенно в это время года. Сочувствую вам. Действительно, в небольшой общине, вынужденной саму себя развлекать, иногда можно почувствовать себя усталым и одиноким, чуть ли не скучать. Но вы говорили о…?

— Да, жизнь здесь не слишком дорогая, но арендная плата все же высока. За сто долларов в месяц можно снять приличный домик, но можно найти и за шестьдесят. Как раз теперь цены на дома в Иокогаме несколько снизились. В этот день недели и по воскресеньям в Иокогаме проводятся скачки. Вы идете? Нет? Надо бы вам посмотреть, как развлекаются иностранцы. Впрочем, я полагаю, что в Индии вы видите кое-что интереснее? В здешних краях нет ничего примечательнее старины Фудзи — Фудзиямы. Посмотрите налево. Ну как, нравится?

Я обернулся и увидел Фудзияму, возвышавшуюся над морем полей и лесов, омывающим ее склоны. Высота горы — четырнадцать тысяч футов — не слишком много, по нашим понятиям. Все же одно дело четырнадцать тысяч футов в окружении шестнадцатитысячефу-товых пиков, другое — та же гора, если смотреть на нее, находясь на уровне моря, когда она возвышается на сравнительно плоской местности. Пытливыми глазами ощупываешь каждую пядь ровного мертвого кратера и, достигнув вершины, признаешься, что в Гималаях нет ничего подобного. Ничто не может сравниться с этим гигантом. Я был вполне удовлетворен. Фудзияма выглядела в точности такой, какой изображается на веерах и лаковых шкатулках. Я не отдал бы это зрелище даже за гребень Канченджанги [324], сверкающий в лучах утреннего солнца, Фудзияма — краеугольный камень Японии. Когда удается понять одно, постижимо и другое, и я постарался разузнать кое-что у попутчика.

— Да, японцы прокладывают железные дороги по всему острову. Я хочу сказать, они самостоятельно учреждают и финансируют компании, заставляя их приносить прибыль. Не могу точно сказать, откуда берутся средства, но во всяком случае это их собственные деньги. Япония ни богата, ни бедна, она вполне зажиточна. Я сам купец и не могу утверждать, что мне нравятся «деловые» повадки японцев. Всегда трудно определить, действительно ли имеет в виду коротышка то, что говорит. Мне подавай китайца. Признайтесь, другие говорили то же самое? Вы столкнетесь с аналогичным мнением почти во всех открытых портах. Но вот что хотелось бы подчеркнуть: японское правительство настолько предприимчиво, насколько это можно пожелать, и с ним приятно иметь дело. Когда Япония завершит собственную реконструкцию, то превратится в компактное государство, с которым придется считаться. Увидите сами. Мы приближаемся к горам Хаконе. Следите за линией. Она здесь довольно любопытна.

Мы приближались к горам Хаконе вдоль шотландского форелевого ручья, бегущего на фоне ирландского ландшафта, затем ехали девонширской долиной, какой-то рекой в Индии, с полмили катившей свои «бесхозные» воды в галечных берегах. Это было лишь вступлением к альбому иллюстраций по геологии: террасы, образованные древними речными руслами, последствия различных денудаций и полдюжины других «ций». Я настолько увлекся сообщением ложных сведений человеку из Иокогамы (о высоте пиков в Гималаях), что разглядывал окружающее не слишком внимательно. В восемь часов вечера мы оказались в Иокогаме и поехали в «Гранд-отель», где опрятные, элегантно одетые люди, которые в этот час направлялись обедать, презрительно посмотрели на нас, а джентльмены, с которыми мы познакомились еще раньше, на пароходе, уткнулись в иллюстрированные журналы, сделав вид, что не замечают нас. Мужчина всего-навсего человек: он, видите ли, переоделся к обеду… на него смотрят женщины… и тут какие-то каменщики… и это в Иокогаме.

На самом деле «Гранд-отель» — это «полу-Гранд» или «коттедж-Гранд», но все же поезжайте туда, если друзья не посоветуют чего-нибудь лучшего. Длинная цепочка удачи испортила меня даже для отелей средней руки. В «Гранде» живут слишком роскошно, но не всегда выдерживают марку: там много электрических звонков, но практически некому отвечать на них; там отпечатанные меню, но те, кто приходят первыми, съедают все, что повкуснее, и так далее. Тем не менее у «Гранда» немало достоинств, которыми не следует пренебрегать, и, собственно говоря, это приоткрытая дверь, сквозь которую можно ощутить первый порыв ветра со склонов тихоокеанского побережья Америки. По официальным данным, в порту вдвое больше англичан, чем американцев. В действительности на улицах не услышишь иной речи, кроме французской, немецкой или американской. К сожалению, мой опыт в этом отношении ограничен, однако язык американцев, которых мне довелось услышать до сих пор, так же далек от языка английского, как и патагонский.

…Я отправился дальше. Сначала мы целый час ехали в вагоне, переполненном вопящими глоб-тротгерами, а затем часа четыре — на джинрикше. Только сидя в джинрикше, можно по-настоящему любоваться пейзажем. Проехав миль семь по более или менее плоской равнине (приманка, которой природа завлекала нас в глубины своего неверного сердца), мы добрались до горной реки, состоящей из черных омутов и кипящей пены. Мы въехали в горы по нешоссированной дороге, проложенной в раскрошившейся вулканической породе. Она была такой же твердой, как фунтовая дорога в Симле, однако тем далеким горам за Калкой недоставало сосен, кленов, ивы и ясеня. Это была земля одетых в зелень утесов и серебряных водопадов, живописных до степени, превышающей возможности пера. На каждом повороте дороги, там, где открывался достойный вид, стоял чайный домик, переполненный восторгающимися японцами. Японец одевается в голубое, потому что знает, что этот цвет хорошо гармонирует с соснами. Когда японец умирает, то отправляется на собственные небеса, потому что грубый цвет нашего неба его не устраивает.

Мы придерживались долины этого пригожего потока, пока его воды не скрылись из виду, упав вниз с утеса, и до нас стали доноситься только голоса струй, которые перекликались друг с другом за переплетением ветвей. Там, где леса были наряднее, ущелья глубже, цвет молодых грабов нежнее, японцы возвели наспех пару ужасных гостиниц из досок и стекла и деревеньку, которая промышляла тем, что продавала туристам изделия из стекла и точеного дерева.