— Семеркет, добрый друг, — Снеферу попытался заговорить жизнерадостным тоном, — зачем вы сюда пришли? Решили, что это я убил Хетефру?

Чиновник, фыркнув, развязал концы шерстяной ткани и перевернул сверток. На землю кучей высыпались почерневшие черепки, которые он нашел в заброшенном лагере в Великом Месте.

— Я разбил горшок, который принадлежал Хетефре.

— Хетефре? Не припомню, чтобы у нее был такой…

— Ты сможешь его починить? Я не хочу оскорбить ее дух.

Снеферу кивнул:

— Если все куски здесь, тогда я смогу починить его для вас.

— Я подумал, что лучше принести горшок тебе, поскольку ты, вероятно, его и сделал?

Если бы горшечник ответил утвердительно, Семеркет бы понял, что лагерь разбил кто-то из жителей деревни, что костер не был разведен столетия назад.

Но Снеферу покачал головой:

— Может быть, когда горшок снова будет целым, я смогу ответить на этот вопрос.

— А когда он будет готов?

— Здесь так много черепков, а я так занят собственными делами. У меня ведь нет помощников, знаете ли…

— Так когда?

— Через несколько недель.

Семеркет вынул из пояса золото и положил на стол.

— Я дам еще столько же, если ты сможешь починить быстрее.

Но горшечник просто оставил золотое кольцо лежать там, где оно лежало, даже на него не взглянув.

— Я сделаю это, когда смогу, друг Семеркет, — ответил он. — Я уже сказал.

И он снова завертел гончарное колесо.

Когда Семеркет оставил лавку, горшечник положил золото на ладонь и презрительно фыркнул.

На другой стороне реки, в Восточных Фивах, дым жертвенного огня поднимался к небу из храма Сехмет, шелковисто свиваясь и становясь жидким черным пятном. Было раннее утро, храмовые огни пылали, алкая первые жертвы.

Жена Ненри, Меритра, ждала с краю толпы паломников, сжимая мятый кусок папируса. Она нервно переминалась с ноги на ногу, и при каждом ее движении ее бесчисленные браслеты звенели. Она нашла глазами своего дядю, господина старшего жреца Ироя, который молча молился Сехмет.

Все расступились, когда к алтарю повели первого быка. Животное послушно зашагало по лестнице туда, где его ждали Ирой и жрецы. Там бык потряс головой, показывая, что желает принять смерть. Меритра знала, что это старый трюк — жрецы налили быку в уши святой воды.

Сразу же после того, как один из жрецов оглушил быка ударом молота по черепу, ее дядя проворно вспорол ему горло большим бронзовым ножом. Бык упал на колени, конвульсивно опорожнив кишечник на алтарь, дымящаяся кровь залила руки Ироя. Соленый железистый запах крови и едкий запах дерьма коснулся ноздрей его племянницы.

Ирой у алтаря зачерпнул руками кровь и испятнал ею одеяние богини. Покрасневшая ткань облепила груди Сехмет, обрисовав наготу божества.

Солнце заблестело на беломраморном алтаре, залив храм ярким слепящим светом и на мгновение ошеломив Меритру. Она почувствовала, что теряет сознание. Перед ее глазами задрожали шелковистые гало, пронзительная музыка, которую играли на флейтах жрецы, странно отдавалась в голове. Женщина молча ждала, пока Ирой осыплет мертвого быка зажаренным ячменем, как предписывала традиция. Опытные помощники жреца начали свежевать тушу, потом отрубили ляжки сверкающими серебряными топорами.

Жирные бедренные кости протянули верховному жрецу, тот положил их в жертвенный огонь, и кости, зашипев, стали брызгать жиром, когда пламя взметнулось, чтобы их поглотить. Кровь побежала по мраморному алтарю в специально обустроенный пруд.

Меритра упала в обморок.

Очнулась она в святилище дяди. Ее тошнило, во рту ощущался вкус желчи.

— Что?.. — спросила она.

Ответом ей был долгий тихий рык. Над ней стояла львица, подозрительно принюхиваясь. Меритра завопила. Кошка сделала шаг назад, не понимая, что это за вопящее существо, и укрылась за ногами человека, который держал ее на привязи.

— Тише, тише, Таса, — негромко, успокаивающе сказал человек, почесывая голову зверя. — Это всего лишь моя глупая племянница.

— Убери ее! — умоляюще сказала Меритра.

— Я бы посоветовал прекратить крик, племянница. Таса может подумать, что ты — всего лишь игрушка. А когда у нее на уме озорство, Тасу трудно остановить.

Верховный жрец был похож на свою племянницу — вплоть до широкого носа и узких глаз. Но такие черты делали Меритру нескладной и мужеподобной, а дядю — красивым. Он был все еще прямым и сильным, несмотря на свой возраст, хотя и начал слегка толстеть.

Святилище Ироя представляло собой маленькую комнату позади святая святых, где находилась богиня. На стенах висели туго натянутые львиные шкуры. По периметру комнаты стояло множество принесенных по обету статуй, изображающих львиную богиню. Некоторые из них были отлиты из золота и других драгоценных металлов, иные вырезаны из камня. Это подношения воинов, которым очень хотелось заручиться благоволением богини войны.

— Итак, почему ты сегодня пришла со мной повидаться? — снисходительно спросил дядя Меритры.

Он протянул привязь Тасы младшему жрецу, заботливо приказал покормить львицу, и животное увели из святилища.

— Из-за Ненри! — ответ Меритры прозвучал капризным хныканьем. — Он меня ударил!

Ирой сел на трон, вытирая лезвие жертвенного ножа мягкой тканью, и засмеялся.

— Он молодец. Тебя надо чаще бить, моя дорогая. Я так ему и сказал, когда он на тебе женился.

Меритра спрятала лицо в руках, из глаз ее потекли слезы. В голове у нее стучало.

Ирой вздохнул. Он всегда немного стыдился чада покойного племянника, предпочитая держать Меритру подальше от своих глаз. Жрец поудобней устроился в кресле. Банальные супружеские неурядицы нагоняли на него скуку. Но следующие слова племянницы привлекли его внимание.

— Я знаю, что за этим стоит его брат, Семеркет!

Обычно вялый голос Ироя сразу стал резким:

— А что с ним такое?

— Он расследует убийство жрицы, там, в Восточных Фивах…

— Я слышал об этом. Продолжай.

— Прошлой ночью от него пришло послание… Вот это, — Меритра протянула дяде скомканный лист папируса. — Он пытается втянуть Ненри в нечто такое, куда тот не должен встревать. Когда я попыталась вмешаться, муж меня ударил. Впервые за время нашей женитьбы.

Теперь она плакала уже непритворно.

— Утром, после того, как Ненри ушел, я взяла письмо, чтобы показать тебе. Я хочу, чтобы ты его остановил, дядя! Я знаю — что бы этот безумец ни попросил его сделать, это поставит нас под угрозу.

Ирой быстро пробежал глазами письмо, водя окрашенным хной ногтем по иероглифам. «Моему брагу Ненри, да пребудет с тобой богатство и жизнь, Семеркет, чиновник Канцелярии Расследования и Тайн, шлет приветы. Брат, мне нужна помощь, которую ты обещал. Иди на рынок. Переоденься знатным человеком. Говори, что ищешь царские драгоценности. Заверяй, что тебе нет дела, откуда они. Если тебе их предложат — купи одну или две. Когда ты это сделаешь, доставь их на другую сторону реки. Остальное объясню при встрече. Твой брат Семеркет».

Ирой отложил папирус.

— Ты знаешь, о чем тут говорится? — резко и грубо спросил он.

— Н-нет.

Меритра не умела читать.

— Ненри нарушил свой обычный распорядок дня?

— Да! Да, так и есть! Он послал весточку градоправителю, сказав, что заболел. Потом одолжил богатый плащ и отправился на базар — но я не знаю, зачем.

Грязное ругательство сорвалось с губ Ироя. И, странное дело, когда он снова посмотрел на племянницу, на лице его читалась даже некоторая признательность.

— Это может и ничего не значить. В любом случае, тебе лучше не говорить Ненри, что я видел этот папирус, — Ирой протянул ей письмо. — Положи его обратно, туда, где нашла. Ничего не говори мужу.

— Да, дядя.

Выражение его лица слегка смягчилось:

— Ты хорошо поступила.

Меритра благодарно улыбнулась. Если она, как сказал дядя, хорошо поступила, может, рискнуть задать вопрос…

— Дядя…

— Да?