Вскоре обнаружилось, что Тревис знает толк в винах — «хороших винах», как он всякий раз уточнял. Он мог по одному лишь букету отличить мюскаде «Шато- Карре» от белого бордосского. Знал, как называются все виды виноградной тли-филлоксеры, каков ее жизненный цикл и какой вред она наносит виноградникам. Однажды он даже сплавлялся на плоту по Роне и пробовал вино из каждого виноградника, который встречался ему на пути. Но, говоря о приобретенном опыте и познаниях, он вовсе не был заносчивым или надменным. Скорее в его манере присутствовала малая толика самоуничижения — хотя и с оттенком иронии, он вполне трезво оценивал свои таланты и способности.

— Вообще-то я просто состоятельный любитель. — Его тонкая верхняя губа дрогнула, и в голосе послышались нотки самоуничижения. - И к тому же невеликий знаток.

— Почему вы так решили? — Карин показалось, что она разговаривает как визгливая старшеклассница, - настолько рафинированным было его произношение.

— Потому, что не могу посвятить себя какому-то одному делу — как вы, например. Порхаю от одного хобби к другому. Но мне нравятся мои увлечения - конечно, тут скрыто явное противоречие, но это так.

Карин уже рассказала Тревису о небольшом ателье, которым владела. Как превратила двухкомнатную квартиру в районе Двадцатых улиц в крошечную швейную мастерскую и наняла на работу шестерых проворных портних-филиппинок. Как сделала себе имя, продавая авторские модели одежды состоятельным обитателям Манхэттена. И о своем недавнем достижении — одна модная империя предложила ей создать собственную линию одежды «прет-а-порте».

Тревис слушал ее внимательно, кивая и одобрительно хмыкая в нужных местах, а когда Карин в первый раз запнулась, задал именно тот вопрос, который было нужно:

— А одежду для эмотов вы тоже шьете?

— О, конечно; вообще-то мое ателье и славится авторскими моделями для эмотов. Знаете ли, некоторые... существует точка зрения, что легче всего взять кусок ткани шире обычного и раскроить по косой...

— Наверное, это как-то связано с тяжестью ткани и ее эластичностью, — сказал Тревис, как всегда, немного натянуто и серьезно. Карин ушам своим не верила — респектабельный, еще молодой, обитатель Манхэттена, знает, что такое — «раскроить по косой»!

— А твой... твоя эмот здесь? — спросил он спустя некоторое время.

— Да, Джейн — вон она, с длинными светлыми волосами. — Карин указала на часть лофта, выделенную специально для эмотов. Разумеется, там были самые высокие потолки — трапециевидный «световой люк» образовывал участок со стенами высотой метров шесть. А еще там стоял подходящий стол двух метров в высоту, уставленный пятилитровыми кувшинами с лимонадом, мускатной шипучкой и шерри-колой — эмоты очень любили приторно-сладкие напитки. Потягивая угощение, они по-детски о чем-то лепетали между собой, что у них сходило за «беседу».

Эмотов было около десяти, самых разных - белых и чернокожих, молодых и не очень. Но спутников Тревиса и Карин узнал бы любой — разумеется, потому, что оба были одеты так же, как их «взрослые». Тревис рассмеялся. Он посмотрел сначала на Карин, потом на Джейн и невольно сравнил подтянутую блондинку лет тридцати, стоявшую перед ним, и гибкую женщину- эмота ростом метра три с половиной. На обеих были хорошо скроенные, расширяющиеся к бедрам жакеты; одинаковые вельветовые брючки-леггинсы, заправленные в башмачки из змеиной кожи. Одинаковые длинные светлые волосы с аккуратно подстриженными челками. Но более всего Тревиса позабавило, что Карин надела на свою Джейн такое же витое серебряное колье, какое было на ней самой. Вероятно, оно стоило уйму денег.

- А это... - Карин указала на коренастого четырехметрового эмота в безупречном твидовом английском костюме в стиле ретро.

- Брайон — да, мой эмот. Мы вместе уже целую вечность. На самом деле он появился у меня вскорости после того, как я покинул «групповой дом».

- Да ну! - выпалила Карин. - И мы с Джейн тоже с тех пор, когда мне было шестнадцать.

В этот момент эмоты решили, что «взрослым» срочно нужно, чтобы их обняли. Джейн появилась позади Карин, нагнулась, обхватила ее за плечи лилейными руками и притянула к себе, прижав всем телом к своему животу и паху. Почти то же самое проделал Брайон с Тревисом, так что оба «взрослых» продолжили разговор уже в защитной «нише».

То ли дело было в том, что в объятьях Джейн она чувствовала себя уверенней, то ли сам Тревис практически очаровал ее эксцентричностью, во всяком случае идея встретиться вновь — сходить куда-нибудь пообедать, или в кино, или в галерею — показалась ей заманчивой. Джейн достала из своей сумочки, в которой из соображений удобства содержалась и сумочка Карин, органайзер, — и Карин обменялась телефонами с Тревисом. Брайон извлек здоровенную, в кожаном переплете записную книжку фирмы «Смайс Бонд-стрит», в которую записал номер Карин огромным позолоченным механическим карандашом.

— Ничего себе! — воскликнула Карин. — Твой эмот умеет писать?

Брайон рассмеялся:

— Нет-нет, Карин, — писать я не умею. За меня это делает Тревис. Но мне нравится рисовать циферки.

Оба «взрослых» посмеялись над наивностью эмота, и этот смех еще больше скрепил их знакомство.

Вскоре они ушли с дегустации; последнее, что запомнилось Карин в ее новом приятеле — это его лицо, розовое и цветущее, точно бутон орхидеи в петлице безупречного твидового костюма Брайона, когда эмот уносил своего «взрослого» в направлении Риверсайд-драйв.

Это было полмесяца назад. Спустя неделю после дегустации Тревис позвонил ей и с похвальной тактичностью осведомился, не желает ли она поужинать с ним.

— Что? Ты хочешь сказать, что вроде как приглашаешь меня на свидание? — Ей так и не удалось скрыть в своем голосе недоверие.

— Ну... э-э... в общем... — Услышав, что он пришел в замешательство, она странным образом приободрилась. — Наверное, что-то в этом роде.

— Тревис, я четыре года не была на свидании!

— И я! — Он едва не кричал в трубку, и от этого они снова рассмеялись. — У меня тоже четыре года не было свиданий, скажу больше — я само слово терпеть не могу, детское оно какое-то.

— Детское?

— Ну да.

Последнее признание не особо впечатлило Карин, тем не менее она согласилась встретиться с ним вечером двадцать девятого апреля в отеле «Ройялтон».

— Ты живешь в районе Двадцатых, я — Семидесятых, так что разделим расстояние поровну. А если все будет нормально, съездим в центр и там пообедаем. — Его голос по телефону звучал куда увереннее, чем сам Тревис себя чувствовал. У него и правда четыре года не было свиданий, а на ночь он не оставался уже лет десять.

Карин же ночевала у приятеля относительно недавно. Года два назад, во время пляжной вечеринки на Лонг-Айленде, она познакомилась с мужчиной по имени Эмиль.

Эмиль был невысоким темноволосым австрийцем лет сорока. Вот уже восемь лет он жил в Нью-Йорке, из них последние пять — со своим эмотом, Дейвом. Эмиль честно признался, что до принятия решения об эмиграции, когда жил в Зальцбурге и владел модным рестораном, он был «производителем», то есть имел обычную семью и растил ребенка. Катрин отнеслась к этому совершенно спокойно. Эмиль был таким славным, таким искренним, и его отношения с эмотом были безукоризненны — огромный чернокожий эмот обнимал своего маленького «взрослого» с очевидной любовью. Многие «взрослые» начинали как производители, а потом решали, что сложные сексуально-эмоциональные связи не для них — ничего постыдного или зазорного в этом нет. С возрастом, приобретя кое-какой опыт, «взрослые» наконец осознавали: все, что им нужно, — поддержка и утешение, словом, то, что как раз и дают эмоты. Если таким «производителям» повезет, «освобождение» совпадет с тем временем, когда дети вырастут и покинут дом, и они смогут безболезненно прекратить отношения со своим партнером-«производителем» и начать зрелые, «взрослые» отношения с эмотом.

Эмиль дал Карин понять, что в его случае именно так и было: «Видишь ли, мы с моей бывшей женой познакомились и поженились еще совсем молодыми. Мы оба из бедных семей, в той среде почти не было «взрослых», практически ни у кого не было эмотов. Думаю, тогда мы полагали, что счастливы, — другого-то не знали. Но постепенно, по прошествии времени... постоянно жить с тем, к кому ты прикасаешься, — он понизил голос, — в том числе занимаешься с ним сексом... Сама знаешь, какие бывают жуткие вещи. — Он вздрогнул и глубже зарылся в объятия толстых, как пожарные шланги, рук своего эмота. — И вот, когда наша дочь решила уйти, — заметь, по собственной инициативе, — в «групповой дом», мы с женой наконец смогли стать взрослыми. Тем не менее нам удалось сохранить дружеские отношения, и я вижусь с ней всякий раз, когда мы с Дейвом приезжаем в Зальцбург, что делаем частенько. Дейв и я даже ночуем у моей бывшей жены Митци и у ее эмота, Гудрун».