Один из них выражает озабоченность засильем исполнительной власти. Нет законов о фонде потребления, о строительном подряде, о порядке приватизации. Чиновник не может быть объективнее даже самой слабенькой депутатской комиссии. Централизация в Москве достигла немыслимых размеров. Это диктатура личности. Дурной пример может поползти по стране.

Горбачев. Разговор мог быть одним до голосования москвичей за введение поста мэра. Раз система вводится, она должна быть системой. Нельзя быть наполовину женщиной, наполовину мужчиной. Или полубеременной. Надо уважать волю москвичей. Дело представителей власти создавать законы, но не вторгаться в механизмы рынка.

Председатели дружно возражают: мэр ввел префектуру и субпрефектуру, а райсоветы лишил исполнительной власти. Мы готовы сотрудничать с префектами, но намерены отстаивать свои права. Попов своими заявлениями о ненужности Советов восстановил против себя депутатов. Когда он был председателем Моссовета, тащил все сюда. Теперь наоборот.

Затем между председателями начинается полемика. Некоторые признают, что Советы в ряде случаев действительно тормозят реформы. Им возражают, что никаких реформ толком у нас еще не проводится, а под предлогом "торможения" пытаются удушить народную власть, вывести себя из-под всякого контроля.

Президент в заключение беседы советует не доводить дело до противостояния между исполнительной и законодательной властями, ибо за этим неминуемо последует раскол общественный. Не нужно подчинять дело амбициям, говорит он. Этого мы и наверху нахлебались вдосталь.

- Исполкомы не должны препятствовать реформам. Ничего не получится, если не будем решать вопросы власти, управления, собственности. Сидим на огромных ресурсах, а народ нищенствует. Лучшие люди и средства шли у нас на содержание военно-промышленного комплекса. Так неужто надо и дальше гнать так же? Но если бы ребром поставили этот вопрос, реформы были бы похоронены. Что мне только пришлось вынести на пленумах! Разве партия, рядовые коммунисты были виноваты? Нет. Это удельные князья, сатрапы. Я имею право ставить вопросы так, ибо мог спокойненько править, но совесть не позволила. От левой, утопической модели, которая навязывалась обществу, надо уходить. Пути действительной реализации социалистической идеи - через экономическую и политическую свободу.

11 октября. На заседании Госсовета Кравчук предложил ограничиться обсуждением Экономического соглашения, а Горбачев доказывал необходимость обсудить также вопрос о дальнейшем порядке работы над Союзным договором.

В результате дискуссии подтверждается готовность подписать Договор до 15 октября.

Бакатин докладывал о направлении реформирования КГБ. Это, по его словам, функциональная дезинтеграция, децентрализация, деидеологизация, демократизация. А численность органов около 500 тысяч, бюджет свыше 6 млрд. рублей.

14 октября. С утра Михаил Сергеевич пригласил нас с Ревенко, Андреем Грачевым и Черняевым обсудить положение с Экономическим соглашением и Союзным договором. Разговор, как всегда, выплеснулся вширь: от Гоголя (в связи с обращением к Верховному Совету Украины с призывом облагоразумиться) до предстоящей президентской кампании. Михаил Сергеевич пожурил меня за то, что якобы я поддался влиянию россиян и вместо единого государства ратую всего лишь за Союз. Настойчиво повторял: нужен избранный всенародно президент. Однако согласился, что сейчас не следует чересчур спешить. Надо дать республикам ощутить вкус независимости и груз ответственности.

16 октября. На заседании Госсовета об экономическом союзе докладывает Григорий Явлинский. Называет цифры: спад производства в 1991 году на 15 процентов, в 1992 году ожидается 23-25 процентов. Безработица порядка двух миллионов человек. Если не будет создан общий рынок труда, можно ожидать и пяти миллионов. Уровень инфляции - 2-3 процента в месяц, внешний долг - 800 млрд. рублей. Остановка производства и рост цен в 2-3 раза создадут тупиковую ситуацию.

21 октября. В узком кругу в Ореховой комнате обсуждали вопросы Союзного договора. Речь шла о том, как стимулировать интерес республик к объединению, не пережимая, чтобы, не дай бог, не появилось опасения, что их хотят загнать в общий котел.

Горбачев. Надо, чтобы в народе не забыли о референдуме 17 марта. Это ведь мы первый в истории провели. И вот теперь чуть ли не посылаем его к ядрене бабушке. Госсовет в принципе согласился, что нужно подписывать Договор в ноябре. Республики разбрелись далеко, надо их собирать. Ничто сейчас не пойдет без согласования с Ельциным. Пока получается, но будет плохо, если у Бориса Николаевича сложится мнение, что хитрый Горбачев реанимирует старый Центр и хочет лишить россиян плодов августовской победы. Ему это подбрасывают. Я с ним на эту тему разговаривал. Говорит: вижу.

1 ноября. С утра Горбачев просидел с Григорием Явлинским, Ревенко и председателем Арбитражного суда Вениамином Федоровичем Яковлевым. Обсуждали: что делать? Ельцин после выступления на Съезде народных депутатов РСФСР с программой реформ и требований особых полномочий на переходный период буквально вверг в шок дерзкими заявлениями о намерении объявить Госбанк СССР российским, сократить на 90 процентов численность МИДа, распустить 80 министерств и т. д.

Правда, после разговора с Силаевым Борис Николаевич отрекся от покушения на Банк, которое озлобило и напугало республики да и Запад привело в смущение при всем его расположении к новому нашему реформатору.

2 ноября. Горбачев встречался с Ельциным, затем позвал нас с Ревенко и рассказал, что и как было.

- Я сказал Борису: "Давай говорить по-мужски. Ты меняешь политику, уходишь от всего, о чем мы условились. А раз так - теряет смысл и Госсовет, и экономическое сообщество. Я подаю в отставку. Бери вожжи в руки, раз тебе этого хочется, правь в одиночку. Я в этой кутерьме участвовать не буду. Скажу всем так: вот, друзья, лидеры 15 республик, я вас подвел к независимости, теперь, похоже, вам союз больше не нужен. Что ж, живите дальше, как заблагорассудится, а меня увольте".

Ельцин стал горячо доказывать, что политику менять не собирается, верен обязательству, слово у него твердое. Тогда я его спросил, значит ли это, что он согласует свои реформы с республиками? "Обязательно, - отвечал он, - я их ведь только решил поприжать: дескать, не будете следовать за Россией в реформах, нам придется все делать без вас, а уж тогда не посетуйте, будем блюсти прежде всего свой интерес. Так что в ближайшие дни все согласуем. Им деваться некуда".

Ладно. Пошли дальше. Ты, понимаешь, Борис Николаевич, что значит, когда Козырев заявляет, что-де обойдемся без союзного МИДа? Кто будет участвовать в Хельсинкском процессе, представительствовать в ООН, вести разоруженческие дела? Ведь все это требует и опыта, и знаний, и кадров, и главное - права выступать от всех республик.

Ельцин согласился. Сказал, что насчет сокращения на 90 процентов мидовского персонала - это был образ, примерная цифра. Можно и не 90, а, скажем, 70. "Ой, Борис, - возразил Михаил Сергеевич, - кто-то тебя все время подначивает, толкает на крайние заявления, а потом тебе же приходится отдуваться. Зачем это? Будь аккуратней в заявлениях. МИД - это ведь русские люди, мощное, можно сказать, столетиями формировавшееся учреждение. Так зачем же его разорять. Уж лучше возьми целиком в Россию. Придет момент, так и будет. Но сейчас-то надо сохранить".

Ельцин и с этим согласился. Так он по всем пунктам отступил, обещал действовать согласованно.

Горбачев был явно доволен. Видимо, действительно приготовился уйти, хлопнув напоследок дверью. А когда это отложилось, у него отлегло от сердца. Все-таки он, что ни говори, человек момента - часа, дня, недели. Сегодня хорошо - и ладно, а там видно будет.

Между тем я слушал и думал про себя, что российский президент лукавит. Завтра опять что-нибудь такое-этакое вытворит. Да что завтра! Он ведь клялся, что будет вести дела разумно, а в папке бумаг к заседанию Госсовета, назначенному на 4 ноября, лежит у него обращение к Президенту СССР с требованием передать все торгпредства России без каких-либо обещаний компенсировать другим республикам их долю. Даже не потрудилась его молодая ватага напрячь мозги и выдавить 2-3 приличествующих случаю довода. Просто так: забираем и все. Вообще все сильнее ощущается почерк "ребятишек", как их обозвал Хасбулатов. Наша команда не без греха, но эта такое вытворит, что страна еще вздрогнет и вздыбится.