Взяв кое-что из своих вещей, хранившихся в небольшой кожаной сумке в архивной палате, он завязал их в узелок: несколько монет, кольцо покойной жены, прядь детских волос, ложку, выточенную из коровьего рога, и письменные принадлежности.

Барнелл приказал немедленно приниматься за дело, и Корбетт не стал медлить. Он подумал было, не подать ли прошение в казначейство о выдаче ему денег, но потом решил, что это слишком хлопотно. Тамошние чиновники на редкость подозрительны, особенно насчет своего брата. Придется долго ждать, пока прошение будет рассмотрено, а потом ему выдадут столько, что он пожалеет о своей затее. Нет, решил Корбетт, поплотнее завернувшись в плащ, лучше взять собственные деньги у ювелира в Чипсайде, а потом представить Барнеллу отчет о расходах. В конце концов, не в деньгах загвоздка, ведь у него неплохое жалованье, да и дом в Сассексе давно продан. Зачем нужен дом, если нет семьи? Покидая Вестминстерский дворец, Корбетт постарался прогнать прочь печаль. По отметке на свече, горевшей в железном гнезде на одной из скамей, он понял, что уже три часа пополудни. Толпа понемногу расходилась — тяжущиеся со связками документов, довольные или раздраженные стряпчие, приставы в разноцветной одежде, сопровождавшие скованных между собой преступников из зала суда в тюрьмы Тан, Маршалси или Ньюгейт.

Корбетт благополучно миновал всех и оказался на берегу реки. Несмотря на непогоду, он решил нанять барку, и самый уродливый лодочник, какого ему когда-либо приходилось видеть, настойчиво предлагал ему знакомство с лучшими красотками из публичного дома, где сам побывал накануне. Наконец, наслушавшись о плотской жизни лодочника, продрогший и промокший Хью добрался до причала Квиншита и направился в сторону собора Святого Павла. Последние торговцы, уличные продавцы угрей и водоносы отчаянно старались выжать хоть немного денег из редких припозднившихся прохожих. Улицы пустели. Дети разбегались по домам. Подмастерья, закончив работу, зажигали фонари, как то было предписано отцами города.

Город готовился к ночи, и Корбетт вспоминал слова Барнелла о старых язвах, набухающих гноем. За пенни он купил у булочника последнюю буханку и, запихнув в рот кусок хлеба, зашагал по Рыбной улице, обходя лужи и кучи мусора и стараясь побыстрее миновать вонючие рыбные ряды. Мимо прогромыхала пустая угольная телега с черным как дьявол возницей, довольным дневной выручкой. Пришлось Корбетту подняться на крыльцо, чтобы ее пропустить, и он заметил на другой стороне улицы одинокую фигуру с колодками на руках и тухлой рыбиной на шее. «Ловкач из торговцев рыбой, — решил Корбетт. — Поймали свои же или городские власти на продаже тухлятины, вот и приговорили к публичному осмеянию».

Корбетт пошел дальше и свернул на Чипсайд-стрит, широкую улицу, которая пересекала Лондон с востока на запад и с некоторых времен считалась главным местом обитания лондонских ремесленников. Здешние дома были и повыше и повнушительнее, иногда даже в три или четыре этажа, оштукатуренные, со вставленными в оконные переплеты полированными роговыми пластинами, с выкрашенными в яркие цвета деревянными стенами и фронтонами, на которых, как правило, красовался герб гильдии золотых дел мастеров. Около одного из таких домов Корбетт остановился и постучал в тяжелую деревянную дверь. Послышался звон цепей и скрежет замков, прежде чем дверь приоткрылась, повернувшись на прочных петлях. Дюжий привратник с трещащим факелом в руке бесцеремонно спросил, какие такие дела могут быть в столь поздний час. Сдерживая гнев, чиновник ответил, что хочет поговорить с купцом Джоном де Гизаром. Привратник едва не захлопнул дверь перед носом Корбетта, но тут за его спиной возник тучный невысокий человек, который, поднявшись на цыпочки, попытался разглядеть незваного гостя.

— Эй, да это же Хью Корбетт! — воскликнул он, отталкивая слугу. — Хотите вложить еще денег, господин чиновник?

Хью улыбнулся, глядя на круглое лицо приветливого хозяина дома. Ему нравился де Гизар, который никогда не пытался скрыть свою жадность.

— Нет, господин ювелир, пришло время проверить управляющего моими делами и получить деньги назад.

Хью едва не рассмеялся, видя разочарование ювелира. Тот считал Корбетта отличным клиентом, регулярно приносившим деньги и редко требовавшим выплат. Непростой человек, размышлял ювелир, вглядываясь в смуглое костлявое лицо и прикрытые веками глаза чиновника. Такой обеспеченный, а ютится один на чердаке на Темза-стрит.

Проницательные глазки ювелира разглядели больше, чем нужно, однако ему хватило ума промолчать. Он лишь вздохнул и пригласил чиновника в темную контору, после чего приказал присмиревшему привратнику зажечь свечи и принести гостю вина. Поддерживая Корбетта под руку, де Гизар привел его в святая святых своего дома и усадил на низкий табурет, а привратник зажег высокие восковые свечи в железных подсвечниках, расставленных по всей комнате, что было разумно, удобно и одновременно говорило о богатстве хозяина дома. Пол был полированного дерева, на стенах висели роскошные, обрамленные золотым узором гобелены с вытканными на них библейскими сюжетами. У дальней стены помещался большой дубовый стол с табуретом, а над ним висели полки с аккуратно разложенными и пронумерованными свитками. По обеим сторонам стола стояли кожаные и деревянные сундуки, укрепленные полосами из железа и запертые на тяжелые висячие замки. Принесли два наполненных кубка, и Корбетт узнал вкус лучшего гасконского вина, немного подогретого и сдобренного пряностями. Когда слуга ушел, ювелир и чиновник выпили за здоровье друг друга, и ювелир сел на сундук напротив чиновника.

— Сколько? — спросил он. Корбетт улыбнулся:

— Десять фунтов, но вы, господин де Гизар, не беспокойтесь, почти все вернется к вам обратно. Поручение короля.

Де Гизар довольно усмехнулся. С зажатым в ладонях кубком он был похож на престарелое дитя.

— И какое же это поручение? — спросил он с надеждой в голосе.

Корбетт не сомневался в том, что де Гизар задаст этот вопрос, и заранее продумал ответ.

— Ладно, — не торопясь, проговорил он. — Вам я могу сказать. Все дело в Дюкете. Он из вашей гильдии и повесился в церкви Сент-Мэри-Ле-Боу. Мне приказано расследовать…

Он запнулся, заметив, как изменилось лицо де Гизара. Что это? Страх? Ужас? Может быть, чувство вины? Пораженный Корбетт ничего не понимал. Де Гизар побледнел, не на шутку разволновавшись.

Он вскочил с места, подбежал к одному из кожаных сундуков. Не прошло и нескольких мгновений, как ювелир уже отсчитал Корбетту деньги, словно хотел побыстрее отделаться от своего гостя.

— Вот ваши деньги, господин чиновник. — Он открыл дверь. — Уже поздно, вам пора…

Он махнул рукой. Корбетт поднялся, убрал монеты в кошель и двинулся к двери.

— Спокойной ночи, господин де Гизар, — прошептал он. — Может быть, я еще вернусь.

Выйдя на холодную темную улицу, Корбетт услышал, как захлопнулась дверь, и ему стало ясно, что от его слов по тихой заводи уже пошли круги. Он посмотрел на узкую чистую полоску неба между домами. Ярко сверкали далекие звезды. Понимая, что ночь предстоит холодная, Корбетт быстро зашагал по пустынной Чипсайд-стрит. Завидев тени в переулке, он вытащил из-под плаща длинный кинжал, и тени растворились в темноте. Через некоторое время Корбетт остановился перед таверной, манившей запахом эля, теплом и светом. Замерзший и голодный, он только теперь вспомнил, что толком ничего не ел целый день, однако, взглянув на темнеющую вдали церковь Сент-Мэри-Ле-Боу, с сожалением решил, что таверна подождет.

Церковь, окруженная невысокой каменной оградой, алтарной частью смотрела на улицу, а вход, над которым возвышалась квадратная башня, был обращен в другую сторону, где находилось кладбище. Рядом с церковью стоял дом, наполовину деревянный и крытый соломой, — как понял Корбетт, жилище священника. От обоих зданий уже веяло запустением и тленом. Мрачное место, подумал Корбетт, чувствуя, как волосы у него на затылке становятся дыбом от ощущения неведомой, но грозной опасности.