— Это Мелани Постхумус, — сказала Эмма. — А вот и снимки самого Коби.

— Кто такая Мелани? Его подружка?

— Да.

— Два, три, четыре фото. Должно быть, он очень ее любил.

— А это Стеф Моллер, — сказала Эмма.

Бранка перевернул страницу.

— А это Франк. И я. А вот была одна девушка, доброволец из Швеции. Коби ей очень нравился. Мы думали…

— Что?

— Наверное, вы и сами догадываетесь…

— О чем?

— В общем, однажды утром мы увидели, как она выходит из домика Коби. Но потом она уехала. Как уезжают все. — Бранка пожал плечами. — Вот и все.

— Погодите! — Эмма отняла у него альбом и открыла его. — Смотрите! — Она протянула альбом мне. — Не хватает двух фотографий. В самом начале.

Я взглянул. По обеим сторонам страницы были только прозрачные пластиковые конверты с белым фоном и очертаниями когда-то лежавших там фотографий размером с почтовую открытку.

— Эта комната… Здесь все выглядит точно так, как после Франка? — спросила Эмма.

— Должно быть, да. Кроме него, здесь никто не был, — ответил Бранка.

— А уборщики? — Эмма вышла в кухню.

— У нас с Франком была горничная, но мы неряхи. Коби все делал сам.

На кухне едва хватало места для одного человека. Мы с Бранка остались в дверях. Эмма осмотрела книжную полку.

— Значит, альбом на кровати оставил Франк?

— Наверное.

Она обернулась:

— Может быть, он сам вынул снимки — хотел показать их мне.

— Может быть.

— Вы проверили сейф? Ничего не пропало?

Конечно, подумал я, он заглядывал в сейф — как только вынул оттуда четыре ружья.

— Нет. Когда я увидел кровь, мне не захотелось портить возможную улику.

Он лгал. И ложь удавалась ему прекрасно.

— Можно нам посмотреть? Мы осторожно.

— Хорошо, — согласился он.

Они вышли. Я быстро осмотрел кухонную полку. На нижней полке лежали журналы: желтые корешки «Нэшнл джиогрэфик», подшивка «Африка джиогрэфик». Остальные книги были о животных, об охране природы и содержании заповедников. Они стояли тесно. Здесь не было места для фотоальбома.

В сейфе фотографий не оказалось. Там лежали правоустанавливающие документы, списки пожертвований, финансовые отчеты и наличные деньги.

— Для чего деньги? — спросила Эмма.

— На всякий случай.

— Есть ли другое место, куда он мог спрятать снимки из альбома?

— Я посмотрю. Возможно, где-то в этой комнате. Но на осмотр потребуется время. У меня сейчас столько дел! Не знаю, что еще случится. Если я что-нибудь найду, обязательно дам вам знать.

— Спасибо.

Мы попрощались и вышли. Эмме хотелось отыскать того чернокожего ребенка, который принес ей записку.

Она снова вытащила записку, прочла ее и сложила пополам. Она держала ее в руке. Когда мы повернули на шоссе, там нас не ждали полицейские, которые хотели нас охранять. Я внимательно огляделся; я никак не мог понять, почему мне так не по себе. Потом сосредоточился на дороге, пытаясь игнорировать внутренний голос, который все время нашептывал: я должен сказать Эмме, что Бранка что-то скрывает. Это не помогло. Я попытался обдумать все рационально: дела Эммы меня не касаются, и от меня ничего не зависит. По всей вероятности, тайны Бранка не имеют никакого отношения к поискам Якобуса Леру.

Но записка у нее в руке беспокоила меня. Она была бессмысленной. Она не вписывалась в схему моих первоначальных подозрений.

— Зачем он прислал мне письмо только сейчас? — вслух удивлялась Эмма. — Ведь мы пробыли здесь уже три дня.

Очень хороший вопрос. Но времени на его обдумывание у меня не было. За железнодорожным переездом Клазери я посмотрел налево, в вельд, и увидел, как там что-то блеснуло. Что-то совсем не вписывающееся в общую картину. Я замедлил ход: мы подъехали к перекрестку, где дорога R351 сливалась с шоссе R40. Уголком глаза я увидел, как солнце на мгновение отразилось от металла. Я собрался повернуться и посмотреть, но разглядел старый синий пикап «ниссан», стоящий у левой обочины дороги, перед самым знаком остановки. В пикапе сидели двое; две дверцы распахнулись одновременно.

На головах у них были вязаные шлемы, в руках — оружие.

— Держитесь ближе ко мне, — велел я Эмме, вдавливая педаль газа в пол и глядя вправо — нет ли встречного транспорта. Мне пришлось на большой скорости повернуть налево. Все, что угодно, лишь бы убраться отсюда!

— Что происходит?

Я не успел ответить; послышался громкий хлопок — лопнула левая передняя покрышка.

20

Из-за притока адреналина мне показалось, что все в мире замедлилось — все происходило как в замедленной съемке.

Когда разлетелась покрышка, капот БМВ на секунду ухнул вниз. Я крутил руль, но он не реагировал. Мне хотелось оглянуться — понять, преследует ли нас «ниссан». Я снова нажал на акселератор. Задний привод на некоторое время послушался, и машина вписалась было в поворот, но я гнал слишком быстро, а у передних колес не было достаточного сцепления с дорожным покрытием. Задние колеса занесло к обочине; я пытался выровнять ход.

— Леммер!

Завизжали шины, БМВ развернуло на сто восемьдесят градусов. Теперь его капот снова смотрел в сторону перекрестка. «Ниссан» устремился к нам. Я уже видел стрелков — на головах у них были вязаные шлемы с прорезями для глаз, на руках перчатки — так мне показалось.

Я попытался развернуть машину, но в нас что-то врезалось.

Углом глаза я снова уловил слева какой-то блеск. Солнечный зайчик? Оптический прицел? Я крутанул руль. Руки у меня стали липкими от пота. Я дал полный газ.

Хлоп! Конец еще одной покрышке — правой задней. БМВ закачался и задрожал.

— Леммер!

— Успокойтесь!

Я повернул и прибавил газу; перед машины развернулся дальше от вязаных шлемов; теперь он смотрел на север. «Ниссан» приблизился к нам, отчаянно пыхтя. Он развернулся как раз вовремя. Я представил, как исказилось лицо водителя, скрытое шлемом. Я снова дал полный газ. Лопнула задняя покрышка. Душераздирающий лязг металла об асфальт. Мы дернулись вперед, подальше от них. Проехали тридцать, сорок, пятьдесят метров.

Со скрежетом, дергаясь во все стороны, машина наша держалась на середине дороги. Мы прибавляли скорость. Впереди показались встречные машины.

Они выстрелили по левой задней покрышке, чтобы БМВ стал совершенно неуправляемым. Мне пришлось замедлить ход. Иначе нам бы пришлось вылезти из машины. Замедление оказалось неправильным решением. Я видел в зеркало заднего вида, как они выходят из «ниссана» и бегут к нам. Я развернулся поперек дороги, въехал в высокую траву, проехал как можно дальше и в последний раз прибавил газу. Мы съехали с дороги.

Машина проломила ограду; по обе стороны от нас слышался лязг рвущейся проволоки. Я нажал на тормоз и в последний раз крутанул руль. Мотор заглох; внезапно стало очень тихо.

— Вылезайте!

Она открыла дверцу, но вылезти не смогла. Я отстегнул ремень безопасности и повернулся к ней.

— Вы еще пристегнуты. — Я нажал на кнопку, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — А ну, вылезайте! — Я открыл дверцу и выскочил из машины.

Она уже была на ногах. Я схватил ее за руку и потащил прочь от БМВ.

— Подождите! — вскрикнула она. Повернулась, нырнула в машину, схватила сумочку, а потом сама схватила меня за руку.

Послышался свисток локомотива. Железная дорога севернее. Я бросился на звук, таща ее за собой.

— Ниже голову! — заорал я.

Трава здесь была не такая высокая, как вдоль дороги, но можно было укрыться в зарослях мопани и верблюжьей колючки. Сзади прогремел выстрел. Пистолет! Пуля прожужжала правее нас.

Снайпер с винтовкой, тот самый, который так искусно прострелил нам шины, находился где-то западнее нас. А двое в вязаных шлемах, закрывающих головы, гнались за нами по пятам.

Еще два выстрела. Оба мимо. Они не знали точно, где мы находимся.

Впереди загрохотал товарный поезд. Рельсов еще не было видно. Я побежал быстрее, таща Эмму за руку. Мне под ноги попалась какая-то ямка — очевидно, нора трубкозуба. Я перепрыгнул ее, а Эмма споткнулась и упала навзничь, выдернув руку. Видимо, она ударилась головой о камень или корягу. На правой скуле, под глазом, появилась двухсантиметровая ранка, которую она прикрывала рукой.