— Степан! — возгласил Артемий Иванович, увидев их, и на этот раз ни один сидевший рядом генерал не решился шикнуть. — Они там все в ложе! Ваше Высочество, Владимир Александрович, вы-то мне и нужны! Мы же с вами тогда ночью не договорили! Не помните что ли? Ну, мы вам еще все стекла в карете перебили? Не помните?!

Жандарм, наконец, решился обхватить Артемия Ивановича за ноги и сдернуть с барьера.

— Степан, они схватили меня! — заверещал Артемий Иванович, отчаянно брыкаясь. — Сделай же что-нибудь!

— Варенька, простите меня ради Бога, я сейчас вернусь. — Фаберовский торопливо налил себе и барышне шампанского, залпом выпил бокал и бросился вон из ложи.

В это время в салоне и в фойе великокняжеской ложи творилась суматоха.

— Это они, они! — говорил Владимир Александрович брату, нервно сжимая кулаки. — Ты слышал, он кричал Степану Батюшкову, чтобы тот сделал с нами что-нибудь. Кто-нибудь видел, где находился этот Степан? А где Сеньчуков, он его в лицо знает?

— Ваше Высочество, капитан Сеньчуков дежурит у бокового входа из бельэтажа в партер, — доложил Пургольд.

— Живо его сюда! — приказал великий князь. — А вы, Пургольд, велите подать к подъезду сани, мы сейчас же уезжаем. Мы не можем рисковать жизнью наследника-цесаревича. Оболенский, немедленно отправляйтесь к полицмейстеру и велите привести сюда этого арестованного.

— А как же Малечка? — растерянно спросил цесаревич Николай.

— Да черт ли в ней, в твоей Малечке! Привезут ее к нам, как оттанцует. Мы должны сейчас же уехать, пока сообщники не оправились и не бросили в нас бомбу.

— Бомбу?!

— Бомбу, бомбу! — передразнил цесаревича Алексей.

— Вы звали, Ваше Высочество? — явился капитан Сеньчуков.

— Вы узнали этого злодея? — спросил Владимир Александрович.

— Так точно, Ваше Высочество. Это один из двух заговорщиков, которые все время следили за мной.

— Оставайтесь в театре и разыщите его сообщника, вы единственный, кто хорошо знает его в лицо. А как разыщите — убейте без сожаления.

— Сани поданы, — доложил Пургольд.

— Господа, мы все покидаем театр. Пургольд, возьмите узел с револьверами и раздайте их господам офицерам прямо на выходе. Никто не расходится, в нынешних чрезвычайных обстоятельствах мы должны немедленно решить, как нам быть дальше. Что вы так быстро, Оболенский? Как бежал?!

— Ваше Высочество, там, в фойе лежит мертвый жандарм, а злоумышленника нету. Генерал Черевин сказал, что сообщит нам обо всем позже.

Фаберовский слетел вниз и увидел лежавшего в беспамятстве на кушетке в фойе бельэтажа Артемия Ивановича. Рядом стоял красный как рак Черевин и нервно тряс головой.

— Что случилось?! — спросил поляк у генерал.

— Этот ваш только что поднялся снизу, сказал, что жандармского капитана кондрашка хватил, и завалился тут на диван, тварь пьяная. А вы куда его приперли! — Он набросился на двух жандармов, принесших наверх труп своего начальника.

— Да мы смотрим, их благородие в коридоре лежат. — Жандармы положили труп на пол, после чего старший развел руками. — Думаем, надо вам показать как по службе следовает.

— Да сейчас же звонок будет, публика на антракт в буфет повалит! Где Лаппа?!

Полицмейстер театра, которого кто-то успел известить о смерти жандарма, уже спешил по коридору. Из ложи вышел Петр Николаевич Дурново и с интересом стал наблюдать за происходящим.

— Ваше превосходительство, — забормотал полицмейстер, встав перед Черевиным. — Нету у меня здесь, в театре, покойницкой.

— Да хоть на квартиру к себе отнеси!

— Да как же в квартиру-то! У меня жена второй день после прививки не встает! Может, под лестницу, в чулан лучше?

— Да снесите, куда хотите! Только чтобы здесь его не было! Ваше превосходительство, Петр Николаевич, — Черевин повернулся к Дурново, — вы бы прошли в ложу.

— Помилуйте, Петр Александрович, я все-таки директор Департамента полиции! Я же вижу, что тут что-то произошло!

— Да вот, жандарм вывел из зала пьяного, и умер. Всего-то и делов. Эй, господин хороший, — Черевин махнул рукой Фаберовскому. — Позовите какого-нибудь капельдинера и отнесите поскорее это тельце в его ложу.

— Не надо капельдинера, — вдруг сказал Дурново. — Я сам помогу отнести этого господина в ложу.

— Да вы, Петр Николаевич, не сдюжите, размером господин этот не мал, да и бесчувственен.

— Ничего-ничего, я на клипере «Гайдамак» когда служил — и не такое таскал!

— Наслышаны, наслышаны… Вся Сибирская флотилия год снять клипер с мели не могла. «Раз мичману Дурново по пузо, значит человеку по колено!» Ну, хотите — тащите!

— Берите его за шкирку, я ноги от него понесу, — велел Дурново Фаберовскому, недовольно оглядываясь на Черевина.

Они подняли с кушетки Артемия Ивановича и потащили его по лестнице вверх.

— Что вы здесь делаете?! — зло спросил Дурново, отдуваясь, на первой площадке лестнице, и бросил ноги Артемия Ивановича. Фаберовский тоже опустил свою половину груза на пол.

— Следим, как было указано.

— Я же вам велел не следить за ней!

— За кем? — сделал удивленное лицо поляк. — Мы за капитаном с бразильцем следим.

— А-а, — протянул Дурново. — Вижу. А откуда Черевин знает, что г-на Владимирова в ложу надо нести?

— Так у него из кармана билет торчал, — соврал Фаберовский. — Ну, ваше превосходительство, понесли скорее. Сейчас звонок будет.

Они взяли Артемия Ивановича и снова пустились в путь.

— Вы это вот что, — через каждый вдох, выдавливая по слову, сказал Дурново.

— Вы мне переписку бразильца крадите уже, а? Вот, шестого на Водосвятие он в Зимнем будет, а вы ее выкрадите.

Фаберовский с директором Департамента полиции мелкой рысью доскакали до ложи, где сидело семейство кухмистера, и Дурново постучал каблуком в дверь. Открыла им Агриппина Ивановна. Тут раздался звонок, Петр Николаевич бросил ноги Артемия Ивановича и устремился прочь из ложи.

— Что это за сановник был, ваше превосходительство? — спросила Агриппина Ивановна, помогая Фаберовскому уложить Артемия Ивановича на диван в аванложе.

— А! Директор Департамента полиции! — отмахнулся поляк, лупя Артемия Ивановича по щекам.

В зале неправильно интерпретировали звуки, доносившиеся из ложи № 7, неуверенно захлопали и закричали «Браво!» От этих криков Артемий Иванович открыл глаза и попытался раскланяться, не вставая с дивана. Фаберовский не заметил этого и продолжал одаривать Артемия Ивановича по обеим ланитам.

— Что, Василиска, съела? — громко зашептала за портьерой Глафира. — Фальшивый, фальшивый! Да где ты такого жениха сыщешь, чтобы его самый главный полицейский генерал с начальником царской охраны пьяного в императорском театре в ложу приносили!

— Зато я девица честная, а не какая-нибудь рижская…

— Цыц, Василиска, выпорю! — рявкнул кухмистер. — Может, Артемию Ивановичу дать соли нюхнуть?

— Дайте мне лучше ведерко из-под шампанского, — велел Фаберовский.

Он принял из рук кухмистера мельхиоровое ведерко с ледяной водой, вынул оттуда самый большой осклизлый кусок льда и запихнул его Артемию Ивановичу за шиворот.

— Требую отдать мне Бухарскую звезду! — сказал тот, поеживаясь с закрытыми глазами.

Фаберовский поставил рядом с кушеткой ведерко и повернул Артемия Ивановича на бок.

— Держите его за плечи, — велел он кухмистеру, а сам взял Артемия Ивановича за волосы, окунул лицом в ледяную воду и держал так, пока тот не стал пускать пузыри.

— Ты что, Степан, совсем сдурел? — Артемий Иванович вырвался из рук поляка и схватил пустую бутылку за горлышко. — Отойди от меня, псих ненормальный, а то я тебя ударю.

— Ну вот, очухался, — Фаберовский устало сел рядом на кушетку.

— Ах, Артемий Иванович, когда вы шли по проходу, я так боялась, так боялась! — запричитала жена кухмистера, входя в аванложу.

— Чего же вы боялись, пани Агриппина? — спросил поляк, вытирая мокрые руки салфеткой.