Должен сказать, что в этих кругах личность Бориса Николаевича оценивали немногим выше, чем Горбачев. На Первом съезде народных депутатов СССР в перерыве между заседаниями я подошел к Гавриилу Попову, сидевшему неподалеку, и спросил его, почему демократы решили взять себе в вожаки Ельцина, что они в нем нашли.

- Народу нравится, - хитро подмигнув, объяснил Попов. - Смел, круче всех рубит Систему.

- Но ведь политический потенциал не больно велик, - возразил я, говоря, чуть ли не дословно, словами своего шефа.

- А ему и не нужно особенно утруждать себя, это уже наша забота.

- Гавриил Харитонович, ну а если он, что называется, решит пойти своим путем? - спросил я.

- Э, голубчик, - ответил он, тихо посмеиваясь в обычной своей манере, - мы его в таком случае просто сбросим, и все тут.

А я вспомнил, что нечто подобное происходило 20 лет назад, когда Шелепин и его друзья, которых за глаза называли "комсомолятами", приняв активное участие в свержении Хрущева, двинули на первый пост Брежнева как своего рода промежуточную фигуру, серого, никчемного человека, который будет вынужден по первому требованию уступить свято место бывшему молодежному лидеру. Не тут-то было. Леонид Ильич так уцепился за власть, что его невозможно было оторвать от нее даже полупарализованного. Он оказался к тому же гроссмейстером политической интриги, и Шелепина скоро вытолкали взашей. Тем же кончилась игра радикал-демократов с Борисом Николаевичем.

Именно недооценка возможностей оппозиции и бойцовских качеств Ельцина сыграла решающую роль в его успехе. Наполеона как-то спросили, почему ему удается неизменно одерживать победы над немецким фельдмаршалом Блюхером? Полководец ответил: "Потому что Блюхер строит свои стратегические планы, исходя из того, что перед ним Блюхер. А я, Наполеон, вижу перед собой Наполеона". Горбачев, как я уже сказал, был невысокого мнения о своем сопернике и поплатился за это. Он потерпел первое поражение, когда не смог помешать избранию Ельцина Председателем Верховного Совета России. На заседаниях Политбюро при обсуждении этого вопроса разговор в целом шел корректный - в том смысле, что никто из выступавших не говорил прямо о необходимости любой ценой не допустить избрания Ельцина как признанного к тому времени лидера оппозиции.

Говорили о другом - как обеспечить победу своего кандидата. На эту роль выдвинули первоначально Александра Владимировича Власова, занимавшего пост Председателя Совета Министров Российской Федерации. Ему и Георгию Петровичу Разумовскому было поручено доложить, как складывается обстановка. Оба были оптимистичны. По их словам, 80 процентов российских депутатов - коммунисты, и будут голосовать по рекомендации Центрального Комитета. Конечно, какая-то часть может отколоться под влиянием демократов, поэтому следует основательно с ними поработать. Предлагалось, чтобы секретари ЦК встретились с первыми секретарями обкомов партии, те в свою очередь проинструктировали "своих" депутатов. По итогам заседания был утвержден, как водится, план действий на нескольких десятках страниц, где скрупулезно расписывалось, кому, что надлежит делать. И над всей этой сценой витало ощущение спокойной уверенности власти, которая полагает себя неколебимой. Эти люди, привыкшие повелевать и убежденные в вечности системы, просто не допускали мысли, что что-то может случиться наперекор их воле. Наверно, так полагал и Николай II в канун революции.

Воспользовавшись одной из встреч с генеральным после заседания Политбюро, я рискнул обратить его внимание на ошибочность оценки ситуации. В действительности не было никаких гарантий, что члены партии будут выполнять решение ЦК. Не первый раз была возможность убедиться, что политическая реформа начала действовать хотя бы на этом уровне - многие партийцы не считали себя более обязанными слепо подчиняться велениям ЦК. Более того, в силу вступили разнообразные социальные, национальные и местные интересы, которые приобретали решающее значение для голосования депутатов. Уже тогда партийные социологи считали, что итоги голосования в Верховном Совете непредсказуемы, поскольку, по их подсчетам, голоса расколются почти поровну. В таких условиях решающее значение приобретает личность кандидата, а в этом смысле тягаться с популярным Ельциным Власову, хотя он симпатичный человек и неплохой работник, просто не под силу.

- Если вы хотите, Михаил Сергеевич, иметь близкого и надежного человека на этом посту, надо не пожалеть кого-то из своих соратников. Наибольшие шансы выиграть этот раунд имеет Николай Иванович Рыжков. В конце концов, премьера найти легче.

Горбачев отрицательно покачал головой.

- Николай Иванович нужен мне здесь, - сказал он. - Это ключевой пост. А там... нечего бояться, все будет как надо. Вот увидишь.

Оптимист по натуре, которому в жизни всегда везло, он неизменно был уверен в благополучном для себя исходе всякого дела и, соответственно, не готовился к худшему. За время нашей работы я почти не видел его в состоянии страха перед будущим и даже опасений, побуждающих принять дополнительные меры предосторожности. Так и на этот раз: он спохватился лишь тогда, когда изнурительный выборный марафон подходил к концу и чаша весов склонялась явно в пользу оппозиции, правильно сориентировавшейся в обстановке и кинувшей в бой все свои не столь уж великие в то время силы.

Горбачев к тому же сделал неверный шаг, отправившись в Верховный Совет России, чтобы лично убедить депутатов в нежелательности избрания Ельцина. В окружении ему настойчиво рекомендовали не делать этого. Он никого не послушал и только раздразнил российских депутатов, которые до того воздерживались, а теперь, как говорится, "из принципа" решили проголосовать за лидера оппозиции.

Надежду лично воздействовать на депутатов еще можно объяснить уверенностью президента в неотразимость своего обаяния и силу аргументов. Но ничем нельзя оправдать, что, когда Власов благоразумно снял свою кандидатуру, он согласился поддержать притязания на пост Председателя Верховного Совета Ивана Ивановича Полозкова. Заведомо было ясно, что человек, за которым утвердилась репутация ретрограда, обречен на поражение. Однако Горбачев упрямо отводил все доводы, возражал, что мы не знаем психологии депутатов, Полозков популярен в простом народе.

- А знаешь, - сказал он как-то, - ведь Полозков неплохой парень, хотя и звезд с неба не хватает.

- Но ведь он уже несколько раз с трибуны ЦК выступал с явно антиперестроечными речами да и в ваш адрес бросал камни. Если бы мне пришлось выбирать между Ельциным и Полозковым, я бы, честно говоря, голосовал за Ельцина.

- Знаю, Георгий, вы, мои помощники, не прочь подсобить демократам.

- Так вы ведь сами первый демократ. К тому же, помните, я ведь рекомендовал выдвинуть на российского председателя Рыжкова.

- Чего уж теперь говорить, он не депутат.

В шахматах довольно обычная история, когда выдающийся гроссмейстер проигрывает партию мастеру средней руки, потому что не принял его всерьез. Так и Горбачев проиграл эту важную партию Ельцину. Благоразумный гроссмейстер, потерпев неожиданное поражение, пристальней присмотрится к противнику, сделает домашние заготовки и при очередной встрече возьмет реванш.

Увы, несмотря на чувствительный удар по его положению и самолюбию, Михаил Сергеевич продолжал ни во что не ставить Ельцина, сам себя убеждал, что потенциал соперника исчерпан, и пытался убедить в том же общество. Обида брала верх над политическим расчетом, гордость заслонила здравомыслие.

Это проявилось во время поездки президента в Свердловск. Сам выбор маршрута был своего рода вызовом в момент, когда рейтинг Горбачева резко упал, а Ельцин продолжал набирать очки. Свердловск считался в некотором роде цитаделью демократического движения. Ельцин вырос на этой земле, многие годы работал в различных организациях и, наконец, был первым лицом местной партийной власти. Конечно, у всякого, кто занимал подобный пост, достаточно врагов: кого-то незаслуженно обидел, кому-то не уделил внимания; один ненавидит "губернатора" за то, что 10 лет ждал и не получил жилья, другой - за то, что был несправедливо осужден и т. д. Полагаю, Ельцин в этом смысле не исключение. Во всяком случае у меня не сложилось впечатления, что свердловчане как один обожают своего бывшего руководителя и готовы поставить ему памятник за мудрое правление. Да и сам он, честно надо признать, не похвалялся особыми достижениями, как Лигачев, без лишней скромности утверждавший, что при нем Томск благоденствовал.