— Даже вы?
— Даже я.
— А Юдит?
— Я думаю, он ничего ей не сказал.
— О, любовь доверчива!
— Может быть, но не настолько. Вы ничего не найдете! Какая польза вам от того, что вы схватите нас и сдадите полиции? Денег вам это все равно не принесет.
— Неужели заговорил ваш рассудок?
— Вы удивительно бессердечны! Предлагаю вам сделку: оставьте нам свободу и забирайте деньги! Теперь у вас есть выбор. Либо вы арестовываете нас и остаетесь без денег, либо мы свободны, и деньги ваши.
— Сколько вы нам дадите денег?
— Я предлагаю вам вдвое больше того, что предлагала вам Юдит.
— Тогда наследник получит только гроши. А вы — миллионы и свободу! А почему, интересно, вы решили, что я передам вас полиции? Я совсем не желаю так долго вас за собой таскать.
— Тогда что вы собираетесь со мной сделать?
— У нас есть пули.
— Сэр, это же будет убийство!
— Нет, всего лишь справедливое возмездие. Вспомните ваши дела! В Форт-Юинте вы убили офицера и двух солдат, в Форт-Эдуарде — тюремщика, в Тунисе — подлинного Хантера. А сколько раз вы посягали на мою жизнь! У меня есть полное моральное право вас прикончить. И ваш сын также не заслуживает лучшей участи. Я еще не беру в расчет смерть вашего брата. Вы чудовище, и человек, который уничтожит вас, как бешеную собаку, будет достоин благословения Божьего.
— Чем поможет вам это благословение, если его нельзя выразить в деньгах?
— Существуют другие, более ценные вещи, чем деньги. Впрочем, вы этого никогда не поймете. Вы много раз ускользали от меня, чтобы причинить зло людям. Но теперь вы в моих руках, поэтому можете забыть о свободе. Мы посоветуемся насчет вас. Очень может быть, что наступающий день станет для вас последним.
— У вас ничего не выйдет, потому что вы не вправе меня судить!
— Мы находимся на Диком Западе и поступаем по его закону. Жизнь за жизнь — таков закон прерий.
— Одумайтесь, сэр! Мы можем все разделить поровну…
— Нет, нам нужны все деньги.
— Этого вам не видать! Мое последнее предложение: вы получаете половину, или ничего.
— Нам достанется больше!
— Ничего вам не достанется, ничего! — яростно завопил он. — Даже если вы убьете нас, уничтожите! Мне плевать на смерть! Я умру со счастливой мыслью, что вы как были нищим, так им и останетесь. Денег вам никогда, никогда, никогда не найти.
Это свое тройное «никогда» он буквально проорал. Я спокойно ему ответил:
— Прекратите истерику! Мне известно о кожаной сумке вашего сына.
— Кожаной… — повторил он, почти задохнувшись. — Вы ее видели?
При этом у него был такой вид, как будто его жизнь зависела от моего ответа.
— Видел. Но не в этом дело. Любоваться там нечем.
— Мистер, может, она у вас?
— Но это же сумка вашего сына, она не имеет к вам никакого отношения. Однако у вас тоже есть деньги — ваша доля и доля вашего брата, которую вы у него отняли.
— Это мои деньги, — прорычал он. — Вам их никогда не получить. Если золото чертенка Джонатана засверкает у вас в руках, благодарите своего дьявола. А мое золото — оно мое, и больше ничье. И не смейте тянуть к нему руки!
— А что вы скажете насчет собственных ног?
Он встрепенулся. Казалось, глаза его вот-вот вылезут из орбит.
— Вы полагаете, я настолько глуп, чтобы прятать деньги в носках? Они натерли бы мне мозоли, — нашелся он.
— Не в носках, а в голенищах сапог.
Он сглотнул слюну и, сдерживаясь из последних сил, произнес:
— В сапогах? Так разуйте же меня! Трясите сапоги как вам будет угодно, но оттуда вы не получите ни цента!
И вдруг он резко откинул голову назад, закрыл глаза и тихо пробормотал:
— В голенищах… сапог…
Неожиданно вскочив со своего кресла, устроенного между ножками стола, он проревел:
— Только попробуй прикоснуться к моим ногам, презренная собака, только рискни! Я вырвусь из этих веревок и разорву вас, тебя и твоего мерзавца Виннету, на тысячу клочков.
Лицо его стало багровым.
— Ничтожество, мы вынуждены до поры до времени оставить тебя в живых, но, конечно, ненадолго. Нам плевать на твои угрозы, понял? Сейчас мы тебя развяжем, и ты пойдешь с нами!
— Куда? — спросил он, заметно успокоившись после того, как мы не стали трогать его сапог.
— Увидишь! Если будешь вести себя прилично, мы тебе ничего плохого не сделаем, а если нет — пеняй на себя!
Мы отвязали его от стола и освободили его ноги. Он вышел с нами из хижины, спустился на ближайшую террасу и оказался в жилище Юдит. Там мы опять связали ему ноги и оставили в комнате, примыкавшей к той, где был вход в туннель. Здесь было гораздо темнее. Юдит вместе с караулившим ее Эмери находилась через три комнаты от него. Я пошел к ним. Юдит сидела на стуле, повернувшись спиной к Эмери, моего появления она как будто и не заметила.
— Когда мне сменить тебя на этом посту? — спросил я англичанина, глаза которого были закрыты, а рука поддерживала склонившуюся на бок голову, это была поза спящего, но при звуке моего голоса Эмери тотчас же вскочил и проговорил:
— Я устал и немного вздремнул.
— Я все-таки сменю тебя. У Виннету есть другое дело, а Фогелю я не могу доверить столь ответственный пост.
— Еще бы! Караулить женщину — какое мужественное занятие, это не всякому по плечу.
Я сделал вид, что не замечаю ее язвительности.
— Это у него получится, но я привел еще одного пленника — старого Мелтона.
Юдит вздрогнула, резко повернулась ко мне и удивленно произнесла:
— Я думала, он удрал от вас… Вы же сами недавно это сказали.
— Сказал, но сейчас он в наших руках.
— Вы дьявол, истинный дьявол. И что вы собираетесь теперь с ним делать?
— Прежде всего мы снимем ему сапоги и осмотрим оба их голенища. Увы, сеньора, ваша радость была преждевременна, а насмешки могут дорого вам обойтись.
— Господи, почему я не молчала! Поистине язык мой — враг мой! Уйдет столько денег!
— О! Я должен сделать вам одно признание: старый Мелтон оказался в наших руках задолго до того, как мы к вам зашли. Мы застали его врасплох в его хижине и связали. У него были деньги. Это мы знали точно, но не знали, где именно они находятся. И проще всего было узнать все от вас.
Она встала со стула, подошла ко мне и взволнованно спросила:
— Вы меня обманули?
— Конечно. Я сказал вам, что мы упустили его, и сделал при этом разочарованное лицо. Как я и ожидал, вы пришли в восторг. Вы чувствовали себя победительницей и на радостях выложили все о голенищах его сапог. Моя хитрость была не ахти какой изощренной, но она удалась.
Несколько секунд она стояла как вкопанная. Потом внезапно кинулась на меня и дико закричала:
— Лжец, мошенник, чудовище! Вы играете людьми! Ваше якобы честное лицо — только маска! За ней скрываются неслыханное коварство и вероломство!
Я с силой отстранил ее руки от своего лица, а то ее ногти впились бы в мое лицо.
С искаженной гримасой на лице она нелепо размахивала руками, изображая то наслаждение, которое она испытала бы, расцарапав мое лицо. Я спокойно улыбнулся в ответ на это кривляние и сказал:
— Мне стоит только захотеть, и вы сделаете еще большую глупость, чем та, о которой мы только что говорили.
— Нет, нет, никогда! — закричала она. — Один раз это у вас получилось случайно, но второй раз вы меня не поймаете. Я буду такой же хитрой, как и вы. Думаете, я не знаю, что вы задумали на этот раз? Вам нужно снова что-то выяснить у меня, и вы мне солгали, по-другому-то вы не умеете действовать.
— Что вы называете ложью?
— То, что старый Мелтон у вас в плену.
Она и не догадывалась, что я вывел ее на опасное для нее скользкое место. По моим расчетам, она не могла не сделать новую ошибку.
— Это не ложь! Позвольте узнать, какую же цель, по-вашему, я мог преследовать этой, как вы говорите, ложью.
— Не будем уточнять. Вам это известно, мне тоже. А вы могли бы доказать, что сказали правду?