8

Утром Корбетт встал рано и вновь отправился в церковь Сент-Мэри-Ле-Боу на Чипсайд-стрит. Неряшливая женщина, убиравшая в доме священника, сказала, что самого священника нет, но если господин желает, то может его подождать. Чиновник пересек двор и вошел в церковь с главного входа. Внутри никого. Все как будто так, как должно быть. Алтарь на месте. О чудовищном преступлении ничего не напоминает, только стулья и скамьи все еще сдвинуты к стене. Корбетт завернулся в плащ и уселся, прислонившись к цоколю колонны в нефе. Подняв голову, он долго смотрел на черный железный штырь, на котором якобы повесился Дюкет, а потом перевел взгляд на алтарь, стоявший на положенном месте.

Вдруг что-то привлекло его внимание. Он встал и передвинул алтарь на то место, где видел его в последний раз. Постаравшись сделать это как можно точнее, Корбетт взобрался на него и стал осматривать железный штырь над своей головой. Увидев все, что ему было нужно, он спрыгнул на пол, поставил алтарь на место и повернулся, чтобы уйти… и едва не закричал от страха — к нему приближалась фигура в черном.

— Доброе утро, господин чиновник. Я напугал вас?

Корбетт смотрел на болезненно-бледное лицо священника Беллета, стараясь взять себя в руки, пока сердце продолжало громыхать в груди от только что испытанного ужаса.

— Нет, — солгал Корбетт. — Я осматривал место, где умер Дюкет.

— А, ну да, Дюкет. Представляю, как вы заняты этим делом.

Корбетт уловил сарказм в голосе Беллета и заметил, как его тонкие бледные губы скривились в усмешке. Он ненавидел этого священника и его заговорщическую повадку, словно он что-то такое знал и потому позволял себе шутки в адрес Корбетта.

— Да, отец настоятель, — неспешно ответил он. — Я действительно был очень занят, читал донесение об Уильяме Фиц-Осберте и нечестивых обрядах, проводившихся в этой церкви.

С удовольствием он смотрел, как при упоминании Фиц-Осберта усмешка сползла с побелевшего лица священника.

— Кажется, я напугал вас, отец настоятель? Вам ведь известно о Фиц-Осберте? Но он больше не причинит нам вреда, ведь его сожгли сто лет назад. — Священник не мог скрыть охватившего его ужаса. На лбу у него выступил пот, и он с силой тер ладони о грязную рясу. Корбетт внимательно наблюдал за ним. — Что с вами, святой отец?

Священник оглянулся, словно кто-то мог подслушивать их, таясь в темном углу.

— Ничего, — прошептал Беллет. — Совсем ничего. Я не понимаю, какое отношение смерть Фиц-Осберта имеет к самоубийству Дюкета.

Корбетт похлопал священника по плечу.

— Ах, святой отец, — проговорил он ласково, — Дюкет не совершал самоубийства. Его убили, и я постараюсь, чтобы убийцы не остались безнаказанными.

Корбетт обошел священника кругом и покинул холодную темную церковь, оставив Беллета одного. Чиновник намеревался идти в «Митру», но едва он ступил на Чипсайд-стрит, как кто-то положил руку ему на плечо. Тотчас схватившись за кинжал и стремительно оглянувшись, он увидел круглое улыбающееся лицо и васильково-синие глаза Хьюберта Сигрейва, старшего чиновника канцелярии. У Корбетта не лежала душа к Сигрейву из-за его язвительного языка и отвратительной манеры становиться поперек дороги каждому, кто мог бы обойти его на королевской службе. Меньше всего Корбетт ожидал увидеть Сигрейва на Чипсайд-стрит, и тот откровенно наслаждался его удивлением и досадой.

— Господин Корбетт, — прошепелявил он, — до чего же приятно вновь повидаться с вами. Вот уж поводили вы нас за нос. Мы были у вас дома, в «Митре», и все напрасно.

Насмешка звучала в его словах, грязня их, словно дерьмо — чистую воду. Корбетт шутливо-почтительно поклонился в ответ:

— Неужели это вы, господин Сигрейв? Не подумал бы, что у вас есть ноги. Как ни посмотришь, вы либо сидите на табурете, либо стоите на коленях, вылизывая башмаки сильных мира сего!

Жирное лицо Сигрейва побагровело от ярости, и он ткнул пальцем в грудь Хью Корбетта:

— Это вам, господин Корбетт, не помешало бы кое-кому вылизать башмаки! Лорд-канцлеру Барнеллу надоело посылать вам письма, и он очень сердит на вас за то, что вы не являетесь к нему. Поэтому, — ласково произнес он, — лорд-канцлер Барнелл приказал мне привести вас.

— А если я не пойду?

Едва эти слова слетели с его языка, как Корбетт пожалел о них. Кстати, по выражению глаз Сигрейва он понял, что именно такого ответа тот ждал.

— Господин Корбетт, — ответил Сигрейв, — не я поведу вас. Для этого лорд-канцлер прислал других джентльменов, которые стоят у вас за спиной.

Оглянувшись, Корбетт увидел вооруженных людей — караульных королевской стражи, а в отдалении еще одного человека, присматривавшего за лошадьми. Тогда он изо всех сил ухватил Сигрейва за плечо, глядя, как боль стирает с лица собеседника остатки высокомерия.

— Что ж, господин мальчик-на-посылках, если лорд-канцлеру угодно меня видеть, зачем терять время?

Корбетт вскочил на коня, которого ему подвели, и поехал вдоль Чипсайда, где мясные лавки и скотобойни наполняли воздух неизбывной вонью. Потом они свернули налево на Олд-Динс-лейн, потом — на Бойерс-роу, некоторое время ехали на юг по Флит-стрит, мимо Уайтфрайарс, Темпля, Грейз-Инн, богатых деревянных домов законников, прежде чем оказались на подъезде к Вестминстеру с его дворцом и аббатством. Стражники, серьезные, преисполненные важности, препроводили Корбетта и Сигрейва сквозь толпу, через главный зал, справа и слева от которого помещались суды, доставив обоих в тот самый небольшой покой, где Корбетт уже побывал несколько недель назад, когда получил свое последнее поручение.

Барнелл поджидал его, сидя за столом. Однако он еще несколько минут, пока пришедшие почтительно стояли возле двери, продолжал читать какой-то документ, прежде чем со стоном вскочил и бросил его на пол, где уже валялись другие пергаменты. Вновь усевшись, канцлер сложил пальцы щепоткой и задумчиво, даже печально посмотрел на чиновника.

— Господин Корбетт, — медленно проговорил он, — приятно видеть вас снова. Очень мило с вашей стороны, что вы нашли время посетить нас. — Барнелл с силой ударил по столу ладонью. — До чего же глупо и безответственно вы, опытный чиновник, ведете себя, заставляя короля ждать! Что вы возомнили о себе, господин Корбетт?

Корбетт молча смотрел прямо в лицо канцлеру, и тот повернулся к Сигрейву:

— Где вы нашли его?

— В Чипсайде, — с самодовольной усмешкой ответил Сигрейв. — Полагаю, он направлялся в таверну к своей любовнице.

Барнелл повернулся к Корбетту:

— Так?

Подавив ярость, Корбетт пожал плечами.

— Сигрейв не способен говорить правду, милорд, — ответил он. — Даже ради излечения от срамной болезни, коей он, безусловно, страдает!

Барнелл не позволил Сигрейву излить праведный гнев.

— Благодарю вас, господин Сигрейв, — ласково проговорил он. — Вы отлично справились со своей задачей и теперь можете идти.

Сверкнув глазами на Корбетта и не расшаркавшись, обиженный чиновник покинул комнату. Стражники последовали за ним, с трудом скрывая радость от унижения самодовольного господина.

Едва они ушли, Барнелл жестом пригласил Корбетта сесть.

— Садитесь-ка, Корбетт, — пробурчал он. — Судя по тому, что я вижу, вы устали от своих трудов, хотя толку от них никакого. — Корбетт сел и приготовился к буре, однако Барнелл всего лишь подошел к двери и закрыл ее. Потом вернулся, сел на край стола и сверху вниз посмотрел на Корбетта. — Вы, господин чиновник, наверно, полагали, что я возложил на вас ничтожную задачу. Наверно, у вас было искушение спросить и вы недоумевали, почему меня обеспокоила смерть такого ничтожества, как Дюкет. — Он умолк, пристально глядя на что-то над головой Корбетта. — Она обеспокоила меня, потому что обеспокоила нашего короля. Мы говорим тут не о кровной мести и не о случайной драке, а о государственной измене, о преступлении против Короны! — Канцлер покрутил перстень на коротком пальце и опять тяжелым взглядом смерил Корбетта. — Вам прекрасно известно, что закон о государственной измене касается и тех, кто ничего не делает, чтобы предотвратить измену. Итак, вы как раз попадаете в последнюю категорию и знаете, чем это может для вас кончиться!