Почти весь тот день они провели, болтая друг с другом, по большей части пребывая в объятиях эмотов; похожие на детей гиганты стояли по пояс в океанской воде, держа на руках своих «взрослых»; был час прилива. «Нет ничего более приятного, — беспечно призналась Эмилю Карин, — чем запах влажной кожи эмота, его мокрых волос и океана — такого большого, такого мокрого». Эмиль искоса посмотрел на нее. Но Джейн понравился Дейв, и она упросила Карин встретиться с Эмилем снова. Дважды они вместе ужинали. А один раз даже ходили в «Метрополитен-оперу» на «Дон Жуана». Во время всех трех встреч Эмиль был воплощением мужского шарма, таким галантным и спокойным; Карин подумалось: эх, вот бы законодателями стиля до сих пор считались Габсбурги, а не компания «Тексако». Если впоследствии Карин горько сожалела, что не обратила внимания на, скажем так, подтекст Эмилевых ухаживаний, — это было оттого, что она винила себя. Винила себя за то, что положилась на интуицию своего эмота, Джейн. В конце концов, ведь эмоты не призваны защищать тебя от других — только от самих себя.

В их четвертую встречу Эмиль предложил Карин и Джейн переночевать у него дома. Дейв одобрительно затряс своей большой стриженой головой. «Будет здорово! — сказал он Джейн и всем остальным. — А утром мы вместе поиграем!» «Взрослые» рассмеялись, но окончательную точку в решении Карин поставила Джейн, которая выпалила: «Подушками покидаемся!»

«Как это похоже на эмота! - воскликнул Эмиль, когда они с Карин наконец остались одни. — Они совсем как дети, правда?»

«Но не дети».

«Прости?» — немедленно переспросил Эмиль, пораженный ее реакцией.

«Они не дети. Им не надо расти — они уже большие. Они ничего от тебя не требуют — наоборот, это ты предъявляешь к ним требования. Их не надо одевать, кормить, подтирать за ними, — словом, ухаживать. У них отличная интуиция, их можно научить одеваться со вкусом...» — Поняв, что слишком разволновалась, Карин умолкла. К тому же ей уже начинало не хватать Джейн, хотя эмоты оставили «взрослых» всего пару минут назад.

Квартира Эмиля находилась в Верхнем Ист-Сайде, и последнее, что увидела Карин, перед тем как лечь спать, — шумную автостраду Ван-Эйк, бегущую вдоль подернутых рябью свинцово-серых вод реки, такой спокойной, надежной и сильной, точно объятья эмота.

Карин спала в большой спальне, Эмиль - в гостевой. Эмоты поднялись наверх, под крышу, в приспособленное специально для этого, сделанное из резервуара для воды помещение, - Эмиль, как многие состоятельные манхэттенские «взрослые», позаботился и о них. Но ночью, несмотря на «дружественные» дверные запоры («дружественные», потому что представляли собой задвижки), Эмиль каким-то образом пробрался в комнату. Должно быть, в спальню вела потайная дверь или существовал еще какой-нибудь странный способ проникновения.

Мысли об этом с ужасающей непоследовательностью пульсировали в голове Карин, когда она пялилась на аккуратного невысокого мужчину, который преспокойно сидел на краешке кровати, рядом с ней, аккуратно сложив ладони с коротенькими толстыми пальцами с ухоженными ногтями. По крайней мере, он еще не прикоснулся к ней — уже хорошо. Но и самого этого вторжения было достаточно. То, что он очутился рядом с ней ночью, один, и ему было так легко ее коснуться — ужасно! Карин даже не успела подумать о том, что Джейн ей нужна как никогда, — она попросту закричала. Дала знать о происходящем криком. Карин кричала, кричала и кричала, одновременно шаря вокруг себя руками в поисках пейджера для вызова эмотов, который парой часов раньше пристроила на уголке кровати. Первый же крик заглушил голос Эмиля — он пытался сказать ей: «Я просто хотел тебя немного об...». Впоследствии Карин долго пыталась понять, что значило это загадочное «об», хотя с самим Эмилем было все ясно: никакой он не «взрослый», а потенциальный насильник.

У нее осталось смутное, странное воспоминание об этих приставаниях — и еще одно, которое Карин пыталась засунуть в самый дальний уголок своей памяти, дабы оно окончательно не раскачало и без того утлую лодчонку ее здравого рассудка. Карин знала, что в это время Джейн и Дейв должны были спать — эмоты, как и люди, тоже спали по ночам. Более того — спальня для эмотов располагалась тремя этажами выше, под самой крышей здания, так что их явно разбудило что-то другое, нежели крики Карин; и по прошествии времени, даже через пелену страха, она ощутила до странности отчетливое чувство благодарности — ведь Джейн понадобилась бы не одна минута, чтобы добраться до спальни. Она же появилась спустя считанные секунды. Миг — и вот она уже прижимает Карин к своей широкой груди. Миг — и вот она отталкивает от нее Эмиля. Миг — и вот она уже бранит Эмиля с той особой, трогательной интонацией, какой обладают лишь эмоты, — существа, абсолютно лишенные сексуальности и, таким образом, не способные к агрессии. «Ты так напугана, Карин, — зачем ты это сделала? О, Эмиль, — ты все испортил. О, Эмиль, — если ты прикоснулся к ней, нам придется вызвать полицию...» В углу съежился Дейв, гадая, пристойно ли будет ему пойти и начать утешать своего эмота. По лицу Эмиля совершенно ничего нельзя было понять — нужно ему это или нет. Дейв был голым - что тоже не укладывалось ни в какие рамки; но и этого Карин постаралась не заметить. «Все в порядке! - Карин едва не кричала, она чувствовала такое облегчение, что может отвечать, реагировать, а не просто быть объектом, вещью, на которую устремлен взгляд ласковых карих глаз. — Он меня не тронул».

Джейн, окинув Карин пристальным взглядом, рассудила, что так и есть, сгребла в охапку свою «взрослую» и ее сумочку и, прежде чем Карин успела что-либо возразить, понесла ее на север, к углу парковой ограды. «Там всегда стоят грузовые такси», — пояснила стройная красавица эмот. О происшествии она больше не упоминала — и Карин тоже.

Так было до сегодняшнего вечера. Карин снова вздохнула. Отменять свидание поздно — Тревис уже в пути, и потом, он не похож на человека, который станет таскать с собой телефон, скорее поверишь, что корреспонденцию ему приносит на серебряном подносе для писем лакей в ливрее. При воспоминании о том, как очаровательно старомоден Тревис, Карин улыбнулась. Неужели человек с врожденной галантностью способен что-то сделать не так? От него веяло надежностью — и от объятий Джейн тоже. Как обычно, безошибочно угадав ее настроение, спутница-эмот грациозно скользнула к ней через всю комнату и крепко обняла свою «взрослую» подругу. Карин снова подивилась грации и физической привлекательности великанши. Многие эмоты были неуклюже-громоздкими — увеличение нормального человеческого тела в несколько раз возымело странный генетический эффект. На теле некоторых эмотов росли толстые, как проволока, волосы, а если какой-нибудь эмот страдал угревой сыпью, зрелище представлялось не для слабонервных — точно Гранд-каньон на закате.

Но Джейн была само совершенство. Кожа нежного медового оттенка, покрывающий ее пушок — почти белый, и такой мягкий. Карин откинулась в него, в теплый мед, и расслабилась. Она ощутила между лопатками низ живота и лобковый холмик подруги. Странно — в прикосновениях эмота, какими бы интимными они ни были, начисто отсутствовал сексуальный подтекст, и уж тем более — эротизм. Представить то, что обширная вагина Джейн станет использоваться для бессмысленных, животных подергиваний совокупления, было практически невозможно — как невозможно представить Боттичеллиеву Венеру, которая давит прыщик на носу, или шимпанзе, который обращается с речью к обеим палатам Конгресса.

Карин расслабилась. Джейн продолжала обнимать ее — именно так, как нужно, легонько покачивая при этом. Карин как будто заново увидела новые зеленые листочки, украсившие деревья по соседству. Стоял чудесный весенний вечер, она была молода, она была в надежных руках — может, даже была готова к экспериментам и уж точно собиралась хорошо провести время. Карин высвободилась из объятий и обернулась к Джейн, раскинув руки: